Мама уже полтора года как отправилась в Южные земли, и Нава находилась теперь под руководством М-Али. Квалификация девушки достигла такого уровня, что Наву стали привлекать к операциям, проводимым в районе Белых скал. Сюда допускали далеко не всех, поскольку поля, генерируемые механическими творениями патернальной цивилизации, создавали большие сложности нормальным манипуляциям.
Здесь Нава познакомилась с Ритой. Та сделалась неофиткой еще несколько лет назад. Ей не слишком удавалась работа с привычными Наве созданиями, зато беспрекословно подчинялись патернальные механизмы. Порой у нее бывали странные речи.
– Чем отличается дерево от женщины? - спросила она как-то у Навы.
– Многим, - сказала Нава, - У дерева нет мозга…
– Дерево сначала пилят, а потом валят, - оборвала ее Рита. - А женщину сначала валят, потом пилят. - Она усмехнулась. - Это их юмор. - Она всегда называла обитателей Белых скал местоимениями - они, их, им…
Нава ничего не поняла. И спросила, чтобы молчанием не выдать свою тупость:
– А чем отличается дерево от Славной подруги?
Усмешка сползла с Ритиного лица, как туман с Холма.
– Ничем! - сказала Рита. И ушла.
Она была странной, но именно от нее поступала информация о 'биостанции', одном из лесных форпостов, организованных людьми Белых скал. Именно из-за нее Нава в первый раз вспомнила о Молчуне - она неоднократно слышала от бывшего мужа слово 'биостанция', хоть и не понимала тогда его значения.
Чуть позже девушка познакомилась и с Б-Алей. Б-Аля сумела проникнуть в самое сердце Белых скал, оседлав тело одной из местных женщин. Время от времени резидентша появлялась в лесу. Впервые Нава увидела ее в сопровождении М-Али и была потрясена внешним сходством женщин. Позже ей объяснили, что внешнего сходства никакого нет, просто это одна и та же Аля, живущая в разных условиях. А когда Нава заявила, что не понимает, как такое может быть, признались, что и сами не понимают. Есть М-Аля и есть Б-Аля - так решил демиург, создавший мир, к нему и обращайся с вопросами…
Информации, которую приносила в лес Б-Аля, цены не было. Резидентша делила постель с Директорами Управления (так люди Белых скал называли свое сообщество). Неудивительно, что все решения Директоров сразу становились известны Славным подругам, и те встречали козликов во всеоружии, обращая любые Искоренения, Изучения либо Инженерные проникновения в Разрыхление, Спокойствие и Слияние.
Слушать Б-Алю было интересно. В ее устах деятельность Управления была покрыта мистической тайной, которая к концу рассказа оборачивалась непроходимой тупостью и абсолютной бесполезностью, чего только и можно было ожидать от Белых скал с их распутством и привнесением порядка…
От Б-Али же Нава узнала, что значит - делить постель с Директором. Оказывается, проделывать это можно было, как правило, с козликом (хотя и не обязательно); все прочие деления Б-Але не нравились, хотя в 'недрах Управления' и существовали…
Тогда Нава вновь вспомнила Молчуна. Правда, в деревне деление постели называлось по-другому.
…Ты почему не рожаешь? - спросил тогда старик. Сколько с Молчуном живешь, а не рожаешь. Все рожают, а ты нет. Так поступать нельзя…
Б-Аля тоже не рожала. Вместо нее детей вынашивала М-Аля. Как это происходило и почему - тоже никто не знал. Спроси у демиурга, милая!
За три года М-Аля родила трех дочерей - козлики у Славных подруг не зачинались - и ходила с четвертой.
Потом Нава вдруг поняла, что детей вынашивают и другие подруги, те, кто никак не мог попасть на Белые скалы.
– Они что? - спросила Нава М-Алю. - В деревни ходят? Или к ворам?
– Ты хочешь ребенка, милая? - спросила подруга.
– Да.
Созидалище было еще более теплым, чем в первый раз. Теплым и упругим. Таким был Молчун, когда Нава спала у него под боком в деревне, а старик сидел за столом и ждал, пока они проснутся и накормят гостя…
На этот раз Нава даже не скидывала привычного желтого одеяния, улеглась на поверхности и закрыла глаза.
Вначале ничего не происходило. Потом погруженные в Созидалище ушные раковины стали вдруг различать невнятный шорох. Будто кто-то нашептывал Наве что-то ласковое и необходимое. Как теплый дождь после Разрыхления…
Вновь вспомнилась деревня. Там Наве никогда ничего не нашептывали - что возьмешь с Молчуна, который ее за дочку считал, а не за жену!.. Но теперь ей было ясно, что жизнь ее была лишена главного.
От мысли этой - и от теплоты снаружи - родилась теплота внутри, внизу живота, там, где сходятся бедра и куда открывается лоно.
Было странно, однако восхитительно. И всецело-восторженно. Это был не тот восторг, когда из ее рук впервые вышел полноценный рукоед, - это было нечто, сравнимое с тогдашним чувством по сути, но несравненное по глубине. Все равно что матерый прыгун рядом с грибом-мизинчиком…
А потом Нава почувствовала, как внешняя теплота проникла внутрь лона, соединилась с теплотой внутренней. Нельзя сказать, чтобы это было приятно. Во всяком случае, по рассказам Б-Али, с козликами получалось до наслаждения, до бурного содрогания, до растворения друг в друге… Здесь же если и было растворение, то сродни поливанию зеленого ползуна бродилом.
Потом все кончилось.
А через месяц дочь впервые шевельнулась у Навы под сердцем.
Когда раздался первый крик, Нава наконец расслабилась и затихла. Измученная плоть отдыхала. Но оказалось, что душе не до отдыха.
Оказалось, невозможность прижать ребенка к собственной груди доставляет не меньше страдания, чем сам процесс рождения.
– Дай мне ее! - прошептала она.
– Нет! - сказала Кормилица твердо. - Ты свою задачу выполнила. Теперь моя очередь, во славу демиургу!
Ротик обмытого ребенка уже терзал ее левый сосок.
Кормилица была права - дочь отныне матери не принадлежала. И лет через пятнадцать, встретившись, они даже не узнают друг друга. Каждый должен заниматься своим делом: одни рожать, другие выкармливать, третьи воспитывать. Так устроен мир, и все претензии, пожалуйста, к демиургу.
Наву закачали легкие волны - Кормилица уносила ребенка.
– Подожди! - прошептала Нава. - Дай мне посмотреть на нее…
– Нет, милая! - сказала Кормилица. - Дольше прощаться, больше плакать.
Она скрылась в тумане, и покачивающие родильницу волны постепенно угасли. Потом на свет явился послед, и ласковая теплота проникла в ее лоно, залечивая травмированную плоть. Ведь через неделю Наве предстояло снова погрузиться в Созидалище, а еще через девять месяцев сегодняшний процесс должен был повториться. Для освоения мира требуется много подруг…
Потом Навино тело всплыло, улеглось на поверхности, и это означало, что теперь можно выйти из озера.
На берегу ее встретила М-Аля.
– Поздравляю с первенцем, милая! Во славу демиургу!
В ее голосе не было радости и восхищения.
Нава не ответила. Она думала о том, что в деревне бы травмированную родами плоть залечивало время. Но зато можно было бы кормить ребенка собственной грудью. А Молчун, уже впущенный повитухой в дом и успевший взглянуть на сморщенное личико ребенка, суетился бы вокруг Навы, радуясь и восхищаясь.
Через три дня Нава ушла от Славных подруг.
Оранжевый серв нес ее на руках, оставляя за собой белесые полосы остывающего пара.
