Приволжского военного округа.
А еще через несколько дней по прибытии на Волгу Тухачевский был арестован и доставлен в Москву, в подвал Лубянки. Где сотрудниками органов была проведена серия жестоких допросов для того, чтобы, как писали впоследствии лживые советские историки, добиться каких-то признаний. На самом деле признания его никому не были нужны.
Его вина очевидна: бандитизм, массовые расстрелы жителей нашей страны на протяжении всего пребывания его в рядах Красной армии, а также его бездарность в военном искусстве.
…В аттестации по случаю его производства в офицеры командир учебной роты Александровского училища писал: «Я много наслышан о роде Тухачевских, я считаю что дворяне из этой семьи — достойные России патриоты и верные слуги царя. Но за 2,5 года этих качеств ни на малейшую толику не проявил кадет Тухачевский М.Н. Будучи всегда чистым душой и совестью я, как офицер его Императорского Величества считаю нецелесообразным выпускать офицером из Александровского училища отрока Михаила Николаевича Тухачевского…»
Признаний в подвалах Лубянки никто от Тухачевского не требовал. Зато он сам напрашивался на встречу с руководителями НКВД. Маршалу дали бумагу, ручку и он самым добросовестным образом оболгал себя и… предложил наркому внутренних дел разыграть сцену допроса, во время которой бы он, Тухачевский, рассказал, что будучи в плену в Германии был завербован немецким командованием. А присутствующий при вербовке начальник 6-го управления «Аусланд СД» РСХА оберфюрер СС Хайнц Мария Карл Йост сбросил информацию о вербовке президенту Чехословакии Бенешу. А Бенеш в свою очередь, якобы из дружеских чувств передал эту информацию руководителю СССР Сталину. И таким образом, он был бы разоблачен…
Михаил Николаевич получив от наркома добро кивком головы, красочно все это расписал. Когда его «признания» (правильней, его фантазии) были переданы Сталину, тот, прочитав и зная реальное состояние дел в советско-германских отношениях, о которых Тухачевский даже не мог помыслить, усмехнулся и совершенно безразличным тоном сказал:
— Иногда подлость имеет бескрайние размеры. И она можит визвать озлобленность, а здесь ничего кроме отвращения нэт. Так пусть же эта б… сдохнет, штоби я ее нэ видел, не слышал никогда.
Рассказывают о громком суде над Тухачевским. Ужасаются, что на последнее заседание 6 июня 1937 г. его принесли на носилках, что Ульрих зачитал слова о вынесении смертного приговора и подвел итог жизни великого стратега. Ужасаются, что дальше пошли расправы над его единомышленниками: Уборовичем, Якиром, другими военачальниками.
Все это чушь…
Невзирая на дикость советской юриспруденции и одиозность фигуры Ульриха в судебных процессах, следует прямо заявить: каждый из этих высокопоставленных военных Красной армии получил по заслугам! Ибо были они далеки от истинного военного искусства и благородства чести офицера, понятий стратегии и тактики, развитых со времен Петра Великого в русской армии. Не приближались эти так называемые военачальники — по своим знаниям и опыту — к мышлению и научному обоснованию военного искусства маршала Шапошникова, военных ученых Иссерсона, фортификатора Д. М. Карбышева и многих других достойных исследователей военного искусства в XX ст.
Приговоренные как враги народа к смерти, эти военачальники и в самом деле были врагами: бандитами с большой дороги и палачами нашего народа. А что до клише
После казни бывшего заместителя наркома оброны Сталин сказал Ворошилову:
— Армию вичистить до конца от этих бандитов! Иначе они вичистят нас, и ми не выполним нашу главную задачу. Иды, работай.
Незадолго до войны Вера Александровна встретилась с вождем, как ей тогда казалось, в последний раз. Встреча состоялась вскоре после празднования 60-летия Сталина.
По всем признакам Сталин был не в духе.
— Говорят, товарищ Дави-дова, што ви много себе позволяете в разговоре с руководителями партии. Вот и коллеги по вашему цеху очень недовольны вашим поведением. Ш-то ви на это скажете?
— Товарищ Сталин, мною могут быть многие недовольны. А если вы вообще не будете на меня обращать внимание, мне станет совсем худо, — грустно отпарировала актриса.
