Дети, внуки-правнуки — само собой. Пошукай у федералов, в банке данных ФБР, в архиве Интерпола… Да не мне тебя учить. Всё понял?
— Сделаем, командир. — Монохорд осторожно, словно кобру двухметроворостую, принял бумажку с данными фон Трауберга. Быстро прочитал, снова присвистнул и в задумчивости вышел из кабинета. «Аненербе» — не детский сад на лужайке, полную информацию об этом весёленьком заведении до сих пор очень тщательно прячут. Ладно, тем интереснее. Боря Капустин умел не только подрывать мосты, но и лихо взламывать компьютерные зашиты. В институте его считали слегка помешанным любителем Интернета и компьютерных игр. Монохорд против такой репутации не возражал.
Это обязательно к счастью…
Скудин сидел у себя в кабинете и читал совершенно секретную справку о положении дел вокруг башни сгоревшего «Гипертеха». И чем дальше вникал, тем больше мрачнел. Ох, мать наша и ваша Россия!.. Средь бела дня чуть не в центре «культурной столицы» бесследно исчезают люди, творится всевозможная чертовщина, причём творится сугубо по нарастающей, — а господам-товарищам до сих пор на всё наплевать. Давно надо было бы район оцепить, объявить зоной бедствия, энергичные .меры начать принимать… а у нас всё как всегда: нет средств, нет техники, а главное — желания никакого. Всем начхать. Авось как-нибудь самоликвидируется. Люди пропали? Так народу у нас, слава Богу, пока хватает, а в случае чего бабы ещё нарожают…
А зона аномальная знай себе растёт, набирает силу. И пропадает в ней не только пьяная гопота да не в меру любознательные милиционеры. Сантехник Евтюхов не обманул — действительно третьего дня в районе института исчезло несколько активистов из уфологической ассоциации «Сталкер». Кудеяр по долгу службы знал эту организацию. Не юнцы, начитавшиеся Стругацких, — ребята там были тёртые, по всей стране ездили, в подземелья под Тярлево спускались, несмотря на запрет… А тут — как в воздухе растворились. Вместе с уймищей аппаратуры. Не помог им ни датчик эманации в инфракрасной области спектра (и где только спёрли секретную разработку?..), ни люминофорный индикатор СВЧ-поля, ни прибор для определения атмосферных зарядов с дальностью действия до двадцати пяти километров… Пропали с концами. Два кандидата наук, один без пяти минут доктор. Научная общественность бьёт тревогу, да только кто же их когда у нас слушал?.. Это потом власти спохватятся, начнут заполошно искать… нет, не пропавших людей, на них-то плевать. Искать будут козлов отпущения. Москва — она бьет с носка…
«Т-тысяча и одна ночь… — Скудин дочитал справку до конца, откинулся на спинку кресла. — Ну, мать… Бред пьяной Шехерезады…» Прагматичный ум профессионала отказывался принимать расплывчатые формулировки типа «внезапно исчезли из поля зрения» или «пропали со всей аппаратурой без видимых следов». Авторам не секретные справки писать бы, а книжонки в стиле фэнтези. Про волшебные палочки… Кудеяр же давно понял: чудес на свете не бывает. Всё в этом мире имеет строгое логическое объяснение. Значит, и тут должно найтись… Если поискать хорошенько…
— Ефросинья Дроновна, Гринберга ко мне. Срочно. Выслушал бравое: «Есть, товарищ подполковник!» и только сунул справку за трехдюймовую сейфовую броню, как в дверь постучали:
— Разрешите? — Вошёл Гринберг, невыспавшийся и злой на весь свет. Спросил с ужасным акцентом:
— Визивали?
— Визивали, дорогой, визивали. — Скудин с лязганьем закрыл сейф. — Сегодня вечером мероприятие, — сказал он негромко и буднично. — Купишь ящик портвейна. Тридцать третьего. И на закусь чего-нибудь. На твой выбор.
— Местный розлив… — Откупорив бутылку, сантехник Евтюхов посмотрел портвейн на свет и без лишних разговоров ополовинил ёмкость. — Ничего пошёл. Сейчас растечётся.
Это не был обычный процесс пития. Отнюдь, отнюдь. Лицо Евтюхова светилось тревожным ожиданием, словно у физика-ядерщика, запускающего «Токамак»[167]: пойдёт процесс или не пойдёт… Дело происходило в заведении туалетчика Петухова. На столе горела керосиновая лампа-молния, рдяно отсвечивали бутылки тридцать третьего, на газетке лежала незамысловатая жратва — зельц, сельдь, брынза, сухарики «Любительские». Дальше у капитана Грина явно не хватило фантазии, на том спасибо, что не надумал отделаться плавлеными сырками. Сам Евгений Додикович в компании Скудина, Капустина и смотрителя сортира расположились возле стола. Они ни к чему не притрагивались, только не отрываясь смотрели, как священнодействовал над портвейном сантехник.
— Всем тихо! — Выглушив бутылку на три четверти, Евтюхов прислушался к себе, крякнул и удовлетворённо кивнул. — Есть контакт. Чую правду. — Посмотрел с презрением на зельц и сухарики, вытащил из закромов шпигованную буженину, смазал горчицей, откусил. — Можно выступать. — Прожевал, проглотил, вытер рот рукавом, глянул на Скудина. — С тебя триста доллариев. Деньги вперёд!
Сказано это было тоном, не терпящим возражений.
— Чегой-то я не понял… — Гринберг нехотя достал три сотенные бумажки, со вздохом протянул сантехнику. — А ящик почему?
Вечерние игрища с местными алконавтами, да ещё трёхсотбаксовые, ему были поперёк горла. Дать бы этим ханурикам под зад. А потом спокойно, без суеты залезть на родное пепелище и без эксцессов взять всё что требуется. Уж небось справились бы. Не маленькие. А триста баксов лучше пропить… В хорошей компании.
— Любопытен ты не в меру. — Евтюхов нахмурился, неуловимо быстро убрал валюту, голос его стал суров, даже грозен. — Ты тут хто? А нихто! И звать тебя никак! Экскурсант ты. А нам здеся жить!
Стоял прохладный и ясный осенний вечер, смеркалось. По дороге Скудин отстал, привычно проверил связь:
— Первый, второй, как слышите? Приём… Ни Гринберг, ни Капустин не отозвались. Супернадёжные профессиональные рации молчали вглухую.
— Хорош! — В паре метров от стены, огораживающей пожарище, Евтюхов остановился, вытащил беломорину и толкнул короткий спич, блеснув сантехнической доходчивостью:
— Всем слухать сюда. Прикинуть хрен к носу и не мотаться как говно в проруби, держаться кильватерной струи. Шаг вправо, шаг влево — труба. Фановая… —
Он закурил и медленно, как бы к чему-то прислушиваясь, побрёл вдоль бетонного забора, дотрагиваясь время от времени до массивных трёхметровых блоков. Остановившись наконец, поманил к себе Гринберга. — Ну-ка, давай, разговорчивый ты наш. Поработай теперь руками. — И похлопал каменную глыбу по шершавому боку:
