– Он меня укусил.
– В следующий раз, когда прикоснешься к посоху, умрешь, – сухо констатировал Койн. – Понял?
Кардинг осторожно приподнял голову, опасаясь, как бы она не рассыпалась на кусочки.
– Прекрасно понял, – заверил он.
– А теперь я хотел бы осмотреть Университет, – продолжал Койн. – Я очень много о нем слышал…
Кардинг с помощью Лузгана неуверенно поднялся на ноги и, опираясь на его руку, послушно затрусил следом за мальчиком.
– Ни в коем случае не трогай его посох, – пробормотал он.
– Я не забуду, гм, что этого не стоит делать, – твердо пообещал Лузган.
– И что ты почувствовал?
– Тебя когда-нибудь кусала гадюка?
– Нет.
– Тогда ты точно поймешь, что я испытал.
– Гм-м?
– Это было совершенно не похоже на укус гадюки.
Следуя за решительно шагающим Койном, они торопливо спустились по лестнице и вошли через развороченную дверь в Главный зал.
Стремясь произвести хорошее впечатление, Лузган забежал вперед.
– Это Главный зал, – сообщил он. Койн обратил на него взгляд своих золотистых глаз, и казначей почувствовал резкую сухость во рту. – Его так называют, потому что, видишь ли, это зал. И он главный. – Он сглотнул. – Это главный зал, – мямлил он, пытаясь помешать ослепительному, как прожектор, взгляду лишить его остатков способности связно изъясняться. – Огромный главный зал, вот почему его называют…
– Кто эти люди? – спросил Койн, указывая посохом.
Собравшиеся в зале волшебники, которые обернулись, чтобы посмотреть, как он входит, попятились от посоха, словно тот был огнеметом.
Лузган проследил за направлением взгляда чудесника. Койн указывал на портреты и скульптурные изображения аркканцлеров прошлых лет, украшающие стены. При бородах и остроконечных шляпах, с декоративными свитками или таинственными символическими деталями астрологического оборудования в руках они смотрели вниз свирепыми взглядами, порожденными большим самомнением, а может, хроническими запорами.
– С этих стен, – сказал Кардинг, – на тебя взирают две сотни величайших волшебников.
– Они мне не нравятся, – заявил Койн, и посох изрыгнул струю октаринового пламени. Аркканцлеры исчезли.
– И окна здесь слишком маленькие…
– Потолок слишком высокий…
– Все слишком старое…
Волшебники, спасаясь от сверкающего и плюющегося огнем посоха, плашмя упали на пол. Лузган натянул на глаза шляпу и закатился под стол: он чувствовал, как вокруг него плавится сама ткань, составляющая Университет. Трещало дерево, стонали камни.
Кто-то постучал его по голове. Он заорал.
– Прекрати! – крикнул Кардинг, перекрывая шум. – И надень шляпу как следует! Прояви хоть немного достоинства!
– Почему же ты тогда сидишь под столом? – брезгливо отозвался Лузган.
– Мы должны ухватиться за эту возможность!
– Что, как за посох?
– Давай за мной!
Лузган вылез из-под стола и попал в ослепительный, ослепительно ужасный новый мир.
Исчезли грубые каменные стены. Исчезли темные, населенные воронами балки. Исчез пол с его узором из черных и белых плиток, от которых рябило в глазах.
Исчезли и небольшие, высоко расположенные окна, покрытые благородным налетом древнего жира. Впервые за всю историю зала в него струился чистый, без примесей, солнечный свет. Волшебники, разинув рты, уставились друг на друга и увидели совсем не то, что, как им всегда казалось, они видят. Беспощадные лучи преобразили богатую золотую вышивку в пыльную позолоту; выставили роскошные ткани как покрытый пятнами и протертый почти до дыр бархат; превратили пышные, окладистые бороды в пожелтевшие от никотина спутанные мочалки; разоблачили великолепные бриллианты как довольно паршивенькие анкские камни. Обновленный свет прощупывал и исследовал все вокруг, отметая в сторону уютные тени.
И, как был вынужден признать Лузган, то, что осталось, не внушало доверия. Он вдруг со всей остротой осознал, что под мантией (драной, сильно застиранной мантией, понял он, испытав при этом дополнительный укол вины; мантией, прогрызенной там, где до нее добрались мыши) на нем все еще надеты домашние шлепанцы.
Зал теперь почти полностью состоял из стекла. Там, где не было стекла, блестел мрамор. Все было таким великолепным, что Лузган почувствовал себя совершенно недостойным этого места.
Он повернулся к Кардингу и увидел, что его собрат-волшебник взирает на Койна восхищенными глазами.
На лицах большинства волшебников застыло такое же выражение. Волшебник, которого не притягивает сила, – не волшебник вовсе, а в посохе скрывалась настоящая сила. Посох зачаровывал их, словно кобр. Кардинг протянул было руку, чтобы дотронуться до плеча мальчишки, но передумал и вместо этого воскликнул:
– Потрясающе. – Повернувшись к собравшимся и воздев руки, он вскричал:
– Братья мои, среди нас находится весьма могущественный волшебник!
Лузган дернул его за мантию и прошипел:
– Он же едва не убил тебя.
Кардинг не обратил на него внимания.
– И я предлагаю… – Он сглотнул. – Я предлагаю избрать его аркканцлером!
Какое-то мгновение в зале стояла тишина, а затем он взорвался аплодисментами и криками несогласия. В задних рядах вспыхнуло несколько ссор. Те из волшебников, что стояли поближе, не проявляли такой готовности возражать. Они видели улыбку на лице Койна. Она была сияющей и холодной, как та улыбка, которую можно разглядеть на лике луны.
В толпе произошло какое-то волнение, и вперед протиснулся пожилой волшебник.
Лузган узнал в нем Овина Хакардли, волшебника седьмого уровня, преподавателя Закона. Тот аж побагровел от гнева – там, где не побелел от ярости. Когда он заговорил, его слова пронизали воздух, словно ножи. Они были суровыми, как нитки, и прямыми, как палки.
– Вы что, с ума сошли? – вопросил он. – Аркканцлером может стать только волшебник восьмого уровня! И он должен быть избран остальными старшими волшебниками на торжественном заседании совета! (Разумеется, под чутким руководством богов.) Это Закон! (Как можно!)
Хакардли изучал Закон магии много лет, а поскольку магия обычно является двусторонним процессом, она оставила на волшебнике свой отпечаток. С виду Хакардли казался хрупким, как сырная палочка, а сухой характер предмета специализации наделил его непостижимой способностью произносить знаки препинания.
Он стоял, трепеща от негодования, и постепенно осознавал, что быстро остается в одиночестве. Он стал центром расширяющегося круга пустого пространства. Этот круг был обрамлен волшебниками, которые внезапно ощутили готовность поклясться, что они никогда в жизни не видели этого человека.
Койн поднял посох.
Хакардли назидательно погрозил ему пальцем.
– Вы меня не испугаете, молодой человек, – резко сказал он. – Может, вы и талантливы, но одного таланта недостаточно. Великий волшебник должен обладать и другими качествами. Способностью к
