Ингилейф улыбнулась. Рубашка Магнуса была уже расстегнута.
— Ты с самого начала планировала увидеться с ним?
— Да.
Магнус ощутил гнев. Он строго наказывал Ингилейф не делать этого.
— Что в этом плохого? — спросила Ингилейф. — Ты должен гордиться мной. Он мне все рассказал.
— Что? Что он рассказал тебе?
Ингилейф села на кровать.
— Все. Как он стрелял в Оскара. И в британского канцлера. Все.
— Он стрелял в канцлера?
— Ну не именно он. Он и его друзья.
Магнус сел рядом с ней на кровать. Хоть он и был зол на Ингилейф, ему очень хотелось узнать, что она выведала.
— Кто его друзья?
— Не знаю. Не спрашивала. Но это группа. Он главный. Они считают, что капитализм насквозь порочен. Могу рассказать тебе все о пороках капитализма. Я слушала о них несколько часов.
Ингилейф закачалась на кровати, едва не упала, потом выпрямилась.
— Я подошла к нему во время митинга на Эйстурвёллюр. Он заговорил со мной. Мы пошли выпить по чашке кофе. Потом он пригласил меня к себе на квартиру. Выпили. Потом еще. Потом еще. И только потом он начал раздевать меня.
— А потом?
Ингилейф хихикнула.
— А потом я пришла к тебе. Синдри был слегка расстроен. Наверное, решил, что я его дурачила.
— Возможно, был прав.
— Слушай! Синдри признал, что они планировали убийства людей, которых считали виновными в креппе. Директора банка. Бывшего британского канцлера казначейства. И других людей.
— Других? Кого? Ты выяснила?
— Ну разумеется, — проговорила Ингилейф заплетающимся языком и хихикнула. — Заставила его сказать. Это некий Ингольфур Арнарсон.
— Кто это такой? Однофамилец открывателя Исландии.
— Не знаю. Советую найти его в телефонном справочнике, а потом позвонить и сказать, чтобы он запирался на все замки. И главное, не забудь арестовать Синдри.
— Я не могу его арестовать, — сказал Магнус.
— Почему? — спросила Ингилейф. — Он признался, разве не так? Я могу выступить в суде, повторить все, что он мне говорил.
— Как доказательство это никуда не годится.
— Как это не годится? Ты просто завидуешь мне.
— Завидую? С какой стати?
— Да, завидуешь. Потому что я за вечер выяснила то, чего ты не смог выяснить за неделю.
— Это чушь! — сказал Магнус. Но его бесило, что в словах Ингилейф была доля правды. Он завидовал. А она использовала незаконные методы: не только нарушила закон, но и обманула его. — Ничто из этого нельзя использовать как доказательство. А если адвокаты прознают о существующей между нами связи, что будет непременно сделано, дело скорее всего сочтут спровоцированным.
Собственно говоря, Магнус не имел представления о том, используется ли в Исландии такая формулировка. Но в Америке это было бы очень серьезной проблемой.
— Как ты можешь на меня сердиться, когда я тебе так помогла? — возмутилась Ингилейф. — Можешь себе представить, как противно разговаривать часами с этим сластолюбивым типом, терпеть его лапанье, но я пошла на это, чтобы помочь тебе?
— Его лапанье? — переспросил Магнус.
— Ага, ты ревнуешь.
— Да, черт возьми, ревную! — воскликнул Магнус. — Я не просил тебя это делать. Не просил соблазнять Синдри.
— Я не соблазняла его в полном смысле слова. И вообще могу разговаривать с кем хочу.
— Разговаривать — да. А все остальное?
— Ты обвиняешь меня в том, что я сплю с другими мужчинами?
— Не знаю, — ответил Магнус. Но этот вопрос не давал ему покоя.
Ингилейф вытаращилась на него.
— Застегни рубашку. Я ухожу.
У Магнуса на миг возникла мысль попросить ее остаться, но лишь на миг. Ингилейф по ее собственным правилам могла приходить и уходить когда захочет. Так тому и быть.
Ингилейф вышла, хлопнув дверью.
Глава тридцать вторая
Харпа почувствовала запах кофе, открыла глаза и заморгала. Голова у нее была тяжелой от сна. Наверху, невысоко над ней, виднелись деревянные балки и крыша. Она лежала в спальном мешке. Рядом с ней валялся пустой спальный мешок.
Но от него шел знакомый запах Бьёрна: мужской пот с едва уловимой ноткой исландской сельди.
Харпа приподнялась на локте и с удовольствием вдохнула аромат кофе.
Она находилась в какой-то хижине. В верхнюю часть видимого ей окошка просачивался серый утренний свет. Слышно было, как внизу кто-то ходит.
— Бьёрн?
— Доброе утро.
Харпа подошла к приставной лестнице. Поняла, что находится на чердаке какой-то хижины. Ее охватил страх, но при виде ободряющей улыбки Бьёрна тут же исчез.
— Спускайся, выпей кофе. Хочешь позавтракать?
Харпа осторожно спустилась по лестнице. На ней были только майка и трусики, но в хижине было тепло. В печке горели дрова.
Голова у Харпы все еще гудела.
— Бьёрн, где мы?
Он быстро поцеловал ее в губы.
— В горной хижине. Я подумал, что нам можно уехать на несколько дней.
Харпа захлопала глазами.
— Знаешь, я совсем не помню, как мы сюда ехали.
— Ты была очень усталой. Заснула в машине.
— Да?
Харпа попыталась разобраться в этом. Она помнила, что Бьёрн приехал к ней в булочную, а потом ничего. Очень странно.
— Где Маркус?
— У твоих родителей. Мы оставили им записку.
— Я не помню этого.
— Ну, я оставил.
Харпа села на стул у стола и отхлебнула кофе. В голове немного прояснилось.
— Бьёрн, где эта хижина?
