Творения

глава 2 Как старец раскрыл наши погрешности

Шаткость ваших помыслов показывает, что вы еще не отреклись от мирских пожеланий, не умертвили прежние вожделения. Ибо блуждание желаний показывает расслабление вашего сердца; это странствование и удаление от родственников, которое вы должны бы соблюдать духом, соблюдаете только телом. Ибо все это было бы оставлено и совершенно уже истреблено в сердцах ваших, если бы вы понимали основание самого самоотвержения, или главную причину уединения, в котором пребываем. И потому яду– маю, что вы подвержены тому недугу праздности, о котором говорится в Притчах: душа ленивого желает; алчба ленивца убьет его (Притч 13, 4; 21, 25). И у нас могло бы не быть недостатка в тех плотских выгодах, на которые вы указали, если бы мы думали, что они соответствуют нашему намерению (монашеству), или эти удовольствия от приятных предметов могут доставить нам такой плод, какой приобретается от этих некрасивых мест и сокрушения тела.

\743// Ибо мы не настолько лишены утешения от родных, чтобы уже не было таких, которые бы согласились содержать нас на свой счет; но нам все то, что относится к питанию плоти, возбраняет следующее изречение Спасителя: кто не возненавидит отца своего и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестер,… тот не может быть Моим учеником (Лк 14, 26). Да если бы мы и лишены были пособия от родных, то, наверно, не могло бы не быть услуг и от сильных мира сего, которые с благодарностью готовы были бы послужить нашим потребностям с полной щедростью; и, содержась их подаянием, мы не имели бы заботы о заготовлении пропитания; но нас сильно устрашает проклятие пророка, который говорит: проклят человек, который надеется на человека (Иер 17, 5). Не надейтесь на князей (Пс 145, 3). Мы также могли поставить свои кельи у русла Нила, иметь воду у дверей, чтобы не быть вынужденными носить ее на своих плечах за четыре тысячи шагов. Но для несения этого труда блаженный апостол, делая нас неутомимыми, постоянно воодушевляет следующим словом: каждый получит свою награду по своему труду (1 Кор 3, 8). Нам небезызвестно, что в наших странах есть некоторые приятные, уединенные места, в которых благодать, плодородие садов или обилие яблок доставили бы потребное для нашего пропитания при малом труде телесном; но мы опасаемся, как бы не пал на нас тот укор, который в Евангелии высказан богачу: ты получил уже доброе твое в жизни твоей (Лк 16, 25). Но, отвергнув I все это и презрев все удовольствия этого мира, мы довольствуемся только этими некрасивыми местами: страшную пустынность этого уединения предпочитаем всем удовольствиям и не сравняем богатств плодородной почвы с этими солончаками песков, заботясь не о временных выгодах этого тела, а о вечной пользе духа. Ибо для монаха мало — отречься однажды, т. е. в начале своего обращения презреть настоящее; но надо ежедневно отвергаться этого. Ибо даже до конца этой жизни нам следует говорить с пророком: я не желал бедственного дня, Ты это знаешь (Иер 17, 16). Потому и Господь в Евангелии говорит: если кто хочет

\744// идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Лк 9, 23).

глава 3 О качестве мест, которые должны избирать отшельники

Тому, кто имеет неусыпное попечение о чистоте внутреннего человека, нужно избирать такие места, которые бы никаким обилием своего плодородия не возбуждали духа его к развлечению земледелием, не возмущали заботой о твердом, непоколебимом построении кельи, не побуждали выходить на какую–нибудь работу под открытым небом[171], и чтобы таким образом, как бы в открытое пространство выпустив помыслы, не уклонился от прямого направления духа и созерцания высшего назначения, не рассеял внимания по разным предметам, от которых никто не может уберечься или избежать, хотя бы кто был заботлив и бдителен, если не будет постоянно заключать свою душу и тело внутри стен жилища; чтобы таким образом монах, как бы искусный рыболов, с апостольским искусством высматривая пищу себе в глубине спокойного своего сердца, с напряженным и непоколебимым вниманием ловил плавающие стаи помыслов и,

\745// как бы с выдавшейся скалы тщательно всматриваясь в глубину, точно различал, какую рыбу он должен привлекать к себе и употреблять в свою пользу и какую, как худую и вредную, отвергать, пренебрегать ею.

