В июле он говорил проповедь на тему рядового Евангельского чтения о бесноватом, беснующемся на новолуние. В проповеди он говорил о том, как бесы вселяются в людей, и в настоящее время, как мы знаем, тому множество примеров. К одержимым бесами он причисляет «вообще всех воров, пьяниц и излишне предающихся плотской любви»… «Почему, думаете вы, - продолжал он, - бес ввергал его, бесноватого, в огонь и в воду на новолуние? Это тоже вполне понятно: он делал это с целью оклеветать невинное светило».
Один крестьянин соседнего села Зажоры, Миронов, больной восьмидесятилетний старик, с непоколебимым убеждением передал рассказ об одном колдуне, который долго не мог умереть, так как ему некому было передать своего лихого ремесла, а без этого, согласно народным поверьям, колдун умереть не может. Пришел батюшка, стал его уговаривать: «Нехорошо это, брось». - «Ну, а он говорит, - рассказывал старик, - что же, говорит, ничего, я на свинину перепущу. На свинину перевел и помер. Окорок весь, как есть, почернел. Ну, батюшка велел с ним положить. Потому что, говорит, «зря тоже нельзя, может скотина поесть или птица поклевать. Скотина не виновата, а будет мучиться. Так с ним в гроб окорок и уколотили. На закуску!» - злобно закончил старик.
Не лишено интереса замечание брата Якова, которое охотно цитируется его пациентами, что очень много бесов развелось теперь, «после забастовок». Таким образом, кликушество и бесоодержимость является как бы специфическою реакцией женской половины русской деревни на освободительное, революционное движение.
По мере того, как в Хомутове число бесноватых увеличивалось, а припадки бесоодержимости принимали более резкие проявления, кругом в народе пошли разговоры о колдунах. Вообще, в Хомутове и ближайших деревнях наблюдалось какое-то повышенное тревожное настроение. Важно отметить, что все это имело место не в каком-либо медвежьем углу, а в деревне, расположенной поблизости города и часто посещаемого монастыря, недалеко от Москвы, с которой у населения непрерывная связь: почти все мужчины отправляются на заработки, всюду кругом живут дачники, деревни выписывают газеты; поднимался даже вопрос об открытии местного отдела Лиги образования. Но еще показательней то обстоятельство, что брат Яков, вызвавший вспышку бесоодержимости, проживает в самой Москве.
Василиса Большакова и Клавдия Фадеева оказались страдающими истерией. Василису удалось вылечить при помощи психотерапии. Высказав все, что было у нее на душе, она вздохнула с облегчением. На следующий день она повторила свой рассказ, через несколько дней снова, и было видно, как она становится все спокойнее. Через короткое время она, не утратив ни одного из своих суеверий, перестала бояться святости, икон, причастия, о чем с ней не было сказано ни одного слова.
В противоположность Василисе, отличавшейся всегда хорошим здоровьем и заболевшей лишь под влиянием неудачно сложившихся обстоятельств, Клавдия представляет собой тип глубоко дегенеративный. Она всегда была замкнута, угрюма, недоверчива. Ее было необходимо взять из деревни, поместить в больницу и здесь, изолировав от всех посторонних влияний, постепенно развеять ее страх и недоверие и этим путем подготовить к психотерапевтическому лечению. Но ни сама Клавдия, ни ее родственники на это не согласились, и никакого психотерапевтического лечения к Клавдии применено не было.
В заключение два слова о брате Якове. Перефразируя положение, согласно которому каждый народ имеет такое правительство, до которого он дорос, мы можем сказать, что и в болезнях и скорбях своих он обращается к тем целителям, которые ближе всего стоят к нему по своему духу и развитию. В рассматриваемом нами случае таким целителем становится слабоумный старик. Как низок должен быть культурный уровень людей, которые из такого источника черпают силы для жизни! Некоторое объяснение успеха Якова следует приписать его полному бескорыстию и мягкому, жалостливому обращению. Я, по крайней мере, не видел, чтобы кто-нибудь давал ему деньги, да и вся обстановка, в которой он живет, исключает предположение, чтобы деятельность его была доходна.
