выругался:
— Чёрт! Не поймёшь этих медиков. То просят посадить, а как посадил, так сразу умоляют отпустить! Бардак, а не служба!!!
— Метро и конец карьеры(Глава 14)
Штаб Академии располагался в одном из самых старых петербургских зданий — длиннющая жёлтая постройка обрамлялась тёмным гранитным парапетом и кучей белых толстенных колон. Штаб был увенчан здоровым зелёным куполом и изгибался сразу по трём улицам гигантской буквой 'П'. В серединке этой 'П' за вычурным забором был просторный сквер, где стояли лавочки вокруг бронзового пямятника медицинской тематики, а с фронтона, что над парадным входом, в направлении Политотдела грозным взором смотрел Ленин и бодро реяло красное знамя. И Ленин и знамя были всего лишь барельефами орденов, которыми эту Академию кто-то наградил. Может то был Совнарком, может Политбюро, а может и сам Сталин — рядовым курсантам не сообщали, по чьей прихоти на дома ордена вешают. Штабной дворик, как обычно называли тот сквер, сиял чистотой и был безлюдным — никто никогда на тех лавочках не сидел. Ещё бы, нашли дураков перед глазами начальства без дела ошиваться.
Подполковник Тумко дураком не был, а поэтому ошивался без дела спрятавшись за колоной, где нервно курил сигаретку. Он ещё вчера побывал в КГБ, где ему вручили чемодан его непутёвого подчинённого, правда уже без ломика и фомки. Сегодня вот вызвали в Штаб и поставили задачу — как только сержанта Деркачёва привезут с гауптвахты, то немедленно сопроводить его по такому-то адресу, где им вместе следует поступить в распоряжение главного санитарного врача города. А у Тумко сегодня занятия, аж две группы, и ещё на следующий семестр учебный план доделать надо. Ладно занятия — можно попросить адъюнктов или аспирантов, пусть молодежь учится преподавательскому делу, развивает в себе педагогический талант. А вот план… Его ведь ещё на прошлой неделе представить следовало. Прогневить своего начльника, полковника Щербина, доцент не боялся. Стая канцелярских крыс из Учебного отдела Академии куда хуже одного профессора. Эти сразу побегут к генералу Яковлеву, вот мол завуч кафедры Биологии вам всю работу срывает. А генералы такое не любят. Яковлев, он же в том отделе начальник, и если скромный подполковник Тумко заведует всего лишь учёбой на одной кафедре, то тот по всей Академии. Значит в сто раз бОльший начальник. И кабинет у него недалеко от Политотдела. Замолвит во гневе словечко, а тем только дай зацепку — до свидания Ленинград, здравствуй противочумный отряд в песках Средней Азии или где-нибудь в горах Алтая…
«Чёрт бы побрал этого Деркачёва! Отберу у него ключи от лаборатории, а потом и вовсе прикрою его научную работу. Всё равно от таких инициативных идиотов одни неприятности. А упёртый то какой! Сколько раз я намекал этому дураку, что при кафедре его ни за что не оставят. И что в адъюнктуру на „Биологию“ ему не поступить — у самих дети есть. И что тратит он свои силы и время абсолютно зря. Что в современной науке понятие „это мне интересно“ себя изживает, заменяясь на „это перспективно“. В личном плане перспективно. Точно у этого афгранца „пуля в башке“, раз занимается тем, что бесперспективно». Именно в этом направлении шёл поток сознания у нервничающего доцента Тумко, и прервался этот поток, только когда тот заметил злополучного сержанта, выпрыгнувшего из патрульной машины.
Приветствие получилось весьма холодным. Тумко натянуто улыбнулся и вместо руки протянул Деркачёву чемодан. Пока ловили такси, доцент в кратце рассказал поставленную задачу — провести спецбригаду по местам жизни «зимних» комаров. Точнее всего одного комара — египтского эдеса. Тумко ещё больше разозился, узнав что как раз таки это и не известно. Известно только приблизительное направление — метро. Вскоре прибыли на санэпидстанцию. Кроме штатных врачей-гигиенистов, там оказался санитарный врач всего Ленинградского метрополитена и ещё один дедуля непонятного назаначения. Деркачёв по военному прянялся докладывать «комариную» обстановку, тыча ручкой в большую карту Ленинграда, висевшую на стене. При упоминании разных латинский названий вся санитарная братия зевала, не проявляя к этим насекомым ровно никакого интереса. Для них вопрос видовой идентификации не стоял совершенно, а решение по всем комарам было всего одно — дустом их! Конечно распылять инсектициды на головы ленинградцев, толпящихся на подземных станциях, никто не собирался. Предполагалось потравить не самих комаров, а лишь места их выплода. Такая перспектива перечёркивала все наполеоновские планы сержанта, ведь с уничтожением этих самых мест пропадал сам вид из микрониши. Конечно вытравить всех комаров по «зимним заначкам» в таком городе невозможно, но сколько лет прийдется ждать, когда какой-нибудь экзотический вид снова поселится там. А реинтродукция, то есть занос заново, может вообще затянуться на многие десятилетия. А если они не остановятся на разовом мероприятии и будут для профилактики проводить периодические протравы? Может египетский эдес и сохранится в каком-нибудь подвале, но ведь тогда поиски придётся начинать считай с нуля. И сколько это займёт времени и сил? Пиши пропала мечта скопировать комариные микроусловия и по-лёгкому получить быструю и полную адаптацию в лаборатории. А значит не будет технологии разведения, а это значит, что не будет госпермии и признания. Карьера военного биолога закончится так и не начавшись, и напрасно он торчал на «Биомеде». В этом месте мысли Деркачёва и Тумко совпадали.
