скверно. Мне придется действовать вручную. Неприятная работа.
Старик так близко подошел к ним, что их испуганное дыхание почти касалось его.
— Эта история уже привела к задержкам в четырех важных программах исследований, но мы должны были все время считаться с общепринятыми нормами цивилизованного общества и точно установить личность адресата, прежде чем изъять у него набор. Обморок миссис Липанти, разумеется, потребовал принятия срочных мер.
Двойник прочистил горло.
— Значит, вы?..
— Нет, я не человек в точном смысле этого слова. Я скромный гражданский чиновник, изготовленный по высшему классу точности. Я Хранитель ценза для всего двадцать девятого района. Ваш набор был предназначен для детей из Фреганда, которые совершают экскурсии в этом районе. Один из фрегандцев с документами на имя Вевера заказал этот набор через хронодромы, которые от такой необычной нагрузки расстроились настолько, что их нельзя было карнупликировать. Поэтому вы и получили посылку вместо него. К сожалению, повреждения были так значительны, что нам пришлось разыскивать вас косвенными методами.
Хранитель ценза сделал паузу, и Сэм номер два нервно подтянул брюки. Сам Сэм страстно захотел, чтобы на нем было что-нибудь, хотя бы фиговый листок, для прикрытия наготы. Он чувствовал себя как небезызвестная личность в райском саду, пытающаяся объяснить, почему съедено яблоко, и мрачно подумал, что платье создает человека в гораздо большей степени, чем даже набор 'Построй человека'.
— Мы, конечно, должны забрать набор, — продолжал рокотать отрывистый гром, — и ликвидировать все последствия его пребывания здесь. Когда все будет приведено в порядок, вам будет разрешено продолжать жизнь, как будто ничего не случилось. Между прочим, проблема состоит в том, чтобы узнать, кто из вас истинный Сэм Вебер.
— Я, — сказали оба дрожащими голосами и взглянули друг на друга.
— Затруднения, — прогремел старик. Его вздох был подобен ледяному ветру. — Почему мне вечно не везет? Почему у меня никогда не бывает простых случаев, вроде карнупликатора?
— Послушайте, — начал двойник, — оригинал должен быть…
— Вполне уравновешенным и в лучшей эмоциональной форме, чем копия, — прервал Сэм. — Мне кажется…
— …что вы легко сможете увидеть разницу, — заключил двойник, не переводя дыхания, — выяснив, кто из нас двоих более достойный член общества.
('Этот тип хочет пустить пыль в глаза! — подумал Сэм со спокойной уверенностью. — Как он не понимает, что имеет дело с существом, которое на самом деле может видеть умственные различия? Это не какой-нибудь жалкий психиатр нашего времени, это существо способно видеть через внешнюю оболочку до самых скрытых глубин'.)
— Ну конечно, смогу. Минутку. — Старик начал внимательно изучать их. Его глаза бесстрастно пробегали по их фигурам вверх и вниз. Два Сэма Вебера ожидали, дрожа, в наступившей тишине.
— Ясно, — сказал старик наконец. — Совершенно ясно.
Он сделал шаг вперед и выбросил длинную тонкую руку. Затем он начал разлагать Сэма Вебера.
— Но, послуша-а-а… — качал Сам Вебер истошным голосом, который превратился в крик отчаяния и заглох в неясном бормотании.
— Чтобы не утратить психического равновесия, вам лучше было бы не смотреть, — заметил Хранитель ценза.
Двойник медленно вздохнул, отвернулся и стал застегивать рубашку. Сзади него, то усиливаясь, то ослабевая, продолжалось бормотание.
— Видите ли, — продолжал рокочущий, давящий голос, — дело не в том, что мы боимся оставить вам подарок, — дело в принципе. Ваша цивилизация не подготовлена для него. Вы должны это понять.
— Ну конечно, — ответил Лже-Вебер, завязывая красно-голубой галстук тети Мэгги.
ДЖЕЙМС БЛИШ[12]. КОРОЛЬ НА ГОРЕ
Полковник Хэл Гаскойн знал, что он единственный человек на борту космического корабля-спутника N 1, но ему от этого было не легче. Нисколько не легче, хотя он и старался не думать о своем одиночестве.
А теперь, когда он сидел перед бомбардировочным пультом мокрый от пота, несмотря на прекрасно кондиционированный воздух, один из его людей опять заговорил с ним:
— Полковник, сэр…
Гаскойн повернулся в кресле, и сержант — у полковника вертелось на языке его имя — четко отдал честь.
— Ну?..
— Бомба номер один подготовлена, сэр! Какие будут приказания?
— Какие будут приказания? — задумчиво повторил за ним Гаскойн.
Но человек уже ушел. Гаскойн, собственно, не видел, как сержант покинул кабину управления, но его там уже не было.
Пока полковник пытался сообразить, куда пропал сержант, в кабине послышался другой голос, безжизненный и нудный, какой всегда бывает по радиотелефону:
— Радиолокационная рубка. Цель засечена.
Ровное, бессмысленное попискивание: это включилась синхронирующая цепь.
Откуда же взялись люди? В радиолокационной никого нет. И в бомбовом отсеке — тоже никого. Вообще на борту космического корабля N 1 не было никого, кроме Гаскойна. Никого с тех пор, как он сменил Гринела, который первым летал на этой космической станции.
— Кто же был тот сержант? Его звали… звали…
Стук телетайпа отогнал эти мысли. Звук был гулкий, как от скорострельной пушки в металлическом ангаре. Гаскойн встал и подплыл к аппарату, скользя по кабине с легкостью человека, для которого невесомость стала чуть ли не естественным состоянием.
Пока он добрался до телетайпа, аппарат умолк, и сначала лента показалась ему пустой. Но вот Гаскойн утер пот, туманивший глаза, и увидел текст:
МНВЮСХЦ ЛЮТ ИГФДС ПЮТР АОИУ ЕУИО КРАЛЦМ
Он достал справочник и нашел последовательность букв, на которой был построен код. Расшифровка была сделана за десять минут.
БОМБА 1 ВАШИНГТОН 17 00 ЧАСОВ ТАММАНАНИ
Вот оно! Вот для чего он подготовлял бомбу! Значит, должен быть более ранний приказ, предписывающий подготовку. Он начал перематывать бумажную ленту. На ней ничего не оказалось.
Как же это — Вашингтон? Чего ради объединенные начальники штабов приказывают ему…
— Полковник Гаскойн, сэр…
Гаскойн круто повернулся и ответил на приветствие сержанта.
— Как ваше имя? — буркнул он.
— Суини, сэр, — отозвался сержант.
Это почему-то прозвучало не слишком похоже на 'Суини' и вообще ни на что не похоже. Просто какой-то шум. По лицо человека показалось полковнику знакомым.
— Подготовлена бомба номер два, сэр.
Сержант отдал честь, повернулся, сделал два шага и растаял. Он не исчез, но и не вышел за дверь. Он просто отступил, потемнел, сжался — и вот его совсем не стало. Казалось, он и Гаскойн разошлись во мнениях о том, какой эффект может дать перспектива при ярком свете Земли, и Гаскойн оказался неправ.
В полном оцепенении он закончил перемотку ленты. Сомнения не было: вот он, приказ, черным по белому, яснее ясного. Бомбить столицу своей родины в 17.00. И, между прочим, не задумываясь разбомбить
