утро, чувствуя себя от счастья легче воздуха, и тут Мэтт заявил, что им необходимо поговорить. Его мрачный тон и сожаление в глазах сказали больше, чем слова. Тем не менее она тупо слушала, пока Мэтт объяснял, как сильно беспокоится о ней, но не может начинать отношения ни с кем. У него есть мечты, которые должны осуществиться. Но он хочет, чтобы они остались друзьями. Друзьями навсегда.
Через несколько дней он уехал. Навсегда. Больше она его не видела.
Боль, внезапная и резкая, обожгла Эмили. Ей не следовало приезжать сюда. Слезы навернулись на глаза, и Эмили направила все свое внимание на незаполненные бланки.
Девушка обошла здание, делая заметки, затем вошла внутрь, изучая планировку. Когда она вышла, Мэтт был поглощен беседой с инспектором. Они склонились над чертежами, разложенными на капоте автомобиля.
Глупая девочка Эмили очень хотела бы говорить с Мэттом снова, видеть лицо того Мэтта, которого когда-то любила. Взрослая Эмили очень быстро поняла, что не следует беспокоить себя воспоминаниями.
Рассудительная, практичная Эмили побеждает всегда.
Мэтт смотрел, как Эмили, склонив голову, делает записи, и пытался понять, что у нее на уме. Он пока не знал, что должен сделать, чтобы возобновить отношения с ней. Дорогие подарки были хороши для женщин, с которыми он встречался, но на Эмили блеск драгоценных побрякушек не произведет никакого впечатления. Что же придумать?
— Мистер Конвей?
Мэтт повернулся к Эрику Диксону, инспектору строительства.
— Эрик, я знаю тебя с третьего класса. Пожалуйста, зови меня Мэтт.
Глаза Диксона сузились.
— Как я уже говорил, мистер Конвей, вы нарушили требуемое соотношение между площадью здания и площадью участка.
— На какие-то паршивые два квадратных метра.
— Неважно. Вам следует либо уменьшить здание, либо увеличить место для стоянки.
Мэтт обуздал свой гнев. Не собирается он позволять этому ничтожеству стать у него на пути. Ресторан будет построен. Проблемы возникали постоянно, и всегда Мэтту удавалось что-нибудь придумать.
— Так почему же никто не упомянул этого, когда планы были одобрены? И только теперь, когда здание наполовину построено, ты находишь проблему.
Эрик улыбнулся, очень довольный собой.
— Это была прискорбная оплошность.
Ну, хорошо, подумал Мэтт. Если они могут играть жестко, то и он может. Мэтт шагнул к Эрику и удивился тому, как испуганно тот отступил назад.
— Я не думаю, что это имеет отношение к делу, но почему-то вдруг вспомнил, как в школе я забил тебе гол, а потом мне посчастливилось развлечься с твоей девочкой на сиденье моего грузовичка. Кажется, позже ты женился на ней.
Это была только сплетня. Мэтту приписывали удачу со многими девочками, но слова его достигли цели.
Сейчас Эрику всего двадцать восемь лет, но круглое брюшко уже нависает над ремнем, а зубы и пальцы пожелтели от табака. От слов Мэтта его лицо приобрело странный фиолетовый оттенок, вены на висках набухли, и он стал похож на человека, у которого развивается сердечный приступ.
— Я не остановлю строительство, — сказал Мэтт.
— У вас есть неделя, чтобы привести все в норму, иначе строительство остановлю я. — Эрик захлопнул дипломат и повернулся к Мэтту с издевательской улыбкой. — Всего вам наилучшего.
Большинство жителей города благосклонно относились к строительству ресторана. Но было несколько человек, докучавших Мэтту. Это были те же самые люди, которые смотрели на него с пренебрежением, когда он был ребенком. Как бы успешно Мэтт ни учился в школе, как бы ни превосходил других в спорте, все равно считалось, что из-за родителей-алкоголиков он просто не может быть хорошим. Из-за перехода улицы в неположенном месте он не раз попадал в колонку полицейских новостей в местной газете.
Он не позволил им взять верх тогда, не позволит и теперь.
Мэтт услышал, как завелся мотор машины, и повернулся. Эмили уезжала, лишая его шанса восстановить их отношения. Он почувствовал, будто его тянут одновременно в разные стороны.
В одном Мэтт был уверен: имея дело с Эмили, ему придется смирить свою гордость.
— Что это с тобой случилось? — ворчала Эмили. — Если ты не поправишься, то так и останешься здесь. А ведь где-то тебя ждет солнечное окно.
Гибридный канатник стоял в одиночестве на столе в дальнем углу теплицы. Он выглядел больным, его побледневшие листья трогательно поникли.
— Это не тля, и я не вижу грибка. — Она проверила нижние стороны листьев, но не нашла признаков клещей. — Твои братья и сестры здоровы. В чем же дело?
— Они хоть иногда отвечают тебе?
Эмили вскрикнула от неожиданности и повернулась. Еще не увидев Мэтта, стоящего позади нее, она поняла, что это он, и ее сердце вспорхнуло.
Черт бы его побрал за то, что он выглядит таким красивым, за то, что возвращает воспоминания, которым лучше было бы исчезнуть навсегда!
— В некотором смысле, да. Научно доказано, что на голосовые стимулы растения отвечают положительно.
Он глубокомысленно кивнул и указал на больное растение.
— Возможно, этот куст просто оглох.
Ей пришлось подавить улыбку. Мэтт всегда умел развеселить ее. Он вносил свет в ее жизнь, которая стала тусклой с тех пор, как он уехал. Но с течением времени Эмили привыкла к такой жизни.
— Что ты от меня хочешь, Конвей? — спросила она. — Кажется, мы согласились не попадаться на пути друг друга.
— У тебя моя папка с фотографиями ресторанов. Она мне понадобится завтра. Вторую копию взял декоратор, а третьей у меня нет.
Как Эмили могла подумать, что он просто захотел увидеть ее? С чего бы ему интересоваться такой, как она, если к его услугам тысячи других женщин?
И почему вместо облегчения она почувствовала разочарование?
— Я верну ее тебе, и ты уедешь?
— Честное слово бойскаута.
— Побудь здесь, я быстро вернусь.
Эмили пронеслась мимо него, слишком сильно ощущая энергию, исходящую от его тела. Мэтт несет в себе огромный чувственный заряд и, что еще хуже, знает это.
Войдя в свой миниатюрный офис, Эмили схватила папку со стола, но когда повернулась, чтобы уйти, то уткнулась в грудь Мэтта. Жар, исходящий от его кожи, опалил ее, и она отшатнулась.
— Что ты здесь делаешь?
Мэтт протянул руку назад и закрыл дверь.
— Обеспечиваю нам некоторое уединение.
— Ты сказал, что уедешь. Ты дал слово бойскаута.
Он широко улыбнулся, сверкая зубами, и мгновенно стал выглядеть прежним Мэттом.
— Но я никогда не был бойскаутом.
И ведет он себя в точности, как прежний Мэтт… Нет. Никоим образом она не допустит, чтобы он ей снова понравился. Это может вырасти в большую симпатию. А потом все повторится… Он уедет, и она останется одна.
— Что ты хочешь от меня, Конвей?
— Всего лишь поговорить с тобой. Я… скучал без тебя.
