прошлое, не застить её взгляд мечтами о несбыточном, не накликать новую беду, а значит, не повторяться более никогда. Невольно она вспомнила Коршуна и скривилась от острого желания, судорогой прошедшегося по низу живота. Такие переживания сейчас были слишком сильны и даже болезненны для неё. Вот кто не стоял на пути, не делал её слабой, понимал и принимал, ибо сам был знаком с тёмным торжествующим чувством, которое дарил запах вражьей крови. Впрочем, и его она покинула, найдя в себе силы дальше продолжать движение в одиночку. И первые же шаги привели к ошибке! Будь проклят красавчик со светлыми волосами, который смотрел с искренним восхищением, но не похотью, разговаривал с ней, как с равной и, в отличие от других - слушал то, что говорит она. 'Страх можно побороть двумя способами, - сказал как-то Такайра, не позволяя отворачиваться и целуя жёсткими требовательными губами, - поддаться и позволить поглотить себя - или побороть. Тебе никогда не справиться со мной, девочка...'. Да, этот человек, похожий на свёрнутую пружину, с движениями скупыми и выверенными, вызывающими безотчетное чувство страха, был прав. Но если Мара дала ему завладеть собой без остатка на долгие пять лет, то позволить подобное Карсу означало крах всех её чаяний, гибель надежды когда- нибудь вернуться домой. И 'борьба' в данном случае подразумевала 'побег'.
К обеду Мара нашла в себе силы подняться. Спустив ноги с кровати, она уставилась на терпеливо сидящего рядом толстяка, который, не обращая на неё никакого внимания, шевелил губами, беззвучно повторяя одни и те же священные псалмы.
- Где мои одежда и оружие? - требовательно спросила она.
И тут толстяк, которого она сочла немым, удивил её.
- Здесь, госпожа, - ответил он, указав на занавесь, за которой стоял деревянный ларь.
Его голос был негромким и хриплым, словно со сна, но Мара прекрасно понимала, что длительное молчание так же иссушает голосовые связки. Она внимательно посмотрела на Кайна. Тот ответил неожиданно насмешливым взглядом, и женщина отвела взгляд. Она не станет любопытствовать! Это не её дело.
- Твой жеребец пасется на лужайке около монастыря, - продолжил толстяк, несколько раз сжав и разжав пальцы. Мара видела, что движения не даются ему полностью - бывшие в плену застывшей после ожога блестящей кожи руки казались огромными птичьими лапами. - После того, как молодой господин покинул нас, расседлав его и напоив, конь никого не подпускает к себе. Но и прочь не уходит.
- Дай мне одежду.
- Что задумала? - тёмные глаза смотрели пристально, но спокойно.
- Мне пора уезжать. И чем быстрее, тем лучше.
- Ты слишком слаба для дороги.
- Это не твое дело, монах!
Толстяк медленно поднялся и всей громадой навис над Марой. Она откинулась назад, опершись ладонями о матрас, встретила его взгляд без страха.
Несколько долгих мгновений он разглядывал её, как невиданную зверушку, как одно из существ с морского дна, что извиваются и копошатся в донной мути, на радость огромным пучеглазым рыбам- хищникам, просеивающим песок нижней, похожей на лопату могильщика, челюстью.
Мужчины по-разному смотрели на нее - постепенно Мара научилась распознавать все значения этих взглядов - от похоти до ненависти, от восхищения до ужаса. Но никогда еще на неё не смотрели так, словно оценивали и взвешивали, держа за шкирку перед порогом вечности. Только приобретенная среди людей Такайры дерзость не позволила ей отвести взгляд от человека, который - Мара была в этом уверена! - несмотря на опасную близость, не собирался бросаться на неё.
Кайн сделал шаг назад, словно невидимая ладонь толкнула его в грудь, пробормотал что-то себе под нос, и быстро вышел.
