— На чем же?
— На наблюдении и на знании людей.
— Что же вы заметили?
— Очень мало, но совершенно достаточно для того, чтобы убедиться, что князь влюблен.
— Вы думаете. Но я не заметила ничего такого в их отношениях, ни со стороны брата, ни со стороны Barbe, — заметила княжна.
— Со стороны последней вы и заметить ничего не можете. Ее сердце не тронуто, но предложение она примет.
— Это как же?
— Да так. Она воспитана в мысли сделать хорошую партию, а князь блестящая.
— Но со стороны брата? Я как-то даже имела с ним разговор.
Княжна Александра Яковлевна передала Сигизмунду Нарцисовичу, что говорил ее брат о нравящемся ему в княжне Варваре «капризном своеволии».
— Еще нашлось подтверждение моего мнения, — сказал последний, — сперва нравится каприз, а потом и сам ребенок; что же касается благодарности судьбе за то, что она вычеркнула его из списка «мужей», то эта красивая фраза, поверьте, сказана без убеждения.
— Вы думаете? — повторила княжна, видимо, лишь для того, чтобы что-нибудь сказать, так как сказать то, что было в ее мыслях, она не хотела.
— Думаю.
Снова наступило молчание. Княжна первая прервала его, хотя было видно, что ей стоит это немало.
— Брат снова проектирует на эту весну и лето совместную жизнь в Баратове как прошлый год.
— А-а!.. — протянул Кржижановский.
— Удобно ли это? Не следует ли мне отклонить.
— Зачем?
— Но если… как вы говорите… серьезно, — с расстановкой сказала княжна.
— Что серьезно? — продолжал безжалостно допрашивать свою жертву Сигизмунд Нарцисович.
— Да это увлечение брата.
— Но что же из того, если и серьезно? Княжна Прозоровская совершенно подходящая партия князю Баратову. Она такого древнего рода, а если у нее нет большого состояния, так князю Владимиру этого и не нужно.
— Это все так, но я… не о том, — совершенно запуталась Александра Яковлевна.
— О чем же?
— Но брат больной человек. Женитьба может окончательно подорвать его здоровье. Ведь вы сами говорили.
— Князь взрослый человек. Он сам должен сообразить все это. Мы ему не гувернеры и не указчики.
— Но все же совет. Принять меры.
— Советов в этих делах не слушают. Меры же, какие же меры могли бы вы принять против этого. Выразить свое нежелание провести лето по-прошлогоднему будет странно, необъяснимо.
— Увезти его за границу, — ухватилась княжна.
— Он не поедет. Да о чем речь, княжна? Разве вы так на самом деле не хотите, чтобы князь женился?
— Но ведь вы сами напугали меня перспективой…
— Молодой вдовы с сыном? — невозмутимо продолжал Кржижановский, в упор, глядя на княжну Александру Яковлевну
Последняя сперва вспыхнула, потом побледнела под этим взглядом.
— А что касается до вожделенного здравия князя Владимира, о котором вы так, по-видимому, беспокоитесь… — В голосе его прозвучала довольно заметная ирония, и он снова посмотрел на княжну.
Она потупила глаза и молчала.
— На этот счет я могу успокоить вас. Я, быть может, и весьма вероятно, ошибаюсь. Очень часто такие, с виду хилые, люди переживают здоровяков. Женатая жизнь, как более регулярная, может даже благодетельно подействовать на его здоровье, и он доживет до почтенной старости, в любви и согласии со своей своевольно-капризной княгинюшкой.
Сигизмунд Нарцисович замолчал и снова уставился глазами на Александру Яковлевну, желая, видимо, знать, какое впечатление произвело на нее все сказанное им.
Впечатление это превзошло его ожидания. Княжна сидела перед ним, вся красная от волнения, глаза ее метали искры, руки уже положительно рвали оборку платья.
— Нет. Я этого не хочу. Этого не должно быть. Этот брак не должен состояться. Пусть лучше он умрет. Я этого не хочу.
— Не хочу. Этого мало сказать: не хочу. Я, быть может, тоже этого не хочу.
— Вы?
— Да, я.
— Почему?
— Если вы мне скажете причину, почему не хотите вы, то я скажу вам мою.
— Причина… причина… — растерянно произнесла княжна.
Она, видимо, хотела ее придумать, но это было довольно трудно.
— Не трудитесь подыскивать, княжна. Я ее знаю.
— Вы знаете? Княжна побледнела.
— Да, знаю. Вы единственная наследница.
Он не спускал с нее глаз. Она сразу поняла, что этот человек читает в ее сердце и мыслях.
— Пусть так. Вы угадали, — сдавленным шепотом произнесла она. — А ваша причина?
— Я люблю княжну Варвару.
— Вы?
— Да, я… И не хочу, чтобы она выходила замуж за человека, который не поделится со мной правами на нее.
Несмотря на свое волнение, княжна густо покраснела от этой циничной фразы.
— Князь окружит ее роскошью и негой. Она будет счастлива, и я буду забыт. Она не должна быть счастлива. Она должна за счастьем прийти ко мне.
Кржижановский не говорил, но, скорее, думал вслух.
— Так, значит, вы мне поможете? — сказала княжна, когда он кончил свои думы.
— В чем?
— В том, чтобы расстроить этот брак.
— Послушайте, княжна, — вдруг переменил тон и совершенно серьезно заговорил Сигизмунд Нарцисович, — мы столько времени морочили друг друга, что пора и кончать. Если вы на самом деле твердо желаете, чтобы этот брак не состоялся, как желаю и я, то будем действовать.
— Да… да… — заторопилась согласиться княжна. — То есть, лучше сказать, буду действовать я, но помните, что вы мне сказали: «Пусть он лучше умрет».
— Что вы этим хотите сказать? — побледнела Александра Яковлевна.
— Ничего особенного. Предпринимая известное дело, я должен иметь в распоряжении все средства. Это будет последнее. Я вам сказал это лишь к сведению. Вы не должны этого и знать и во всем этом деле не будете играть никакой роли. Я беру все на себя. Согласны?
Княжна молчала, низко опустив голову.
— Или, быть может, вам больше улыбается перспектива нянчить будущих детей вашего брата, наследников его громадного состояния?
— Хорошо… я согласна… — как-то особенно быстро сказала княжна.
— Вашу руку.
Она подала ее. Ее рука была холодна как лед. Приговор князю Владимиру Яковлевичу Баратову был
