социалистами, а также депутатами Думы (…)
(Я) имел возможность подробно побеседовать с доктором Гельфандом, глубоко осведомленным в вопросе русских отношений, который сейчас работает на то, чтобы путем целенаправленной акции в России оказать нам большие услуги (…)
Ошибочно предполагать, что Англия инсценировала революцию, чтобы предотвратить опрометчивое заключение мира царем. Англия, вероятно, хотела установления в России либерального капитализма, наиболее угодного для себя, но она не думала о действительно большой революции и о свержении царизма (…)
Сейчас я полагаю, что по законам исторического развития социальная республика в России очень скоро будет разрушена и через несколько лет уступит место либерализированному правлению. Но сейчас мы не должны принимать это во внимание, а вначале нужно правильно воспользоваться ситуацией. Она для нас как нельзя лучше подходит, так как все национальности в России уже сегодня требуют определенного автономного управления. Волнения происходят среди украинцев, армян, даже сибиряков (…) Др. Гельфанд отправил в Россию ряд доныне находящихся в изгнании социалистических агитаторов, среди которых есть люди, которые вскоре будут играть руководящие роли. Программа этих Революционеров следующая:
1. Вооружение рабочих и вообще народных масс как национальной гвардии.
2. Обвинение дома Романовых и бывшего русского правительства.
3. Проведение для этого особого судебного заседания которое должно быть предано полной гласности чтобы всему миру стали известны все безобразия.
4. Срочный созыв национального собрания.
5. Восьмичасовой день для рабочего класса.
6. Раздача всех сельскохозяйственных царских угодий крестьянам.
7. Аннулирование государственного долга (смертельный удар для Англии и Франции).
8. Проведение мирных переговоров (…).
Наконец, обязательно необходимо наладить контакты и с реакционными элементами в России. Разумеется, очень скоро поднимут головы духовенство и сторонники старого режима (…) Мы должны поддержать и это реакционное движение, но не ради его самого, а для усугубления беспорядков, как мы должны поддерживать вообще любую партию по той же причине. Я думаю, мы сможем найти в Вене и Лемберге подходящих людей (…).
Описанным образом мы сможем ослабить Россию и добиться того результата, который я в начале своего изложения назвал желаемым: предоставить России возможность в течение трех месяцев вариться в собственном соку, после чего она обессилеет или без особого труда падет жертвой нашего наступления; сегодняшнее наступление вызвало бы противоположный эффект. Антанта очень хорошо знает, зачем она распускает по всему миру слух о гинденбургском наступлении на Петроград. Этим она хочет не дать распасться погибающей России…»
В этой оценке, содержащей рекомендацию, чувствуется почерк Парвуса. Во-первых, это нужно для остановки военных действий, что позволяет выполнить, наверное, не одну задачу: избежать патриотического перелома в настроении и увеличить хаос.
Для Парвуса важно, чтобы революция перешла из буржуазно-либеральной в большевистскую фазу, а общая программа закончилась распадом царской Российской империи.
Для него Февральская революция стала продолжением революции 1905 года: тогда, как и теперь, военные поражения и потери играли важную роль для формирования настроения. В своей пропагандистской газете «Ди Глоке» Парвус призывает: «Ваша победа — это наша победа! Демократическая Германия должна протянуть руку демократической России для мира и единодушного сотрудничества в области социального и культурного прогресса…»
Этим он подготавливает к цели классовой борьбы, поставленной им для России, и, как всегда, внушает единение с немецким рабочим классом, чтобы особо выделить интернациональный характер переворота.
В письмах своим партийным друзьям Парвус высказывается более определенно. Когда он раскрывает планы, касающиеся его дальнейших замыслов в России, это напоминает текст приведенного выше послания, в котором посланник из Копенгагена набросал для Берлина план программы революционеров. Это пункты программы самого Парвуса, которые тот выдал посланнику за план революционеров: вооружить пролетариат, поделить крупную земельную собственность, ввести восьмичасовой рабочий день, выдвинуть обвинение против царя, заключить мирный договор и назначить Учредительное собрание. Одним словом — подготовить почву Для захвата Лениным власти.
Когда Парвус в «Глоке» говорил о том, что России сейчас нужен мир, то он имел в виду, очевидно, только внешний мир, на фронте. В действительности его концепция во внутреннем плане предусматривает противоположное: он хочет более резко выделить социальные и национальные проблемы через пропаганду, углубить пропасти и сокрушить оборонную силу армии.
В своей беседе с германским послом в Копенгагене, Который ее записал и почти дословно передал в Берлин зпреля 1917 года, Парвус выразил следующие пожелания Берлину:
«Два-три месяца военной передышки, чтобы положение созрело до анархического состояния, — и затем германское военное наступление, которое нанесет необходимый последний удар Российской империи».
Под «последним ударом» Парвус понимает ряд концентрированных мер. Военное наступление должно начаться «примерно через три месяца» в апогее проснувшейся анархии с южной России «и обезоружить Россию»: «…Сюда относится разоружение русской армии снос укреплений, уничтожение флота и запрет на производство оружия и боеприпасов; одновременно обширная оккупация России. Если это не произойдет, то громадная империя наверняка через некоторое время превратится в новую сильную военную державу, вражда которой по отношению к Германии будет тем опаснее, чем более глубокие раны ей будут сейчас нанесены…»
Пользуясь случаем, Парвус высказывает свое мнение германскому послу, что для мирных переговоров с российским Временным правительством, где бы доминировали революционеры, фактически было бы выгодно, чтобы прежнее трехклассное избирательное право в Пруссии было заменено демократическим всеобщим избирательным правом. Это лишило бы правительство реакционности, что могло бы облегчить мирные переговоры с революционно-буржуазным коалиционным правительством.
Теперь Парвус подходит к тому, чтобы укрепить радикальное крыло внутри Временного правительства и постепенно исключить буржуазное крыло. Не только для того, чтобы закончить революционное состояние, но и чтобы воспрепятствовать умеренным членам пробиться в Совете, коль скоро они были ангажированы для продолжения войны французской и английской поддержкой. В конце концов, Антанта заинтересована в войне до тех пор, пока Германия не будет побеждена, но для этого Парвус не подходит. К тому же США вступили в войну против Германии, и чтобы не дать ей остановиться, они думают (не в последнюю очередь по британскому желанию) направить профсоюзных деятелей с соответствующей агитацией в Петроград.
Временному правительству в его дуалистической форме таких различных элементов не может быть отпущено много времени. Революционерам срочно требуется личность решительного вождя, чтобы захватить инициативу и раз и навсегда решить распределение сил и поддержку населения в пользу радикального крыла. Должен приехать Ленин.
Тем временем Ленин сам, наэлектризованный событиями в Петрограде, предпринимает усердные попытки как-нибудь попасть в Россию. Особенно его нервирует возвращение умеренного товарища Мартова из Сибири в Петроград. Из своего теперешнего места жительства в цюрихском Шпигельгассе Ленин пишет своему оставшемуся в Берне другу, Вячеславу Карпинскому, чтобы тот все же помог ему достать вместе с его документами проездные документы для Франции и Англии. Через страны Антанты ему было бы легче попасть в Россию (несмотря на войну подводных лодок), чем через вражескую Германию. Сам же он пока должен скрываться — «лучше всего в горах, а я беру расходы за это на себя» — до тех пор, пока Ленин дал
