– Живой! – выдохнул второй. – И отлично! Приказ был – не убивать. Начнем?
– Начнем, во имя Черного!
– Да не упомянуто оно будет к ночи!… Что у тебя?
– Не терпится?… Все, как учил Мудрый. Самое простое решение всегда самое эффективное…
– Не тяни!
– Немного перманганата калия, немного магниевого порошка и серы…
– Ловко. А запалы?
– Разведем тот же перманганат в глицерине.
– Ловко, – повторил первый. – Не наследим?
– Не трусь, – с нескрываемым удовольствием произнес второй. – Комар носа не заточит… Или как там? …
– Не подточит, – неожиданно поправил экспонат.
– Чё он лезет? – спросил первый.
– А, не обращай внимания… – отмахнулся второй. – Это просто говорящая железяка… Короче, выносим… А это собрание морально устаревшего техномусора – в распыл. Что сгорит, то не сгниет! Ха-ха- ха…
Они подхватили смотрителя – под мышки и за ноги – и споро поволокли на свежий воздух – вернее, в сгустившуюся до совсем уж кромешнего мрака туманную ночь…
Глава первая
Сын за отца
Скользкая пучеглазая тварь, отчаянно и бестолково перебирая лапами, более похожими на плавники, выбралась на низкий топкий берег. Жаберные веточки под челюстными дугами судорожно трепыхались, выцеживая из тяжелого, насыщенного испарениями воздуха молекулы драгоценного кислорода… –
Мучительное это занятие – вести трусливое полуводное существо на завоевание суши. Лучше бы «прокрутить картинку» сразу до появления целофизисов и устроить этим умным ловким тварям охоту на соседей по эволюционной лестнице, но бдительный искин такого не допустит. Ведь Дарвинариум – не аттракцион, а серьезная обучающая машина. Влепит в зачетку индекс неуспеваемости, доказывай потом, что ты не земноводное…
Эх, прогуляться бы сейчас на свежем воздухе под кронами трехсотлетних дубов по аллее Научной славы. А то и угнать гиппогриф, аккуратно припаркованный седовласым профессором Хансеном. И вдоволь порезвиться, срезая кончиками крыльев серый пух с подбрюшья облака, подбирающегося к Университетскому городку.
Увы, придется потерпеть. До конца семестра еще две недели, а я обещал деду с бабушкой сдать хвосты. Как ихтиостега… Нет, ну кто, спрашивается, отменил свободу образования?! Ведь еще пятнадцать лет назад – полное раздолье! Хочешь – учись. Не хочешь – оставайся дремучим невеждой… И никаких тебе практикумов по эволюционной биологии! М-да, благословенные были времена…
«Александр, можешь ли ты на минуточку отвлечься?»
«Да, Ирма, пожалуйста», – мысленно возликовав, отозвался я.
Хочу ли я отвлечься? Ещё как!
«С тобой будет говорить Александр. Я сочла необходимым сообщить ему, что ты очень занят, но он настойчив.»
Почему Александр?… Какой еще Александр?! А-а, наверное, Шур… Сколько лет, сколько зим… Вот дуреха эта Ирма, уж для кого-кого, а для Шура я всегда на связи… Только странно, с чего вдруг такая деликатность со стороны господина Наладчика?… Мог бы и напрямую.
«Немедленно соединяй!»
– Привет, тезка!
– Привет!
– Ты сейчас очень занят?
– Наблюдаю за страданиями ископаемого земноводного. Весьма поучительно и настраивает на возвышенный лад…
Чего это меня понесло? От волнения, наверное… Ведь Шур просто так не позвонит…
– Ну-ну, – хмыкнул он. – Догрызаешь, стало быть, орешек знания…
– Орешек знания тверд, – тотчас откликнулся я, – но всё же мы не привыкли отступать, нам раскусить его поможет…
– Погоди, Санек, – перебил Шур. – Есть дело. Серьезное.
Похоже, и впрямь серьезное, если Шур не поддержал нашу любимую игру в цитаты.
– Яволь, херр оберст!
– Будет лучше, если ты немедленно телепортируешься ко мне, – ответил он. – Не через Ирму разговор.
Ого, вот это секретность!
– Лечу!
– Давай…
Сделав ихтиостеге ручкой, – извини, мол, дорогая, попробуем завоевать сушу в следующий раз, – я лениво поднялся и едва не был сбит с ног толпой ввалившихся в сферический зал Дарвинариума студиозусов младшего курса. Нет, ну куда, спрашивается, ломятся эти мальки?! Или они не знают, что у акул сейчас индивидуальные занятия?… Надавать бы им по шеям, да связываться неохота…
По счастью, в коридоре никого из преподавателей не оказалось и я развил приличную скорость, метя прямиком в свободную нуль-кабину. Огляделся, рванул сдвижную дверь. Мимолетно подумав, что, видимо, неспроста какой-то умник позаботился о том, чтобы студенты совершали как можно больше физических усилий. Все двери в Университете открывались только вручную, пользоваться транспортными механоргами на территории кампуса разрешалось лишь очень пожилым преподавателям и сотрудникам Исследовательского центра. Даже телепорт управлялся не голосовой командой, как везде, а через клавиатуру. Ну уж дудки, стану я напрягаться…
Ткнув М-импульсом в кодировочный блок, я почувствовал легкое головокружение, сменившееся тошнотой.
Блин непропеченый, ну почему других не тошнит во время телепортации, а меня просто таки выворачивает? У медикусов один ответ – излишняя масса. А с чего она излишняя, когда во мне ни грана ненужного жира? Ну, кости у меня массивные, так что мне теперь – скелет сменить? А мышц
В паршивом настроении выхожу из «нужника». В Восточном полушарии нынче вечер. В саду сумеречно, тихо и пустынно. Да и в самом доме, похоже, ни души, если не считать своры механоргов, населявших по преимуществу нижние горизонты, и неизбежной в любом древнем жилище мелкой живности. Стараясь ничем не нарушать вечернего покоя, я едва ли не на цыпочках прокрался к веранде.
Разумеется, хозяин был там. Дремал в древнем кресле-качалке. Эхом из отдалившегося детства меня кольнула ревнивая обида. Эта расшатанная скрипучая конструкция некогда принадлежала карапузу Саньке Быстрову, по мере надобности превращаясь то в ложемент звездолета, то в лихого скакуна, то в палубу пляшущей на волнах каравеллы. И вдруг в летний безмятежный вечер качалка стала сама собой – колыбелью старого человека…
Вглядевшись в лицо Шура, я ужаснулся неприятному открытию. Шур и в самом деле старик. Как же я раньше не замечал? Всегда такой моложавый, подтянутый, вылитый капитан Фракас, он казался намного моложе моего деда. А ведь дед Витя не какой-нибудь обрюзгший завсегдатай Виртуала, нафаршированный искусственными органами. И вот на тебе! Припухшие суставы, пятна пигмента на сухой коже, тощую шею распирает острый кадык, голова запрокинута, из распущенного рта на подбородок стекает тягучая слюна.
