И смутным предчувствием сковано тело,Но скреплена дружба, Любови сильней,Кирпичною кровью Мальтийской капеллы,Хладеющей кровью твоей и моей.1934-1937
РОПША. Сонет
Рогожи нив разостланы убого,С лопатами идет рабочий люд,И елями затенена дорога,Как будто здесь покойника везут.Здесь ропшинцем забыт был шалый трудТого Петра, что был нам не от Бога.Как жесткий норд, та слава, та тревога:Азов, Орешек, Нарва и Гангут.Сей – неизменно был доволен малым:Слал крыс под суд, бил зеркала по залам,Из Пруссии войска отвел назад.Нас научил – недаром, может статься! —Сержантов прусских на Руси бояться,И сломан был, как пряничный солдат.1937
ПРИОРАТ
В милой Гатчине плывут туманы.Кровь окон, готической слюдой…Отряхают ивы над водойСеребристые свои сутаны.Режет воды каменною грудьюС лебединой шеей Приорат.Росной капли блещущий каратНа листе оставлен, на безлюдьи.Между коек, облачен, бесшумен,Щуря глаз, как Эрос, взявший лук,Бродит, отдыхающий от рук,Черный кот, как призрачный игумен.В млечном паре розовеют лица,По тарелкам серый суп разлит, –И за подавальщицей следитНеотступный взгляд Императрицы.1936
ДАЧА БАДМАЕВА
Там, где заря стоит в сияньиИ в ореолах крыши все,Выходит каменное зданьеНа Парголовское шоссе.Ловя на окна свет багровый,Ловя фасадом пыль и грязь,Казарма с башенкой дворцовойВ глухие стены уперлась.Я вспоминаю, без улыбки,Кусты малины, лавр, чебрец,Ливадии дворец негибкийИ Александровский дворец.О, стиль второго НиколаяС его бескровной белизной! –Неопалимою сгораяВ лучах заката купиной,Под грубый окрик штукатуровСтал снежным кров – и глаз привыкК казарменной карикатуреНа Кремль, упершийся в тупик.