— Товарищ Давыдова, не темните, отвечайте на вопрос.
— Тогда скажите, пожалуйста, товарищ Сталин, кто эти коллеги по цеху.
— Ха-ра-шо, — смилостивился вождь и перечислил: — Барсова, Златогорова, Лепешиньская. Што ви на это скажете?
Повзрослевшая Верочка знала что Сталина можно разжалобить слезами, а после посетовать на этих лжеподруг, наговорив на них любую клевету. Но Сталин был настолько зол, что она не рискнула вести игру. И неожиданно для себя, и, скорее всего, для товарища Сталина тоже, на одном дыхании выпалила:
— Товарищ Сталин, извините, вы сделали меня своей любовницей, а ваша бывшая любовница Валерия Барсова, понимая что намного старше меня, стала беситься, что вы ее к себе больше не зовете. Она даже выражает неудовольствие, что всего лишь четырежды получила премию вашего имени, и заявляет что достойна большего. И, запугав более молодых, чем я актрис, — Лепешинскую, Златогорову, Шпиллер — склонила их на свою сторону… А ведь вы и с ними спите, товарищ Сталин.
Вождь растрогался, подошел, взял руками за плечи и с силой усадил ее в кресло.
— Верочка, из всех этих б…, не обижайся, ты самая лучшая. Нет-нет, ты не б…, я действительно правду сказал, ты самая лучшая. Мне с тобой всегда спокойно. И ты ничего не просишь как Барсова, Лепешиньская, и эта за-алотая Дюймовочка. Иди, а-атдохни, я позову тебя.
Позвал он ее… осенью 1944года, находясь на Ближней даче. Настроение у него было хорошее, наши войска выдворили с советской территории немцев, кровопролитная изнуряющая война переходила в завершающую стадию. Почти полтора года назад Сталин участвовал в работе международной конференции в Тегеране. И вот скоро, всего через несколько месяцев, будет проводить конференцию у себя; шла интенсивная подготовка к этому историческому событию.
Сталин, решив немного отдохнуть, вспомнил о своей прежней возлюбленной. Она тотчас приехала, они долго разговаривали, он все угощал ее сладостями, иногда полушутя обнимал, а потом совсем неожиданно сказал:
— Стар я, Верочка, стал. Да и тебя не звал давно. Ну тут вот у меня жи-вет экономка, то пару раз я вспомнил тебя, а позвать не решился. То вот тогда и переспал с ней. А сейчас и она не нужна. И рад, ш-то вижу тебя… Ты, Верочка, нэ держи зла против меня. Я как помру, так эти собаки съедят тебя… Так што я тут подумал: па-аезжай в Грузию. Там што би ни случилось, тебя любить будут. Грузины меня и боятся, и любят. И когда я умру, тебе будет там спокойно. Ты будешь… как бы символ, што была любимой женш- щиной та-ава-рища Сталина. И сейчас тэбе надо подумать о том… Ведь ты вот у нас за-аме-чательная артистка, я помню все твои спектакли, твои партии: Любавы в «Садко» Римского-Корсакова, Марфы в «Хованщине» Мусоргского, Кармен в «Кармен» Бизе, Амнерис в «Аиде» Верди, Аксиньи в «Тихом Доне» Дзержинского, Груни в «Броненосце Потемкине» Чишко, Миловны в «Мать» Желобинско-го… Ты, Вера-ачка, не переживай ш-то на тебя написали доносы эти б…дьц. Они нэ достойны твоего имени ви-ду-щей солистки Большого театра.
За концерно-исполнительскую деятельность Вера Александровна Давыдова удостоена Сталинских премий, награждена двумя орденами.
Но не знала товарищ Давыдова, да и вряд ли когда узнала, что почти такой же разговор у вождя был и с другими близкими женщинами. К примеру, с народной артисткой Советского Союза Валерией Владимировной Барсовой, самой старейшей из актрис-любовниц вождя. Она на 12 лет была старше Верочки Давыдовой.
Барсова Валерия Владимировна (псевд.: наст фам Владимирова) /1(13).6.1892, Астрахань, — 13.12.1967, Сочи/, русская советская артистка оперы (лирико-колоратурное сопрано), нар. артистка СССР (1937). Чл. КПСС с 1940.
