— Сын Орешницы. Ты её знаешь, наверное...
— А, да, точно. Это который неприкаянный?
— Он самый.
— Почему неприкаянный? — спрашиваю.
— Да что-то не везёт парню, — Тирбиш пожимает плечами. — Ни на одной работе долго не держится. Тугодум, говорят, и бабник. Хотя красивый, конечно.
Я задумываюсь. Наверное, по местным стандартам, и правда красивый. По моим — никакой.
— И то сказать, — продолжает рассуждать Тирбиш. — Четвёртым из шести братьев быть тяжело. Старшие уже в люди вышли, младшие у тебя на шее, а сам — ни то, ни сё.
— О, Лиза, а где эти твои орехи? — перебивает Азамат. — Давай-ка их сюда.
— Вон, на холодильнике лежат. А что из них делают?
— Приправу. Они будут приятным украшением к соусу. Понюхай-ка.
Он давит пальцами один орешек и протягивает мне под нос. Пахнет остро и пряно.
— Они редкие какие-то?
— Не то чтобы редкие, но достать трудно. Веточки тоненькие, ломкие, лезть за ними — себе дороже, разве что мелкого мальчишку загнать. Некоторые птиц приучают эти орехи собирать, потому они и называются птичьи.
Мама возвращается с осмотра местности, когда ужин уже почти готов.
— Ну, я вам скажу, это никуда не годится, — с порога заявляет она, уперев руки в боки. — У тебя, Лиза, может, и нет времени цветочков из соседнего леса принести, ну так хоть бы садовника наняла какого-нибудь!
— Их тут нет, — говорю. — Только фермеры, но они цветы не выращивают. Тут вообще несъедобные растения никто не сажает.
— У-у-ужас кошмарный, — восклицает мама. — Ну ничего. Мы это исправим. Вот завтра и начнём. Азаматик, у тебя тут лопаты есть? А тачка? А шланг?
Азамат выучивает много новых слов.
Грибной день удался на славу. Муданжские грибы — всем грибам грибы, так пахнут, такие крепенькие, сытные, вкуснющие... Да и повара у нас — не промахи. После ужина садимся вокруг очага на берегу — темнота, костерок и море, вопли ночных птиц, стрёкот в траве, ребёнок булькает и дёргает Азамата за косу. Орива начинает что-то напевать, Шатун подхватывает, и скоро мы все, кто во что горазд, тянем позитивную муданжскую песню о том, что звёзды по осени капают в степь, и из брызг рождаются серебряные кони, быстрые, как молния, и спокойные, как долинная река.
Перед сном я выхожу на улицу и ставлю у подножия горы банку сливок.
С утра пораньше, то есть ещё до полудня, мама вздребездается, поднимает младших мужиков и выходит на промысел — замерять участок, определять почву, выравнивать местность. Я наблюдаю всё это с лужайки, где занимаюсь гимнастикой — разгоняю послеродовой жирок. Азамат блаженно взирает на меня с террасы, положив голову на руку и опершись на перила.
— Так держать, Хотон-хон, — присвистывает Шатун, следя взглядом за тем, как я машу ногой. Тирбиш отвешивает ему тычок в рёбра.
Я замечаю под скалой что-то блестящее и постепенно двигаюсь в ту сторону с каждым приседанием. Эцаган ржёт в кулак. Блестящим предметом оказывается давешняя банка. Пустая, чистая, завинченная. Кидаю её Азамату. Он долго рассматривает банку со всех сторон, пока я изображаю горбатый мостик. Наконец упражнения кончаются, и я подхожу к нему.
— Ну как, что-нибудь прояснилось?
— Не очень. Банка то ли вылизана, то ли вымыта, не пойму. Вряд ли демон стал бы её мыть, да и закручивать обратно крышку...
— То есть у нас в лесу живёт какой-то человеческий парень? Который сразу просёк, что сливки — ему.
