Глава двадцать пятая
Магнус прихватил бутылку пива и включил телевизор. Расследование не шло у него из головы. Он был расстроен. Он знал, что там существуют какие-то связи, но не представлял, где их искать. Поручил Арни просмотреть каждый кадр видеозаписей с январской демонстрации. Ему требовалось найти качественное изображение молодого человека, как будто шедшего за Харпой, Бьёрном и Синдри.
Он и Вигдис просмотрели полицейские досье на нескольких так называемых анархистов, принимавших участие в демонстрациях. Кое-кого из них видели на видеозаписи, хотя они закрывали головы капюшонами, когда бросали плитки, покрывавшие тротуары, в полицейских. Большей частью это были просто-напросто дебоширы, искавшие повод поразвлечься. Кое-кто поступал так, следуя какой-то невразумительной идеологии. Несколько человек были друзьями Синдри.
Требовалось выяснить возможные нити, но Магнус сомневался, что они к чему-то приведут, если только кто-то из них не был в тот вечер с Синдри, Харпой и Бьёрном. Вот это было бы интересно.
Он надеялся, что свидетельница, обнаруженная Шарон, опознает Исака как того курьера в Онслоу- Гарденз. Но Шарон позвонила и сказала, что та уехала в отпуск. Тем не менее она пытается связаться с ней.
Оставалось только ждать. Когда муж свидетельницы свяжется с женой, Пайпер будет нетрудно послать ей электронной почтой снимок Исака.
По какому-то телевизионному каналу шла дискуссия о Джулиане Листере. Врачи заявляли, что у него есть возможность выжить. И все исландцы шлют ему добрые пожелания. Вся страна испытывает чувство вины.
Что верно, то верно: исландцы, в сущности, мирные, отвергающие насилие люди, их ужасает сама мысль о том, что они кажутся не такими. Магнус понимал, почему власти не хотят ни малейшего намека на расследование террористической деятельности. Ведь если он прав и действительно существует некая группа исландцев, составивших список влиятельных людей, намеченных к уничтожению, это будет означать, что на тихом мирном острове пустил корни терроризм.
Его размышления прервал звонок телефона.
— Магнус.
— Привет, Магнус, ты стал исландцем до мозга костей.
— Олли! Как ты там, черт возьми? Я получил вчера твое сообщение. Извини, что не ответил.
— Ничего. Как там земля наших предков? Все еще бурлит?
— Судя по всему, да, хотя вулканического извержения я еще не видел. Но геотермальные ванны и вправду замечательны.
— Как продвигается курс?
— Отлично, — ответил Магнус. — Хотя сейчас я занимаюсь настоящим делом.
— Неужели кто-то плюнул в скир?
— Брось ты.
— Извини. Слушай, знаешь, что вчера был день рождения папы?
— Что? — Магнус поднялся из лежачего положения и сел. — Правда? Да, верно.
И ощутил легкое угрызение совести. Забыл напрочь.
— Да. Ему бы исполнилось шестьдесят. Я не могу представить его шестидесятилетним, а ты?
— Как ни странно, могу, — ответил с улыбкой Магнус. Отец погиб сорокапятилетним. Его светлые волосы начали слегка седеть. Когда он улыбался, морщинки у глаз становились глубже. — Да, могу.
— Я много думал о нем в последнее время.
— Я тоже, — признался Магнус, глубоко вздохнув.
Магнус минут двадцать рассказывал брату о Сиббе и Уннюр. И о реакции деда на то, что отец оставил их мать. А потом о людях из Бьярнархёфна и Храуна, умерших за последние годы: об отце Бенедикта, их прадеде Гуннаре, о самом Бенедикте.
— Господи! — воскликнул Олли. — Так ты думаешь, что дед мог быть причастен к убийству отца?
— Еще не знаю. Уннюр говорит — определенно нет. Мне нужно продолжать поиски.
— Не надо.
— Почему не надо?
— Просто не хочу, чтобы ты занимался этим.
— Но я должен знать! Мы должны знать.
Из телефона не раздавалось ни звука.
— Олли?
— Магнус, — было слышно, что голос брата прерывается, — я прошу тебя. Умоляю тебя. Не вмешивайся в это дело.
— Почему?
— Послушай, Магнус, ты одержим. Когда ты вел расследование в Америке, все было в порядке. Но мне невыносимо думать, что ты снова разгребаешь все это дерьмо в Бьярнархёфне. Это предано забвению, притом не зря.
— Олли?
— Я большую часть жизни, больше двадцати лет, старался забыть это место, и знаешь что? Почти забыл. Так что, насколько это касается меня, пусть оно остается забытым.
— Но, Олли…
— И если что-то выяснишь, не говори мне об этом, ладно?
— Послушай, Олли…
— Пока, Магнус.
Через пять минут телефон зазвонил снова. Звонила Ингилейф, приглашала к себе. Обещала приготовить ужин.
— У тебя все в порядке? — спросила она, когда Магнус приехал. — Что-то стряслось?
— Просто говорил с братом по телефону.
— Что с ним?
— Я рассказал ему о том, что мы выяснили в выходные. О нашем отце. И о деде.
— И что?
— И ему не хочется думать об этом, причем еще в большей степени, чем мне.
Магнус видел, что Ингилейф хотела что-то сказать, но передумала.
— Что такое? — спросил он.
— Извини. Вижу, эта тема для тебя очень болезненна. И для твоего брата тоже. Я смогу с этим жить.
— Отлично.
Ведя беседу, Ингилейф жарила рыбу.
— Сегодня мне сделали предложение, — объявила она, подливая масло на сковородку.
— Какого рода?
— Помнишь Свалу? Из галереи?
— Помню. Ты же сказала, она перебралась в Гамбург.
— Да-да. Скооперировалась там с каким-то немцем. Они продают скандинавские артефакты. Галерея открылась всего два месяца назад, но она думает, что дела пойдут хорошо.
— Даже несмотря на спад?
— Представь себе. И Германия не так пострадала, как Исландия. Деловая активность там растет.
— Везет немцам.
— Да. В общем, она хочет, чтобы я объединилась с ними. В качестве партнера. Она сказала этому немцу, что именно я им нужна для развития бизнеса.
— Хмм… Похоже, это хорошая возможность. А как с галереей здесь?
— Я буду по ней скучать. Но перспективы в Германии должны быть гораздо лучше.
— Ты хоть как-то говоришь по-немецки?
— Немного. Для начала хватит. Если буду жить там, язык выучу быстро.
