- Я бы на вашем месте давно ему дверь показала.
- Что такое? - строго спросила Анна Петровна.
- То, что он мазурик.
Анна Петровна подошла к Надежде и ударила ее по щеке ладонью.
- Мамаша, - проговорила Вера, встав и подойдя к матери, которая собиралась влепить Надежде другую оплеуху.
- Ах ты, негодная!.. Человек платит нам деньги, сватается за вас… А она… Что, мне долго еще кормить-то вас? - проговорила запальчиво Анна Петровна, ежеминутно мигая.
- Я сама себе заработываю хлеб, - начала Надежда.
- Молчать!.. Сука!..
Надежда заплакала; Анна Петровна присела на стул, подперла левую щеку рукой и стала ворчать. Это ворчание заключалось в том, что у нее дочери хотя и дворянки, но девицы очень неблагодарные, грубые, как мужички. Иные давно бы уже успели завлечь такого жениха, как Петр Иваныч, и выйти за него замуж, а они заставляют Петра Иваныча ждать, тянут время, говорят про него бог знает какие вещи, чего в старые годы и думать даже было непозволительно. Пока она ворчала вполголоса, дочери молчали, точно она говорила не им и не об них, точно все это им было уже несколько раз говорено. Надежда не плакала, но по лицу ее заметно было, что она, если бы было можно, вскочила бы и убежала; Вера шила по-прежнему, и по глазам ее заметно было, что она что-то соображала.
В кухню вошел молодой человек с темно-русыми волосами, с маленькими усами, с лицом, изобличавшим в нем чахоточного человека. На нем надет был красный кашемировый халат.
- Потрудитесь поставить самовар, - сказал он Анне Петровне.
Та приказала Пелагее Прохоровне поставить самовар и вежливо спросила молодого человека:
- Вы, я слышала, съезжаете?
- А! уже это довели до вашего сведения… Да, мне казенная квартира вышла по жребию.
- А! Жаль! Человек вы хороший!
- Благодарю за комплимент. Мне и самому не хотелось съезжать по некоторым причинам… - Он кашлянул в кулак и взглянул на Надежду Александровну, щеки которой покраснели.
- Кухарку изволили нанять? - спросил молодой человек, которому, как видно, хотелось посидеть в кухне.
- Да, как видите. А ты еще здесь? - обратилась вдруг хозяйка к мальчику, точно этот мальчик до сих пор не существовал в кухне.
- Куда ж я пойду без паспорта? - проговорил мальчик резко-охриплым голосом, который изобличал в нем девятнадцатилетнего мальчугана, а не десятилетнего.
- Слышите, как отвечает? - сказала Анна Петровна жильцу с удивлением.
- Сс! Да, он немного груб.
- Нет, он постоянно груб. Я бы его ни одной минуты не держала у себя, да надо кухарку познакомить с господами; ведь она не знает, куда нужно носить кушанье.
- Так, так, - заметил чиновник.
Чиновнику говорить было не о чем. Он было вынул из бокового кармана папиросницу, но только повертел ее в руках. Анна Петровна учила кухарку, как ставить самовар. Надежда нагнулась еще ниже к работе и точно боялась поднять голову; Вера несколько раз поправляла ладонями свои волосы и важно взглядывала на чиновника.
- Ну… я пойду. До свидания! - сказал вдруг чиновник и ушел. Через пять минут он в своей комнате настроивал скрипку.
Когда он ушел, Вера Александровна вдруг захохотала.
- Вот образованность! - проговорила она сквозь смех. - Ты, Надя, заметила, что он пришел в туфлях и на правой ноге у него туфля разодравши?
- Очень нужно мне замечать! - сказала та сердито.
- Ах ты, наказанье! Опять запилил! - проговорила отчаянно Анна Петровна и вскочила на ноги. - Кухарка! Поди-ка скажи ему, чтобы он не играл, - сказала она Пелагее Прохоровне.
Пелагее Прохоровне это приказание показалось странным, и она подумала сперва, что ее хозяйка дурит.
- Ну, что ж ты стоишь? двадцать раз тебе, что ли, надо приказывать?
- Да как… - начала было Пелагея Прохоровна, но в это время что-то затрещало в соседней комнате, и оттуда вышел майор.
Если бы этому майору пришла фантазия нарядиться в башкирский малахай и серый войлочный зипун, опоясав его ремнем и заткнув за ремень нагайку, никто бы в нем не узнал русского человека; он даже и теперь, в своем майорском сюртуке, походил скорее на отъевшегося кондуктора железной дороги из башкир.
Он вошел в кухню, тряхнул правой рукой, заглянул на полку одним глазом, нюхнул воздух и сел на стул, растопырив ноги и сделав руки фертом.
- Славно выспался, - проговорил он охриплым голосом и уставил на Веру глаза, точно бульдог.
- Я думаю, этот прохвост помешал со скрипкой?
- А! - промычал майор, вопросительно повернув голову и уставив глаза на Анну Петровну.
В этом взгляде так и замечалося, что майор не любил часто ворочать голову.
Анна Петровна повторила свои слова.
- Ну, дак что ж? Пусть пилит… Мне какое деле, - проговорил нехотя майор.
Все молчали. Девицы, казалось, тяготились бульдожьими глазами майора; майор сопел.
- Вы что же удрали от меня? - спросил вдруг майор, глядя на Веру.
- Еще бы не уйти! Вы напились пива-то и нас лезете угощать, - сказала Надежда.
- А! Угощать, говорите, лезу… А! - улыбаясь, говорил майор.
- Бутылок десять, кажется, выпили. Колька! сколько ты покупал бутылок? - спросила мальчика Вера. Майор тоже повторил этот вопрос.
- Только восемь; а в прошлый я шесть раз бегал; бутылок двадцать выпили, - ответил мальчик.
- Ах, ты!.. Ты с пивом и арифметике выучился!
- Ну, что вы тут сидите! Идите в комнату! - сказала Анна Петровна.
- А надо еще пива купить! не купили?
- Нет.
- Што! Брр!!. Вас все нужно учить…
- Ну-ну! Идите-ка в комнату.
- Ой!.. А я еще и не пойду один-то… Вы здесь, и я здесь; вы там, и я там; где вы, там и я, - проговорил майор, мотнув головою, и захохотал.
- Ну, а вы-то что глаза тут портите! Уж темно становится.
- Да, в жмурки можно играть, - проговорил майор, встал, махнул рукой, поглядел одним глазом на полку и заковылял в коридорчик.
Девицы пошли за ним. Анна Петровна пошла к жильцу унимать, чтобы не пилил на скрипке.
- Экая махина! - проговорила Пелагея Прохоровна, когда в кухне остались мальчик и она.
- Здоров! Этта как-то смазал Надежду Александровну, так цельный месяц она провалялась.
- Отец, што ли, ихной?
- Отец! любовник ейной!
- Што ты врешь!
- Я правду говорю, не маленький. Слава богу, мне девятнадцатый год.
- Ох ты хвастушка! - Пелагея Прохоровна захохотала.
- Помереть сейчас… У меня и невеста есть.
И Пелагея Прохоровна захохотала пуще прежнего.
Вошла хозяйка.
- Это што за смех! Уж не любезничаете ли вы?
- Да вон он говорит, ему девятнадцатый год и невеста есть! - проговорила, смеясь, Пелагея Прохоровна.