Но эти нравственные качества имеют только внешнюю цену. В значительной степени они обусловлены тем, что Яков представляет собою духовно совершенно распавшуюся личность, в которой сильны только те впечатления, которые чаще всего повторялись в его жизни, а он всю свою жизнь ходил по монастырям, присутствовал при церковных службах и общался с нищими и калеками. И теперь, когда он впал в органически обусловленное слабоумие, он сохранил способность только имитировать виденные им служебные обряды, перепутывая и искажая при этом слова молитвы, и произносить слова утешения, которых так много знает православная церковь. Сознательного нравственного подвига, как это может показаться с первого взгляда, в жизни Якова нет. Но посетители Якова не имеют ни времени, ни возможности разобраться в его психологии, да и не нужно им этого. Они идут к нему за нравственною помощью и советом и получают от него и то, и другое, так как слова Якова так неопределенны и неясны, а, с другой стороны, так доброжелательны, что всякий всегда найдет в них то, что ему нужно.
Если бы брат Яков только молился и утешал, то с известной точки зрения деятельность его могла бы быть признана даже полезною, но, к сожалению, этим его деятельность не ограничивается, он еще лечит и поучает. Как сотни лет назад, он винит во всех людских невзгодах и бедствиях дьявола и на борьбу с ним направляет все свои усилия; этим путем он поддерживает и плодит народные суеверия и невежество, а людей, уже надорвавших свои нервные силы, превращает в бесноватых. Отсюда ясно, что бороться с психопатическими эпидемиями, подобными описанной нами, невозможно только полицейским преследованием отдельных лиц. Параноиков, маньяков и слабоумных всегда будет довольно, и на смену одного всегда явится другой или даже несколько новых лиц. Борьба должна быть направлена на те условия, которые делают возможным существование подобного рода явлений, как деятельность брата Якова, и, прежде всего, на широкое просвещение народных масс.
Андрей Ильич Огородников, блаженный, симбирский юродивый
Фрагмент жизнеописания
Двадцать восьмого ноября 1901 г. исполнилось ровно шестьдесят лет со дня кончины (последовавшей 28 ноября 1841 года) Андрея Ильича Огородникова, именуемого в народе «блаженным», симбирского гражданина, бывшего большую часть жизни прихожанином Вознесенского собора, в котором он любил молиться, освящал себя благодатными таинствами Покаяния и Причащения, наконец, напутствован был молитвами в загробную жизнь.
Не гражданские подвиги и не воинские доблести прославили Андрея Ильича Огородникова, а принятый им на себя добровольно с самых юных лет подвиг глубокого смирения и нищеты духовной, подвиг отречения от всех благ жизни и умерщвления плоти, подвиг так называемого юродства, которому он остался неизменно верен до последних дней своей жизни.
Андрей Ильич родился в г. Симбирске 4 июля 1763 года и назван именем в честь Свят. Андрея, архиепископа Критского. Родители его Илья Иванович и Анна Иосифовна Огородниковы были бедные симбирские мещане, проживавшие в подгорной части г. Симбирска, где Андрей Ильич и родился. По отзывам людей, знавших его родителей, они отличались благочестивою жизнью, и особенно мать его, которую прямо называют женщиною «набожною». До смерти родителей Андрей Ильич жил в их доме, под горою, на берегу реки Волги, а затем поступил на попечениe старшего своего брата Фаддея. С 1813 г., когда скончался и брат, Андрей Ильич имел приют у овдовевшей сестры своей Натальи, которая, как передают, единственно для него вышла из симбирской женской обители, куда поступила было, и служила ему чем могла всю свою жизнь при помощи благодетелей. К числу последних благодарная память относит, между
