вдов и имел уже взрослую дочь. Поэтому ей никак не приходило в голову, чтобы он мог предложить ей выйти за него замуж; ей просто нравилось говорить с хорошим человеком, посоветоваться с ним.
Собралась Пелагея Прохоровна совсем, распростилась с хозяйкой и пошла к Егору Максимычу.
- Куда это? - спросил тот, точно в испуге.
- Искать доброе место - где лучше!
- Здесь, в городе?
- Нет. Дядя с собой зовет.
- Напрасно, Пелагея Прохоровна… А я на тебя надеялся…
- Хуже этой барыни уж едва ли я еще, кого найду… Уж теперь я в кухарках не буду жить.
- Ну, это еще вилами писано!.. А я на тебя крепко полагался…
- Что так?
- Да так… Думаю, баба молодая, красивая… работящая… А я вдов.
- Ну?!
- Неужели ты не догадываешься?
Пелагея Прохоровна захохотала и сказала:
- Полно-ко, Егор Максимыч! Ровня ли я тебе: мне двадцатый год, а тебе сорок четвертый…
- Только тридцать восемь… Подумай, Пелагея…
- Покорно благодарю.
- Напрасно ты идешь! Обманет тебя дядя, - помяни меня!
Пелагея Прохоровна ушла. Дорогой сперва предложение дворника смешило ее, но потом ей сделалось стыдно: 'И как это я не замечала, что он лебезит около меня для того, чтобы опутать меня. Поди, там все про меня говорят нехорошо… А я, дура, говорила ему обо всем, думала, что он хороший человек. А он - на, поди! Женишок!.. Уж если идти замуж, так за молодого, а то… И выдумал же ведь, что я пойду за него: ты- де бедная, а у меня деньги есть…'.
Через день после этого они отправились с Григорьем и Панфилом в дорогу.
Дорогой они больше молчали, потому что о прошедшем говорить не стоило, а в будущем неизвестно что будет. Все, каждый порознь, надеялись, что где-нибудь да найдут они хорошее место. Теперь у каждого из них более прежнего было привязанности друг к другу и ко всем вообще, потому что прежде они жили порознь, каждый приобретал средства сам собой, а теперь идут они все вместе, и бог знает, кому из них будет лучше? Но никто так не нравился Пелагее Прохоровне, как Короваев. Ей нравился его высокий рост, его широкие мерные шаги, его лицо и глаза, с любовью смотрящие на нее в то время, когда он оборачивается, но не нравилось ей то, что он ничего не говорит с ней, а если и говорит, то при дяде… И хочется ей самой сказать ему, что за нее сватался дворник, ждет она удобную минуту, но когда дядя и братья отойдут далеко, ей сделается неловко: 'Ну, хорошо ли говорить ему об этом? Стыд! Еще подумает бог знает что'. А если и взглянет на нее Короваев, встретятся их взгляды, - сердце Пелагеи Прохоровны точно ожжет что.
III КОРОВАЕВ ОТДЕЛЯЕТСЯ ОТ ГОРЮНОВЫХ
- А скверно, что мы не спросили, где лучше остановиться, - сказал Короваев, когда он и его сотоварищи свернули с большой дороги на проселочную, идущую между мелким кустарником березника.
- Э! Мы не богачи какие!.. Обглядимся, тогда и устроимся, - сказал Горюнов.
Мало-помалу стали редеть и кустарники. Наконец путников охватил резкий сильный ветер с левой стороны, и перед ними открылась широкая равнина. Это ровное место походило не на поле, а скорее на озеро, потому что справа и слева виднелись небольшие возвышенности, частию покрытые кустарником, а в середине равнины виднелась вода; в одном Месте даже рос тощий мелкий кустарник, и от него до какого-то места стояли столбы. Но не это заняло путников. Налево от дороги строилось много барок; там и сям пилили доски, обтесывали бревна; народ копошился, и воздух оглашался стуком топоров, шарканьем пил, дружными возгласами нескольких голосов враз: 'Дернем, подернем…' Наши путники не сводили глаз с рабочих и, наконец, подошли к одной кучке.
- Бог на помочь! - сказал Горюнов.
Рабочие посмотрели на пришедших, не переставая работать, и ничего не оказали.
- Почем робите?
- По шести рублев в месяц…
- Маловато.
- И это слава богу. А вы не здешние, што ли?
- Как не здешние? Любопытно стало - вот и спросили.
- Есть тут чего любопытного!
И путники пошли.
- А эта работа нам не с руки… У нас тоже строят барки, да только от них много не поживишься! - проговорил Короваев.
- Я помекаю: нельзя ли мне тут какую выгоду приобрести, - сказал в раздумье Горюнов.
Мало-помалу перед ними вырастало село, расположенное частию на низком, частию на холмистом месте; но виднелись только крыши и колокольни двух церквей, остальное же закрывалось рядом множества высоких столбов с перекладинами, насосов, варниц и высоких, в три яруса, амбаров.
Наши путники подошли как раз к промыслам, находящимся на берегу реки Дуги. По самому берегу, на невысоких, убитых деревом со сваями набережных стоят огромные соляные амбары; на воде стоят затянутые льдом два парохода, несколько судов и готовых уже барок или барок строящихся; между амбарами и набережными везде едут или с дровами, или с порожними дровнями. Далее, внутрь от амбаров, идут длинные лестницы к варницам; между ними стоят насосы, а расстояния между лестницами и насосами заняты дровами, бревнами, досками, кирпичом. Здесь рабочих почти не видать; но зато здесь пахнет серой, и, несмотря на холод, кое-где с насосов и крыш сочится рассол и сосульками отваливается на сырой снег.
Походили путники по варницам, высмотрели все, что им дозволили посмотреть, и, между прочим, узнали, что и здесь рабочие перебиваются кое-как, и здесь плата за труд небольшая, и поэтому редкий рабочий не находится в долгу у тех, которые нанимают его работать.
- Везде, верно, одно, - сказал Короваев.
- Посмотрим. Земля-то не клином сошлась, - заметил Горюнов.
- Коли у тебя денег много - можно весь свет, пожалуй, обойти.
- И не ходи! - сказал Горюнов, обернувшись к Короваеву'
Прошли они церковь; недалеко от церкви увидали постоялый дом. На постоялом никого теперь не было, и хозяйка очень обрадовалась, что к ней пришло много гостей.
- Ну, что ты с нас возьмешь за постой? - начал Горюнов.
- А долго вы проживете?
- Не всё же мы у тебя будем жить… Мы надолго пришли сюда, своим домком надо будет заводиться.
- Что ж, дело хорошее. Прежде у нас все свои робили на промыслах, а после воли столько наехало заводских, что беда! Есть даже и такие, кои и дома себе настроили.
- Ишь ты!
- Ей-богу! Только народ - собака, нашим промысловым не уступит: наш-то еще думает, как бы ему мешок с солью утащить, а тот уж этот мешок утащил. Право!
- И всем дело есть?
- Теперь помене стало, потому с волей господа крепко прижались: где бы нужно все варницы пустить, а они только четверть. Оттого и соли помене, и рабочим мало дают. Теперь-то мало работы; а то весной и бабам много работы.