глава 4 Какому делу отшельники должны посвящать себя

Итак, всякий, постоянно пребывающий на страже, деятельно исполнит то, что довольно ясно выражает пророк Аввакум: но страже моей стану, и взойду на скалу, и буду смотреть, чтобы увидеть, что Он (Бог) скажет мне, и какой ответ получу на жалобу мою (Авв 2, 1). Каких это стоит усилий и как затруднительно, ясно доказывается опытами тех, которые пребывали в пустыне Каламон, или Порфирион[172]. Хотя они большим пространством, нежели Скитская пустыня, отделялись от всех городов и жилищ человеческих (проходя семь или восемь станций (восемь дней) по обширнейшей пустыне, едва достигали уединенного места своих келий); однако, поскольку они, занимаясь земледелием, мало пребывали в затворничестве, то, приходя в эти некрасивые места, в которых мы живем, или в Скитскую пустыню, подвергаются такому потоку помыслов, душевной скуке, что как невежды, которые никогда не брались за упражнения в уединении, не могут снести молчания и пребывания в келье и, тотчас выгоняемые из них, как неопытные новички, возмущаются. Ибо они не научились укрощать возмущения внутреннего человека, сопротивляться буре своих помыслов постоянной заботою и непрерывным вниманием к себе, те, которые, ежедневно занимаясь работою под открытым небом, весь день не только телом, но и духом носятся по воздушному пространству, с движением тела в разные стороны рассеивают и помыслы

\746// свои. И потому они чувствуют пустоту в своей душе от многих желаний, не могут удержаться от легкого рассеяния мыслей; не перенося сокрушения духа, само молчание свое постоянное считают нестерпимым; не утомляясь тяжелыми полевыми работами, побеждаются праздностью и утомляются продолжительным покоем своим.

глава 5 От скитания тела скорее увеличивается, нежели облегчается тоска сердца

Неудивительно, если кто, сидя в келье, как бы в тесном затворе, собрав помыслы, угнетается большей тоскою, нежели когда его помыслы, вырвавшись вместе с человеком из заключения в жилище, постоянно носятся в разные стороны, как разнузданные кони. Когда они вырываются как бы из своего стойла, получается некоторое краткое или горькое утешение. Но когда, по возвращении тела в свою келью, вся стая помыслов опять прибегает к своему стойлу, то застарелая привычка к рассеянию производит еще большие мучения тоски. Следовательно, те, которые еще не могут или не хотят противиться влечениям своей воли, если, ослабив строгость, дадут себе свободу чаще выходить, те таким, как думают, врачеванием произведут в себе более острую болезнь, подобно тому, как некоторые думают, что глотком холоднейшей воды они могут погасить силу внутренней лихорадки, тогда как известно, что от этого жар больше воспламеняется, нежели укрощается: за минутным облегчением следует гораздо большая скорбь.

глава 6 Каким образом монах должен охранять помыслы, объясняется подобием

Потому все внимание монаха всегда должно быть устремлено на одно, — начало и круговращение всех помыслов его должны старательно приводиться к одному цент-\747//ру, т. е. к памяти Бога, все равно как если бы кто, желая устроить свод купола, постоянно стал кругом обводить шнурок из центра; он по верному правилу соблюдает совершенное равенство круглоты и искусно устраивает. А кто покусится сделать купол без отыскания средины, тот, хотя бы обладал большим искусством или знанием, не может без погрешности соблюсти равенство окружности. Также не может определить одним взглядом, сколько он по ошибке отнял красоты у правильной округлости, если не будет прибегать к этому указателю правильности и при помощи его выравнивать внутреннюю и внешнюю округлость своей работы, чтобы по соблюдению одного центра закончить огромное здание. Так и дух наш, если не будет иметь в виду одну любовь к Господу, как бы неподвижно утвержденный центр, при всех делах и усилиях, так сказать, верным циркулем любви не будет упорядочивать все помыслы, не построит с совершенным искусством того духовного художественного здания, художник которого есть Павел (1 Кор 3, 10), и дом тот не будет иметь красоты, которую блаженный Давид в сердце своем желает представить Господу, говоря: Господи! я возлюбил обитель дома Твоего и место жилища славы Твоей (Пс 25, 8); но неблагоразумно воздвигнет в своем сердце дом неблаголепный, недостойный Св. Духа, такой, который всегда может распасться, — не прославится вселением блаженного сожителя, но подвергнется плачевному разрушению.