Гости вели общий разговор, и оба старика сидели в стороне.
— Ах, дорогой друг, беспокоит меня очень мой Саша, мы с женой ночей недосыпаем, все думая, что с ним делать.
— Что же он? — спросил генерал.
Он знал и любил мальчика, и с ним одним Саша не дичился, от него одного не убегал при встрече.
— Обязанность моя, как отца, великая обязанность приготовить для отечества в сыне верного и полезного слугу, как завещал нам великий Петр.
— Это хорошо, я не вижу, однако, о чем беспокоиться… Насколько я его знаю, Саша ни зол, ни ленив и, кажется, не имеет дурных наклонностей…
— Этого, конечно, нет, нечего и Бога гневить, но я должен переделать его натуру, а этого мне не удается… Вот что сильно беспокоит меня…
— Но зачем же переделывать, если мальчик хорош и так? — недоумевал Ганнибал.
— Ах, ты не все знаешь о нем… Он, нечего и говорить, мальчик добрый, послушный и не только не ленив, а даже чересчур прилежен…
— В этом я не вижу еще беды.
— Но он слабого сложения, — продолжал Василий Иванович, — и я ежеминутно опасаюсь за его здоровье и даже за самую жизнь… Он совсем не бережет себя и, несмотря ни на какую погоду, бегает по полям и лесам, купается даже в заморозки.
— Ого, из него, в таком случае, выйдет прекрасный солдат! — воскликнул генерал.
— Вот этого-то я и не хочу…
— Что так?
— Говорю я тебе, что его слабое сложение служит непреодолимым препятствием для военной карьеры, о которой он только и бредит.
— Бредит, говоришь… Это хорошо…
— Для тебя, может быть, и хорошо, — сердито сказал Василий Иванович, — но ты забываешь, что Саша у меня один сын… Поговори еще и с Авдотьей Федосьевной, столкуйся с ней…
— Коли это призванье мальчика, так препятствовать нельзя, это ты сам хорошо понимаешь, поймет и она, как мать, любящая своего сына.
— Толкуй, толкуй… Призванье… Задам я ему это призванье…
— Погоди, вот он вернется, я пройду к нему, поговорю с ним и скажу тебе, что я думаю.
На этом разговор был покончен, и хозяин дома и его друг вмешались в общий разговор.
Часа два спустя молодой Суворов вернулся, о чем было доложено Василию Ивановичу, а последний сообщил это известие генералу Ганнибалу. Тот, верный своему обещанию, поднялся наверх и застал мальчика снова лежащим на полу и углубленным в книгу и карты. Он не слыхал, как вошел нежданный гость.
— Здравствуй, Саша! — сказал генерал после некоторого молчания.
Мальчик, узнав знакомый голос, поспешно вскочил на ноги и смущенный стоял перед Авраамом Петровичем.
— Разве так здороваются со старыми приятелями! — шутливо сказал генерал.
Саша подошел к гостю и поцеловал, по тогдашнему обычаю, у него руку
— Вот так, голубчик. Ну, что ты, как поживаешь, как твое здоровье?
— Слава богу…
— Как же твой папенька говорит, что ты слабого здоровья, — продолжал он, оглядывая мальчика с головы до ног, — худенек, правда, да не в толщине здоровье…
У мальчика заблестели глаза, за минуту смущенное лицо его озарилось улыбкой.
— Не правда ли, я тоже говорю, а папенька с маменькой только и твердят, что я слабого сложения… Затем-то папенька и хочет отдать меня в штатскую службу
— Это не беда… И в гражданской службе можно быть полезным отечеству.
— Быть может, но эта служба не по мне… Облако печали снова опустилось на его лицо.
— А ты, небось, хочешь быть солдатом?..
— Хочу, очень хочу…
— Ишь как глазенки разгорелись, — взял генерал Ганнибал за подбородок мальчика. — Посмотрим, посмотрим… А теперь покажи-ка, чем ты занимаешься. Что это у тебя за книги да бумаги?
Мальчик стал показывать и объяснять. Старик был изумлен.
— Да неужели, брат, ты все это читал?
— Все и даже по несколько раз.
— Полно, так ли?
— Спросите…
Авраам Петрович взял наудачу одну книгу. Книга оказалась «Жизнь великих людей» Плутарха. Старик стал экзаменовать мальчика. Последний отвечал, не запинаясь на все вопросы генерала.
— Молодец, брат, молодец, — сказал последний, — в твои лета дворянчики у нас еще за букварями сидят и то не осилят, а ты любого старого служаку за пояс заткнешь. Молодец, говорю, молодец… И не скучно тебе корпеть за книгами?
— Напротив, я готов сидеть над ними, не отрываясь, целые дни.
— А это кто же тебе чертил карты?.. Атаку крепости, сражение при Рокруа, Полтавскую битву…
— Это чертил я сам.
— Ну?
— Ей-богу…
— Верю, верю… — Генерал Ганнибал обнял ребенка и поцеловал его в лоб. — Если бы, — сказал он, — и наш великий Петр Алексеевич, упокой его душу в селениях праведных, — старик истово перекрестился, — увидел твои работы, то, по своему обычаю, такой же, как и я теперь, поцеловал бы тебя в лоб… Учись, учись, из тебя прок будет…
— Но папенька запрещает мне всем этим заниматься, маменька тоже… Они не хотят, чтобы я был военным, — сквозь слезы проговорил Саша.
— Ничего, с папенькою да с маменькою мы как-нибудь поладим… Положись на меня…
Мальчик весь засиял. Стремительно бросился он на шею к генералу Ганнибалу, стал целовать его руки.
— Как вы добры! Я всю жизнь буду вам благодарен, если вы уговорите папеньку с маменькой и они пустят меня в солдаты!
В это время в комнату вошел Степан с вычищенным и заглаженным после прогулки барчука платьем и чистым бельем. Мальчик бросился на шею старика.
— Что случилось? — изумленно спросил старик, все еще сердитый на своего питомца за недавнюю провинность.
— Радость, Степан, радость… Но не теперь, после узнаешь… А теперь давай одеваться, я сделаю для тебя удовольствие и принаряжусь хорошенько…
Авраам Петрович с любовью посмотрел еще раз на бойкого мальчика и вышел, промолвив на прощанье:
— До свиданья, Саша, я жду тебя внизу…
— Хорошо, хорошо…
— Так теперь пойдете в гостиную? — спросил обрадованный Степан.
— Пойду, пойду…
— И не убежите?..
— Нет, теперь не убегу.
Мальчик так спешил одеваться, что старый дядька не успевал прислуживать.
— Тише, тише, ишь заторопился, видно, генерал-то вам задал добрую гонку…
— А вот и ошибся, он похвалил меня.
— Похвалил! Ну, кажись бы не за что… Новый кафтан разорвали, хорошо еще, что по шву… Все
