— Думаю, что да. Могу зайти к нему после того, как сделаю снимок.
— Спроси-ка его, где он был вчера. Не выезжал ли из Лондона.
— Зачем? — Тут до нее дошло. — Ты имеешь в виду Джулиана Листера?
— Возможно, — ответил Магнус.
— Думаешь, он мог стрелять в Листера?
— Нет, маловероятно. Ты могла заметить, когда была здесь, что Листер очень непопулярен в Исландии.
— Есть у тебя какие-то улики?
— Нет. Никаких. Только интуиция; пожалуй, даже это слишком громко сказано. Пожалуйста, не говори об этом никому. Только если выяснится, что наш студент ездил на выходные во Францию, это станет по- своему интересно.
— Еще бы. — Шарон помолчала. — Послушай, если есть какая-то вероятность существования исландского следа, я доложу об этом здесь, у себя.
— Не надо, Шарон. Мы еще не на этой стадии. Если исландцы начнут думать, что британцы считают их террористами, начнется новая тресковая война[12], поверь мне.
— Не знаю.
— Послушай, нет ни улик, ни даже подозрений.
— Но ты хочешь, чтобы я поговорила с Исаком?
— Да.
Наступила пауза, и Магнус услышал, как Шарон тяжело вздохнула.
— Хорошо. Я сообщу тебе, что узнаю. Да, кстати. Оказывается, столичная полиция вложила тридцать миллионов фунтов в какой-то исландский банк.
— Интересно.
Не попрощавшись, Магнус прекратил разговор и въехал на автостоянку полицейского колледжа в Крокхальсе, используемую совместно с компанией по разработке программного обеспечения и магазином спорттоваров. Не успел он заглушить мотор, как телефон зазвонил снова. Это была Вигдис.
— Магнус, можешь вернуться в участок?
— Когда?
— Немедленно. Тебе нужно увидеть здесь кое-что.
Глава двадцать вторая
Магнус, Арни и Вигдис теснились у стола с монитором. Звук был выключен: им не хотелось привлекать ненужное внимание Бальдура.
Шло воспроизведение видеозаписи демонстраций. Эйстурвёллюр, площадь перед парламентом, заполняла толпа возбужденных людей, молодых и старых, мужчин и женщин, кричащих и колотящих в кухонную посуду. Сковородки и кастрюли были ясно видны, как и деревянные ложки, тамбурины, флаги и плакаты. Камера перемещалась от лица к лицу; все они были раскрасневшимися от гнева, раздражения и холода. Некоторые, правда, скрывали свои лица капюшонами и шарфами.
— Смотрите, вот Харпа, — прошептала Вигдис. И точно, Магнус узнал ее, усердно колотящую в кастрюлю. — А вот и Бьёрн.
Рыбак находился в нескольких метрах от Харпы, орал во весь голос и потрясал кулаком. На секунду камера задержалась на его лице. Бьёрн всегда казался Магнусу спокойным и уравновешенным, но сейчас лицо его было искажено неистовством, граничащим с ненавистью.
— Видите, они проходят в метре один от другого, но не узнают друг друга, — заметила Вигдис.
Действительно, Харпа прошла перед Бьёрном, колотя в кастрюлю, и не остановилась подле него.
— Значит, они и вправду познакомились там?
— Подожди, я тебе покажу еще одного знакомого.
Вигдис пустила запись в ускоренном темпе. Толпа надвигалась то быстрее, то медленнее, в полицейских, стоявших в оцеплении, летели метательные снаряды, в ответ шли в ход баллончики с перцовым аэрозолем.
— Арни, это ты? — спросил Магнус.
— Да.
Вигдис остановила запись, и они полюбовались Арни в черном мундире, с решительным лицом, поднимающим заляпанный йогуртом щит.
— Это не было развлечением, — урезонил коллег Магнус.
— Тем более что я знал мальчишку, бросающего скир, — пояснил Арни. — Это младший брат моей давней подружки. Он наверняка узнал меня.
— Начинаем распылять перечный аэрозоль, — прокомментировала Вигдис. — Харпа падает, и смотрите! Бьёрн поднимает ее. Потом они держатся вместе.
Даже при не очень качественном изображении было видно, что Бьёрн произвел на Харпу впечатление.
— Так, это примерно четверть часа спустя. Смотрите. Вот они.
— Ну и с кем на этот раз? — спросил Магнус.
Рядом шли Харпа, Бьёрн и рослый мужчина с косичкой, торчащей из-под широкополой шляпы. Этот новый фигурант обращался сразу ко всем вокруг, смеялся, а затем выкрикивал лозунги. Магнусу он показался знакомым.
— Это Синдри Пальссон.
— Кажется, я где-то слышал о нем.
— В Исландии он известен, — пояснила Вигдис.
— В Исландии все известны.
— Он был ведущим певцом в панк-рок-группе «Девастейшн» в начале восьмидесятых. Потом стал профессиональным бунтарем. Участником всех демонстраций. Анархист. Написал книгу о язвах капитализма. Активно участвовал в протестах против Карахнюкарской плотины, построенной, чтобы обеспечивать гидроэлектроэнергией завод по производству алюминия.
— Я знаю, — поспешил заметить Магнус, хотя это было не совсем так. Он слышал об этом дискуссионном проекте, но совершенно не знал подробностей. И снова должен был признаться себе в плохом знании своей страны.
— Синдри пытался превратить акцию протеста в экстремистское мероприятие, но организаторы воспротивились его подстрекательству и прогнали прочь.
— Состоит на криминальном учете?
— Только в связи с наркотиками.
— Но у вас есть на него досье?
— Есть. Он один из тех, кто пытается превратить любую демонстрацию в революцию, причем в самом ожесточенном ее виде.
— И здесь он сводит дружбу с Харпой и Бьёрном, — задумчиво проговорил Магнус.
Вигдис прокрутила завершающие эпизоды демонстрации. По мере того как сгущались сумерки, качество изображения снижалось. Но эти трое явно держались вместе.
— Потом был пущен слезоточивый газ. Это их последнее изображение, — продолжала комментировать Вигдис. Бьёрн, Харпа и Синдри стояли у статуи Ингольфура Арнарсона. Затем повернулись и пошли по Хверфисгате. Узнать их можно было только по очертаниям фигур, выглядевших действительно весьма своеобразно.
— Минутку, кто этот парень? — спросил Магнус, заметив шедшего следом за ними на небольшом расстоянии молодого человека.
— Не представляю, — ответила Вигдис. — Здесь не видно его лица. Но могу просмотреть другие кадры. Не исключено, что таким образом удастся вычислить его.
— Держу пари, это Исак! — забыв об осторожности, воскликнул Магнус. — Шарон сейчас