Кто-то из присутствующих задал вопрос, каким образом об обитании злостных переносчиков заразы стало известно в КГБ? Неужели и вправду диверсия?! Ведь если это естественный занос, то получается какой-то порадокс — Центральной городской санэпидстанции такое не известно, а КГБ об этом знает. Конечно советский человек привык к тому, что КГБ всё знает, но не настолько же «всё». У них что там свои секретные гигигиенисты, что в тайне ведут исследования паралелльно гражданским структурам? Тут уже рассмеялся подполковник Тумко и рассказал, как его ученик-недотёпа по недоразумению загремел на Литейный-4 и перепугал своими показаниями пол Комитета. Санврачи неодобрительно зашипели — теперь им ясно из-за кого весь сыр бор. Преободрился лишь один дедок:
— Молодой человек! Так вас выгонят из вашей Академии или нет? Как не выгонят? Жаль, жаль, очень жаль, что не выгонят — я бы вам предложил место лаборанта у меня на кафедре. Вы только подумайте — любимая работа плюс прописка в Ленинграде!
Дедок оказался профессором-энтомологом из ЛГУ. Он уже давно отчаялся найти толкового лаборанта — зарплата у них всего семьдесят рэ в месяц, прописка в общежитии по лимиту, а квартиры до пенсии не дождаться. Деркачёв же хоть и любил насекомых, но не бескорыстно.
Но вот совещание закончилось и санитарный врач метрополитена попросил профессора-энтомолога, а равно как и военных медиков спуститься с ним под землю и принять личное участие в поиске этих самых мест личинкования-окукливания. Профессор согласился — в этом предложении его заинтересовали не столько комары, сколько сама экскурсия по «закулисному» метро, ведь редко кому из пассажиров попадёт туда заглянуть. Тумко согласился, потому что ему ещё в Штабе было приказано согласиться. А вот Деркачёв согласился искренне, аж подпрыгнув от азарта. У него появилась ещё одна, и вполне возможно последняя реальная возможность найти эдеса. Притом в таком месте, куда бы он сам ни за что не залез. И поиски можно проводить не прячась от человечьих глаз, вполне легально и с комфортом.
Подошёл «Пазик», маленький кубик-автобус с острым утиным носом. Спешно сколоченная экспедиционная группа погрузилась и отправилась на Лиговку, на ту же станцию, где Сява видел живого эдеса и откуда начались его приключения. По пути гланврач метрополитена стал сетовать о том, как опасно брать пробы из луж между рельсами. Там сбоку есть специальная железяка, по которой идёт ток высокого напряжения. Ток отключают только ночью, а сейчас чтобы туда залесть, надо просить кого-то из рабочих. Посторонних он туда ни под каким видом не пустит. Вон на прошлой неделе какие-то геологи вели свои изыскания подземных потоков, что размывали тоннель между Ленина и Мира. Так вот один из тех умников решил пописать в тоннеле и попал струйкой на токопроводную линию. А моча что? Моча это электролитный расствор, а значит хороший проводник. Так и долбануло дядю через писюн током в несколько киловольт. В больнице помер. Доценту-медику и профессору-энтомологу сразу захотелось облегчиться загодя, а Деркачёв вообще аж перекривился. На него нахлынули недавние воспоминания, как он мучался в КГБ и на гауптвахте, не имея возможности справить там малую нужду. Конечно со смертельной электротравмой через столь пикантное место такое не сравнить, но тоже не сахар.
По приезду на станцию все дружно построились в очередь около служебного туалета — туалет был занят. Через минутку загудел смываемый унитаз, дверь открылась, и оттуда вышел тот самый старшина- милиционер, сдавший Деркачёва в Комитет. Он столкнулся с Сявой нос к носу. Старшина крайне смутился, увидев своего задержанного в служебном помещении, да в курсантской форме, да в сопровождении каких- то чинов, и ещё с тем же самым чемоданом, что он сдал комитетчикам со всеми предосторожностями.
