Время учеников. Выпуск 2 (Сборник)

в кавернах разводят карпов, можно дышать без маски и не бояться, что справа из-за бархана на тебя набросится летающая пиявка.

Сейчас я рассказываю другую сказку.

Человек, перелетевший на атомном ковре-самолете из прошлого в настоящее. Получивший в награду принцессу со странным именем Шейла. И не сумевший ее уберечь.

Я нашептываю свою сказку внимательному пространству ночи. В руке моей зверек-диктофон. Ламмокс спит, ему снится мама. Прости, Ламмокс, в Раю ты превратился в оленя. Даже не в оленя - в олениху. Но в жизни это не самое страшное - превратиться во сне в оленя.

У нас ночь, в сказке тоже настала ночь. Хоть солнце и застыло в зените. Оно вечно будет стоять в зените, потому что я в этом мире - Бог. Я сам его создал и сам в нем воскрешаю из мертвых.

Я не знаю, что с нами будет, когда мы с Шейлой проснемся на планете с названием Возвращенный Рай. Такие уж нынче боги - не отвечают за собственное творение.

14

'…Лес вокруг изменился. Он сделался тревожным, насупленным, и когда Шейла проснулась, первое, что она сказала, было: 'Где моя олениха?'

Она приподнялась на локте и принялась водить рукой по траве - искала одежду.

Откуда-то издалека донесся тихий протяжный свист; Шейла вздрогнула и прислушалась. Она тоже почувствовала тревогу.

По кронам пробежала волна: ветер. Солнце стояло, где и стояло - не сдвинувшись ни на дюйм - в зените. Костер погас - угольное пятно на траве темнело, как мертвый глаз великана.

– С добрым полднем, - сказал я бодрым, нарочито веселым голосом, хотел сорвать с ближайшей яблони яблоко, потянулся и ощутил в руке сморщенный холодный комок. Несколько плодов упали с потревоженной ветки и с мягким тяжелым стуком утонули в траве. Все они были дряблые, разбухшие, скользкие, с черными недужными черенками.

Шейла смотрела, как я брезгливо ковыряюсь в траве, потом запрокинула голову и стала смотреть на солнце.

– Что снилось, моя волшебница? - сказал я, чтобы наполнить звуками тишину,

– Сон, - ответила Шейла, и лицо ее потемнело. - Женя. - Она подбежала ко мне и обхватила мои плечи руками. Ее холодные губы уткнулись в мою ключицу, волосы щекотали лицо, влажные подушечки пальцев холодили мои лопатки.

– Ну, Шейлочка, успокойся.

– Сон, - повторила Шейла. Улыбка медленно поднималась от краешков ее губ к глазам, моя девочка успокаивалась, пальцы ее сделались теплыми, тело мягким, напряжение спало; она снова была такой, как прежде.

Что-то легкое коснулось моей руки; на траве у ног закачался лодочкой узкий потерявшийся лист. Потом еще и еще - они летели и падали, прорастая на притихшей траве искусственными кладбищенскими цветами. Я подхватил один на лету и почувствовал укол осени.

На планете настала осень.

Зеленая плоть деревьев таяла, превращалась в золото. Это было красиво и страшно, и солнце, вырезанное из желтой фольги и наклеенное на пустое небо, тоже было красивым и страшным.

– Пойдем. - Шейла потянула меня к одежде; растерявшиеся Адам и Ева оставили поляны Эдема и зашагали прочь от опадающих райских кущ.

Я помог Шейле одеться; она все оглядывалась на рощу, словно ждала, что оттуда вылезет что-то темное и чужое, чтобы отнять ее у меня, меня у нее.

– Все нормально, - сказал я, расправляя складку на ее рукаве, - главное - не стоять на месте, - и повел ее по пологому склону холма, по ленивой сонной траве с печальным отливом осени…'

15

'Главное - не стоять на месте'. Я знал, что ждет их за этим холмом. Я слышал, как за стеной леса ворочается проснувшаяся трясина. Рай кончился. Это было изгнание из Рая.

Я отложил диктофон и подошел к окну. На меня равнодушным взглядом смотрит полночь XXII века. Я смотрю в ее слезящиеся от звездной пыли глаза и пытаюсь разглядеть будущее.

ЛЕОНИД ФИЛИППОВ ДЕНЬ АНГЕЛА

(ЭКСТРАПОЛЯЦИЯ)

Тот же цвет, аромат,

Как и прежде, у вишни цветущей, только я уж не тот - год за годом любуясь цветеньем, постарел и переменился.

Ки-но Томонори, старший секретарь Двора Его Величества Дайго

ЛЕОНИДУ АНДРЕЕВИЧУ ГОРБОВСКОМУ.

ЛЮБИМОМУ УЧИТЕЛЮ

Именно то, что наиболее естественно, - заметил Бол-Кунац, - менее всего подобает человеку.

Я был очень разочарован, когда вы яснилось, что расшатать инстинкты у человека еще труднее, чем расшатать наследственность.

…ведь в них, в детях, не было ника ких следов и задатков этой гадости.

Иногда он думал, как здорово было бы, если бы с планеты исчезли все люди старше десяти лет.

ВВЕДЕНИЕ

Так что же такое человек, - немедленно осведомляется он, - что такое человек совсем?

Предлагаемые материалы из архива Даниила Александровича Логовенко (известного также как Акушер) публикуются в соответствии с его волей и в указанный им срок: по истечении ровно ста лет со дня отказа