Мара осторожно поднялась с кровати, держась за стену, дошла до ларя, с трудом откинула крышку, ощущая, как трепыхается бабочка-боль под левой лопаткой, грозя превратиться в коршуна, раздирающего жертву крючковатыми когтями. Ей следовало незамедлительно покинуть монастырь по двум причинам. Первая - она знала, что Карс вернётся за ней, как и обещал - и боялась этого. Вторая - яд, попавший в нее, был слишком силен и чужероден - организм, пусть нечеловечески сильный и выносливый, самостоятельно не мог с ним справиться, а значит, следовало искать капище Таи Талассы и просить совета у Наи-Адды. Подобные места Мара чувствовала, как собаки чуют хозяина, а кошки - дом. До капища в окрестностях Изирима было слишком далеко. Она не могла позволить себе путешествовать по полным опасностей и лихих людей дорогам шагганата в состоянии, в котором сознание могло покинуть её в самый неподходящий момент. Не хотела еще раз ощутить на шее хватку зачарованной рабской цепочки, расстегивающейся только при помощи заклятия, произносимого хозяином, или попасть в мужские объятия без собственного на то желания. Ближайшее капище находилось почти у границы с Киотиссией, в местечке под названием Рыбья Кость. Впрочем, названия Мара не знала, просто чуяла направление и примерное расстояние.
Она оделась. Трудолюбивые монахини выстирали одежду и почистили сапоги, однако оружие не трогали. После того, как Карс полосовал её рану, лезвие кинжала так и осталось в засохших пятнах крови.
Вернувшийся Кайн, несший тарелку с похлебкой и большой ломоть серого хлеба, застал Мару, когда она уже отчистила оба клинка и приторачивала кийт к перевязи. Толстяк поставил еду на стол, встал рядом.
- Мэтресса сделает все, чтобы ты не ушла. Она видит - ты ещё очень слаба и оправишься от яда не скоро. Да и твой спутник обещал награду, если она спасет тебя, а для этого ей надо предоставить тебя в качестве доказательства её умений.
Мара подняла глаза.
- Что предлагаешь?
- Дождёмся темноты. Ночью я выведу тебя из монастыря.
Она усмехнулась.
- И что хочешь получить взамен?
- Место рядом с тобой!
Мара насмешливо изогнула тонкую бровь.
- Я не ищу того, кто согреет долгими ночами, но даже если бы искала...
- Не опускайся до оскорблений! - чуть повысив голос, прервал Кайн. - Я прошу у тебя позволения просто сопровождать тебя... и защищать, если понадобится.
Мара поднялась на ноги. Толстяк был выше на целую голову и она, подойдя вплотную и запрокинув лицо, испытующе уставилась в его глаза в розетках воспалённой кожи век.
- Зачем тебе это?
- Уже давно я наказан Пресветлой за деяния молодости и привык к этому облику, знаю свои слабости и знаю, как их побороть. Обузой в пути я не стану, не беспокойся. А вот тебе помощь понадобится. Сейчас ты не та, что раньше!
- Шат! - неожиданно рявкнула Мара и резко отошла.
Опустилась на постель, задумалась. Потом подняла голову
- Я не ведаю, куда иду, и конца пути не вижу. Как далеко ты готов следовать за мной?
Толстяк сел рядом. Уже знакомым движением сжал и разжал уродливые пальцы.
- Что тебя гонит, Гирами?
Женщина вздрогнула, словно от удара донного ската.
- Почему назвал меня так?
- Твой спутник сообщил имя, - пожал плечами Кайн. - Как ещё я могу называть тебя? Так что?
Мара поморщилась.
- Не стану объяснять. Много причин. И большинство будут тебе не понятны.
Кайн усмехнулся. Гримаса изуродованного лица выглядела устрашающе.
- Укажи хотя бы одну! - спокойно попросил он.
- Месть, - коротко ответила она.
Толстяк, кряхтя, потер колени, тяжело поднялся.
- Я так и думал. Что ж... Путь мести тоже учит. Рано или поздно... Поешь, госпожа моя Гирами, и ложись спать. Я разбужу тебя, когда придет время.