Гельфанд.
В глазах революционеров революция провалилась. Они игнорировали ее результат — первую конституцию в России с гарантированными буржуазными свободами и созданием парламента — Думы.
Чтобы прийти к своей цели, Парвус с удовольствием бы перескочил через фазу либерализма, являющуюся, по учению его наставника Маркса, предпосылкой для дальнейшего этапа общественного развития. Но сейчас было уже поздно. Потому что еще в 1906 году то там, то здесь вспыхивали отдельные забастовки и беспорядки, но для пожара, который бы смог охватить всю страну, этого было недостаточно. Постепенно страсти улеглись.
Ленин не уставал повторять: «Революцию надо делать не с народом, а с профессиональными революционерами!»
Хотя Парвус слушал это без особого удовольствия, потому что это противоречило его теории массовой революции, он все же должен был согласиться, что даже с профессиональными революционерами сейчас нельзя сделать Революцию, потому что все они сидят за решеткой.
Парвус по-прежнему находил себе применение как публицист, автор воззваний, теоретик партийной прессы в Совете и организации движения, а Троцкий — как харизматичный предводитель масс. Позже появилось крылатое выражение, характеризующее роль обоих:
Была ли революция 1905 года сама по себе провалом, или она выглядела так в глазах Парвуса, в любом случае она послужила для него уроком. Для него было важно извлечь из этих событий пользу на тот случай, когда представится такой шанс. В этом смысле 1905 год стал генеральной репетицией великого замысла.
Da capo
Зимой 1906 года Парвус снова как ни в чем ни бывало приехал в Германию, будто бы для того, чтобы продолжить прерванное дело. Но он не поехал в Мюнхен, откуда уезжал, а направился прямо к своему другу Конраду Хенишу. Будучи представителем левого крыла немецких социал-демократов, Хениш издавал дортмундскую рабочую газету. Он с давних пор был таким ярым защитником экстремальных положений Парвуса, что даже получил прозвище «Парвулус».
В декабре 1906 года он получил письмо:
«Дорогой Хениш!
В ближайшие дни я разыщу Вас. Если Вы будете получать письма на имя некого Питера Клайна, то имейте в виду, что это для меня. Конспирация — дело чести!»
Вскоре Парвус появился у Хениша.
В Германии как раз разворачивалась предвыборная борьба — Парвус появился в нужное время, чтобы оказаться в центре этого разноголосия. Ушли в прошлое пылкие споры с партийными лидерами, он вернулся из России героем и снова был благожелательно принят ими. Как и прежде, для него были открыты двери газет «Нойе Цайт», «Форвертс» и других. Кроме того, он мог торговать своими воспоминаниями о событиях 1905–1906 годов (включая тюрьму и побег), издав их как собственную книгу в одном дрезденском издательстве.
Таким образом, революционер мог спокойно отдохнуть на озере Гарда, вместе с Розой Люксембург, и с оптимизмом взглянуть на свое будущее. В германской предвыборной борьбе тема колониальной политики стала основной. Несмотря на то, что внешнеполитические вопросы для социал-демократов были непривычной областью (или, наоборот, благодаря этому), Парвус подумал: здесь нужно вмешаться, и выступил критиком колониальной политики.
В своих передовых статьях Парвус вернулся к излюбленной теории цикличности, исходя из которой развитие мирового рынка ознаменовано конъюнктурными циклами. Он рассматривал колонии под этим аспектом и пришел к выводу, что угрозой военных столкновений были не столько «противоречия капитализма», сколько «сами внешнеполитические конфликты колониальной политики».
Во избежание больших кризисов Парвус пропагандировал единство мирового рынка без барьеров покровительственных пошлин, которые только отделяли колонии и индустриальные державы от всего мира. Особенно он предостерегал правительство Германского рейха от проникновения в Африку и Азию, наживая себе врагов в лице Англии и Японии. Но самой острой критике он подвергал «русский курс» Германии: если Россия вырвется из этого альянса, Англия станет опаснейшим противником для Германии.
Так как данная ситуация ко времени выступлений Парвуса стала уже политической реальностью, он практически изображал из себя оратора оппозиции, критикуя правительство. В качестве «конструктивной альтернативы» этой «политике катастроф, которая не может быть полезной ни капитализму, ни социализму», он требовал всеобщей политики свободной торговли. Социал-Демократии он рекомендовал идти вперед под следующим лозунгом, в принципе соответствующим его внешнеполитической программе: «Демократия, объединение вропы, свободная торговля во всем мире!»
Реакция на это в кругах социал-демократов была скорее прохладной, то, что почти никто в партии не заинтересовался его высказываниями, наводило Парвуса на мысль, что никто их не понимал. Пусть будет так: он опять попросил слова, но для себя самого он все-таки нашел собеседника, с которым мог общаться на одном уровне: внезапно снова появился Троцкий. Свою встречу они отметили совместным путешествием в Швейцарию, куда Троцкий взял и свою жену, Наталью Седову, и продлившимся несколько недель отдыхом в Богемии, в Хиршберге, во время которого Троцкий еще находил время для работы над анализом немецкой социал-демократии по поручению одного русского издательства.
В этом же году в Берлине Парвус лично познакомил Троцкого с авторитетными представителями немецкой социал-демократии — Карлом Каутским, Августом Бебелем и другими немецкими марксистами. Даже Горький, который в числе других принимал участие в партийных съездах в Лондоне и Штутгарте, бывал у них в гостях. Из его более поздних зарисовок следует, что он находил добропорядочный домашний «канареечный» мир вождей немецкой социал-демократии «мелкобуржуазным и мещанским», несмотря на их дружелюбное гостеприимство.
Аналогично думал и Троцкий, но все-таки он отдавал предпочтение личности Карла Каутского, который принимал его в своем доме в Фриденау под Берлином: «…седовласый и очень радушный старый человек с ясными голубыми глазами и любезными манерами…» Русский революционер ценил в Каутском и его «простоту без привычки привлекать внимание к своей персоне, что, как мне стало ясно позже, было результатом его неоспоримого авторитета в то время и внутреннего спокойствия, которое ему давало сознание этого…».
Виктор Адлер тоже приехал в Штутгарт на партийный съезд. Троцкий не без удовольствия напомнил ему о том скептицизме, с которым он в 1905 году отнесся к нему, молодому, уверенному в победе революционеру, отправляющемуся в Россию. Сейчас Адлер был вынужден уступить: «Действительно, вы подошли к временному правительству гораздо ближе, чем я тогда предполагал!»
И Парвусу, и Троцкому было досконально известно, чем они были обязаны своим немецким и австрийским товарищам за их финансовую и практическую поддержку при подготовке их отъезда в Россию в 1905 году, одна только энергичная помощь Адлера с фальшивыми паспортами, париками и масками для революционеров была неоценимой. Но даже это ничего не меняло в том, что они были основательно разочарованы пассивностью партии в обеих странах. Тем не менее они собирались и дальше оставаться в Германии.
Троцкий хотел обосноваться в Берлине. Но еще в конце 1907 года за неимением вида на жительство он был изгнан прусской полицией. Он переехал в Вену и оставался там с женой, которая привезла из России их общего сына, до начала войны 1914 года.
После революции 1905–1906 годов Парвус, Троцкий и Ленин постепенно отдалялись друг от друга.
