чисто по-писательски и уже в собственных произведениях воздвигнуть памятник тем, кто направлял его перо, в чьих книгах он черпал мудрость, у кого учился мыслить, чувствовать, писать.
И вот в рассказе «Все друзья Никклса Никклби — мои друзья» (у нас этот рассказ вышел под названием «Самое прекрасное время») в американском городке начала века объявился… господин Чарлз Диккенс — и сколько же радости он принес с собой! В рассказе «Машина Килиманджаро» путешествие во времени столкнет нас лицом к лицу с Эрнестом Хемингуэем, в «Эшере 2» путешествие на Марс — с «господином Стендалем». А в одном из последних рассказов, «Дж. Б.Ш. — Марк-5» в роботе-философе, неунывающем крамольнике и скептике, читатель без труда узнает… Бернарда Шоу, одного из любимейших авторов Рэя Брэдбери.
И наконец, есть еще рассказ «О скитаниях вечных и о Земле», фантастический реквием по почти не признанному при жизни замечательному американскому писателю Томасу Вулфу, которого Рэй Брэдбери впервые открыл для себя в возрасте 16 лет. Мановением своей писательской волшебной палочки Брэдбери переносит умирающего от туберкулеза Вулфа в будущее, в мир XXIII века, где его титанический талант приходится времени как раз по мерке… Стоит, вероятно, прожить короткую и трагическую жизнь, биться все время о стену непонимания и ледяного безразличия, отстаивая
И все- таки некоторых писателей Брэдбери любит больше остальных, может быть, потому, что сам из их роду-племени. Сказочников, фантазеров, мечтателей и романтиков. Да и любовь ли это?
Их книги для Брэдбери — не просто любимое чтиво, которое так славно перечитывать, лежа на диване долгими дождливыми осенними вечерами, смакуя хорошо знакомое и каждый раз не уставая поражаться новым открытиям. Нет, настроение, с каким взрослый Брэдбери относится к кумирам своего детства, иное.
Они, скорее, соратники, боевые друзья. И ведет он с ними не задушевную товарищескую беседу, неторопливо-спокойную и даже идиллическую, а яростно сражается плечом к плечу на общих баррикадах и против общего врага.
Кто осуществил эту дикую расправу над мирными, безоружными героями сказок, кому это они так насолили?
Тем, кто давным-давно сжег на Ведьмином Холме близ Салема Мэри Брэдбери, кто во все времена сжигал «вредные» книги и «сомнительные» идеи, а также их упрямых авторов, зачем-то тащившихся куда- то звать и от чего-то предостерегать. И открывать какие-то никому не нужные «новые горизонты». Пуританам и фашистам, святошам и воинствующим узколобым «ученым»-прагматикам; и просто обывателям, которым всегда щекотал ноздри запах гари.
Жгли и убивали все те, кому мечта и фантазия, новый взгляд на мир и просто «иная точка зрения» стояли поперек горла. И видимо, не такими уж безобидными были жертвы, надо думать, здорово насолили они своим палачам.
В «будущем» рассказов Брэдбери книгоубийцы жгут книги именем Науки — бедная Наука, какие только мерзости не творили в XX веке, прикрываясь, словно щитом, твоим сияющим ореолом! Погромщики оправдывают варварство «заботой о подрастающем поколении», которому, дескать, все эти бредни ни к чему — века назад подобные же «педагоги» посылали тысячи детей на верную смерть, в крестовые походы… А на деле за спешно напяленной — она и сидит косо, это заметно сразу же, — маской «научности» проглядывает отталкивающая физиономия мещанина, холодного деляги, мракобеса. А под личиной «педагогов» скрываются духовные растлители, внушающие детям всего две, но до чего же гнусные мысли: не думайте и делайте, как мы!
Сказки и фантазии для этой публики далеко не безобидны: истребляемые книги направлены как раз против них, против обывателей. Потому-то, бросая в темницы, сжигая, четвертуя книги и их авторов, пуритане стараются в поте лица.
Но и на баррикадах, пока война не закончена, против них дерутся смелые до отчаянности бойцы, которым тоже терять нечего.
В рассказах Брэдбери «Эшер 2» и «Изгои» на защиту мечты и фантазии поднялись все, от мала до велика. Рядом с титанами — Шекспиром, По, Бирсом — бьются писатели менее известные. Это два ирландца, Уолтер де ла Map и лорд Дансени, авторы как жутких историй о духах и привидениях, так и удивительно чистых романтических сказок. Это язвительный и тонкий фантазер американец Джеймс Бранч Кэбелл, его соотечественники и современники: философски настроенный чудак Артур Мэйкен и болезненно-мрачный Говард Лавкрафт, положивший начало «литературе ужасов». На одном бруствере насмерть бьются за себя и за своих героев детский сказочник Фрэнк Баум, романтики Натаниел Готорн и Вашингтон Ирвинг, тонкий психолог Генри Джеймс. Спиной к спине, поддерживая друг друга от наседающих со всех сторон врагов, сражаются Эдгар Райе Берроуз, мастер авантюрных сюжетов и первооткрыватель коммерческой «золотой жилы», и Олдос Хаксли, сатирик, интеллектуальный властитель дум целого поколения… Даже Чарлз Диккенс — на что уж мирный человек! — с ними: в «черные списки» его занесли за один-единственный рассказ о привидениях.
В мире, столь ненавидимом Брэдбери, сжигают фантазию. Мрачную и светлую, реалистическую и потустороннюю, детскую и взрослую; с одинаковым ожесточением вырывают страницу за страницей из книг научных фантастов и детских сказочников. Ножницы цензора, словно гильотина, работают без устали, растет список жертв: Шекспир, кэрролловская Алиса, неизвестно кем и когда придуманный Дед Мороз — всех под нож! Всех, у кого хотя бы раз прорвалось это запретное и неискоренимое: фантазия, мечта, удивление…
А за горизонтом уже видно время, когда участь фантастов разделит и вся остальная литература.
Зачем страсти, когда есть страстишки. Зачем история, когда рядом повседневность автомобилей, холодильников, стиральных машин. Какие там книги! Насколько лучше и доступнее телевидение (а в будущем, вероятно, и «говорящие стены», описанные в романе Брэдбери «451° по Фаренгейту»). И самое зловредное, самое крамольное в этом скучном, бесчеловечно расписанном по пунктам мире духовных скупердяев это, конечно, сны и фантазии, светлые грезы и мрачные кошмары-пророчества.
Можно сколько угодно спорить, «фантаст» ли Рэй Брэдбери, но достаточно проникнуться его горькой убежденностью, вынесенной из детства и закаленной в последующие годы: когда начнут жечь книги, первыми на костер поведут фантастов, — и сомнения разом исчезнут.
Он был и до конца останется с ними, с писателями-фантастами и их созданиями. Бок о бок со всеми отверженными, запрещенными и «иссеченными» цензорскими ножницами, со всеми, загнанными в темницы безвестности и приговоренными к казни. Да и как им не быть вместе!
Теперь, когда трудно приходится им, отверженным, Рэй Брэдбери немедля бросится на помощь. Он хорошо помнит, что сделали для него в годы детства фантастические книжки, чем он им всем обязан.
Начиная прямо с того двадцать восьмого года…
