– Ну что ж, вот и поговорили, – ласково сказал Римо, – и достигли революционного консенсуса. Верно?
Он убрал руку, зажимавшую ей рот. Она кивнула и с трудом перевела дух.
– Верно, – выдавила она из себя. – Я буду почтительна со стариком. Я сделаю шаг назад, чтобы впоследствии сделать два шага вперед. Но тебе я могу говорить правду? Не боясь агрессии с твоей стороны?
– Конечно, детка.
– Ты дерьмо, Римо – как там тебя?
Она принялась застегивать свой китель, тратя массу сил на каждую пуговицу. Она, видимо, уловила это имя, когда Римо и Чиун размахивали у нее перед носом своими удостоверениями.
– Но не империалистическое, эксплуататорское, реакционное, фашистское дерьмо?
– Дерьмо есть дерьмо.
– Прекрасно, мисс Лю.
– Меня зовут миссис Лю.
– Вы замужем за сыном генерала?
– Я замужем за генералом Лю, и я ищу своего мужа.
Римо вспомнил фотографию, которую видел, когда знакомился с деталями дела. У генерала Лю было суровое, обветренное лицо, изборожденное глубокими морщинами, – тяготы долгих переходов не прошли даром. Ему было шестьдесят два года, – Но ты же совсем ребенок.
– Я не ребенок, черт тебя подери. Мне двадцать два года, а революционной сознательности у меня хватит на человека втрое меня старше.
– У тебя тело ребенка.
– На загнивающем Западе думают только об этом.
– Генерал Лю взял тебя в жены не за твою революционную сознательность.
– Между прочим, именно за это. Но тебе этого не понять. – Она с яростью застегнула верхнюю пуговицу кителя.
– Ладно, пошли. Слушай, я не могу называть тебя миссис Лю – ты понимаешь, почему. И передвигаться по стране под этим именем ты тоже не можешь. Уже ясно, что наша система безопасности вся в дырках, как решето.
Как мне тебя называть?
– Цветок Лотоса, дерьмо, – голос ее был исполнен сарказма.
– Ладно, не остри, – отмахнулся Римо и открыл дверь дамской комнаты, пропуская ее вперед. Прохожие смотрели на него ошарашенно.
– Мэй Сун, – сказала она.
Чиун ждал их, спрятав руки за спину, и мило улыбался.
– Моя книжка, – потребовала Мэй Сун.
– Ты ею дорожишь?
– Это самое ценное, что у меня есть.
Улыбка Чиуна стала еще шире – он вложил в нее всю силу своей радости.
Он вытянул руки вперед – в ладонях лежали мелкие клочки бумаги и кусочки красного картона, все, что осталось от книжечки.
– Ложь. Это все ложь, – сказал он. – Китайская ложь.
Мэй Сун остолбенела.
– Моя книжка, – тихо проговорила она. – Высказывания Председателя Мао.
– Чиун, зачем ты это сделал? Ну, в самом-то деле! Это же ни в какие ворота не лезет. Какие у тебя были основания порвать книжку этой маленькой девочки?
– Ха-ха-ха! – ликующе расхохотался Чиун и подбросил клочки бумаги в воздух, развеяв мысли Председателя Мао по полу возле входа в дамскую комнату в аэропорту Дорваль.
Пухлые губы Мэй Сун скривились, а глаза увлажнились.
Тем громче был хохот Чиуна.
– Послушай, Мэй Сун, я куплю тебе новую красную книжечку. У нас в стране их завались.
– Эту подарил мне мой муж в день свадьбы.
– Ну ладно, мы отыщем его и достанем для тебя новую. О'кей? Мы достанем дюжину таких книжечек – на английском, русском, французском и китайском.
– На русском их не бывает.
– Ладно, какие есть. О'кей?
Она прищурила глаза, пристально посмотрела на хохочущего Чиуна, и тихо сказала что-то по-китайски.