— Тоже странно, — вздыхает Азамат. — Посмотреть бы на него... Пожалуй, сегодня ночью поставлю камеру.
— Какие-то проблемы? — интересуется Алтонгирел, появляясь на веранде из ниоткуда.
— Да нет, — Азамат пожимает плечами. — Кстати, Лизонька, ты не хочешь на лодочке покататься, пока Алэк спит?
— А он уже опять спит? Ну ты его вчера ухайдокал... Не вопрос, пошли кататься! Заодно откроем сезон... — подмигиваю.
Азамат не сразу, но ухватывает мой намёк.
— А тебе... уже можно? У нас женщины после родов ещё месяца три ни в какую, а то и больше.
— Вашим женщинам только дай повод вытурить мужа из постели! А земная медицина на что? Я в порядке и вполне готова на подвиги.
Азамат на секунду замирает с глуповатым выражением на лице, а потом принимается быстро- быстро собираться.
Долблёная лодка горячая от солнца, весло одно, как у байдарки, и с него сыплются сияющие капельки. Иногда на меня, но это даже приятно. Здесь, внизу ветра нет совсем, но ворс из сосен на склонах гор, колеблется и волнуется. Вода — как будто масло, совсем гладкая, и круги от нас такие плавные, вальяжные, медленно расплываются и глохнут.
Мы молчим, радуясь, что в кои-то веки вырвались ото всех одни, пока ещё тепло, пока можно разомлеть под солнышком прежде чем ухнуть с головой в долгую муданжскую зиму.
Азамат причаливает к песчаному бережку. Я сразу лезу в воду, потому что от песка пышет жаром. Азамат стаскивает одежду и присоединяется ко мне.
— Дай хоть посмотрю на тебя при нормальном свете, — говорю. — А то мажешься ты в темноте, любовью занимаемся в темноте... Ага, гляди-ка, подживает.
Азамат скептически оглядывает себя спереди.
— Ну, да, пожалуй, и правда вот здесь, сверху, получше стало. А шея как? — он задирает голову.
— Хорошая шея. Если не присматриваться, то почти незаметно.
Азамат недоверчиво усмехается, но не возражает.
— Ладно, пошли уже плавать, а то я глупо себя чувствую по колено в воде голый.
— А по мне так в самый раз, — хихикаю и шлёпаю его пониже спины. Он так возмущается, что теряет равновесие, и тут же роняет меня в воду с громким плюханьем. Я хохочу и отбиваюсь, потому что он меня щекочет, а потом затаскивает на глубину и принимается целовать, так жадно, как будто месяц не видел, а не только вчера полночи этим и занимался. Скоро для меня небо и вода сливаются в единый синеватый фон, а каждый вздох отдаётся эхом от скал, смешиваясь с чаячьими криками. Я растворяюсь в воде, а Азамат во мне, и мы расходимся кругами по поверхности, мягко омывая камни и пляж, сцеловывая друг с друга солнечные блики. Круги образуют водоворот, но он стремится не вниз, а вверх, фонтаном- фейерверком заполняет небо, и вот уже мы, рассеянные брызгами, с плеском опускаемся на застеленное морем ложе.
Азамат выныривает и отряхивается по-собачьи, гизик с косы свалился, и непослушные волосы немедленно расползлись по поверхности, как разводы туши. Я лениво лежу на спине, мечтая о том, чтобы потянуться, но даже это лень. Азамат цепляет меня под мышки и принимается гонять вокруг себя, рассматривая моё тело сквозь толщу воды.
— Ты с этой своей гимнастикой теперь ещё стройнее, чем когда мы поженились.
— Неправда, — вяло отвечаю я. — Мне дотуда ещё четыре килограмма...
— Это волосы отросли, — отмахивается Азамат. — Они же у тебя из золота. Кстати, помнишь, ты говорила, что у Алэка глаза могут потемнеть? А когда?
— А кто его знает. Может, через полгода. Может, раньше... А тебе так хочется, чтобы он был
