снеговых вершин вторглись сюда и нарушили уют. Нолан, видимо, молчал уже несколько минут, а Крэл всё еще не мог произнести ни слова. Машинально он потянулся к бутылке с ликером, не глядя, налил его не в рюмку, а в чашку от кофе и залпом выпил.
— Они лезли на вышки… вероятно, из последних сил, уже терзаемые мерзкими тварями. — Крэл закашлялся, долго не мог перевести дыхание и с трудом продолжал: — Тянулись вверх, к небу, к воздуху, пока еще не насыщенному брошенной на их землю смертью. Нолан, да что же это?
— Это… это один из вариантов практического применения открытия… Такого, которое не делает нашу планету лучше.
— А Лейж?..
… Хук прилагал немало усилий, стремясь превратить Лейжа из противника в единомышленника, но когда понял, что это не удастся, стал соображать, как заставить Лейжа открыть секрет получения фермента. Без фермента рушилось всё. Фермент и только фермент позволял получить от протоксенусов новый вид — лмоксенусов, обладающих заранее заданными свойствами. Лимоксенусы отвечали многим требованиям. Полет их легко управлялся генерируемой волгой, они, на редкость прожорливые, практически неистребимые, уничтожив всё живое, погибали сами, что тоже было очень важно. Но это поколение не способно было дать потомства. Получать новые и новые полчища стервятников можно было только от протоксенусов и только при помощи фермента, привезенного Лейжем.
— Лейж, поймите, — убеждал Хук, — вы начали безнадежную борьбу. Зачем вам это? Вспомните вашу собственную оценку Человека. На площади Палем вы очень рьяно доказывали, что не прав Нолан, идеализирующий людей. Судя по всему, вы склонны считать, что человек не изменился за тысячи лет, и корочка, скрывающая в нем зверя, всё еще слишком тонка.
— Вы пользуетесь этим, а я хочу, чтобы она становилась плотнее.
— Усилия одиночек ни к чему не приведут, Лейж.
— Неправда, нас много, а вас…
— О, мой дорогой, ваш трезвый ум дает осечку. Вы не учитываете качественную сторону. Да, противников у нас много. Очень много, но они, по счастью, не располагают средствами, а значит, властью, и вынуждены подчиняться нам. Мы творим историю, создаем, крепим цивилизацию и хотим защищать ее от тупой массы, готовой, подобно лимоксенусам, поглотить добытое самыми инициативными и энергичными людьми. Масса способна сожрать всё, и ненавидит всех, кто умен, кто преуспевает, кто деятелен. В своем тупом, животном стремлении к сытости и мнимому благополучию она слепо, инстинктивно стремится ухватить лучшее из того, что уже отвоевано у природы. А сама… сама способна только увеличивать энтропию. Чем же сдерживать эту, всегда податливую к подстрекательству массу? Страхом…
— Перед чем?
— Страхом перед уничтожением. Надо пристально следить за всем, что вырастает бессмысленно и развивается слишком бурно, за всем, способным захлестнуть и погубить.
— Кого?
— Тех, кто борется с энтропией. Погубить нас с вами. Деятельных и мыслящих.
— Так. Значит, нужно уничтожать?
— Да.
Лейж вскочил, и Хук вдавился в кресло. На какой-то миг его загорелое лицо, словно выкованное грубовато, но умело, стало темным, испуганным. На миг. Решимость, даже отвага вернулась к Хуку быстро: Лейж, высокий, изящный, сильный и ловкий, не собирался его ударить. Он внимательно, будто попав сюда впервые, стал оглядывать кабинет.
— Почему у вас здесь нет портрета?
Хук не понимал:
— Какого портрета?
— Гитлера.
Тогда вскочил Хук. Пружинистый, мускулистый, он потянулся через стол к Лейжу и выговорил четко, зло:
— Молодой человек, когда вы еще пачкали пеленки, я воевал против фашизма.
— О, в таком случае всё еще страшней. Наша игра зашла слишком далеко. Пора сделать последний ход. Начиная игру, я стремился проникнуть в неведомое, хотел сам, даже заплатив очень дорогой ценой, взглянуть в глаза существа, порожденного далеким миром. Пока это не удалось. У вас, Хук, другие цели. Но я готов и к ответственности. Вы помните мои слова? Я готов и сейчас. Да, я причастен к убийству тех несчастных аборигенов, чьи кости остались на вышках излучателей. Я, конечно, не знал, сколько именно людей находилось на острове, сколько было вывезено, словом, полностью ли была осуществлена эвакуация, но я…
— Лейж, успокойтесь. О каких аборигенах идет речь?
— Ах, вы не знаете! Ничего, во всем разберутся те, кому следует разобраться. Я сам намерен предстать перед судом, оповестив обо всей, чему был свидетелем, не утаив и своей вины, конечно. Это мой последний ход, Хук.
Лейж вышел из кабинета Хука и направился прямо к воротам парка. Он понимал бесполезность такой затеи, но не пойти к воротам не мог. Не раз он выходил из них, совершал длительные прогулки и даже не замечал, следили за ним люди Хука или нет. Но он никогда не пытался уехать в город, соблюдая договоренность, всегда возвращался в лабораторию, а теперь… Хук узнал о его намерении. Он сам сказал Хуку. Зачем? Глупо, конечно. Надо было, не говоря ни слова, немедленно отправиться в столицу, явиться… Куда?.. Нет, прежде всего надо скрыться. Где? Подвести друзей?.. Ничего, друзья, готовые к борьбе, найдутся. Только нельзя показывать связи с Ноланом, только бы Хук не узнал о его подарке… Хук. Он может всё… «Случайно свалившийся карниз. Тонут вот еще люди. Тонут. И при самых различных обстоятельствах…» Черт с ним, с Хуком, с его угрозами. Сейчас важно одно — пройти через ворота…
От ворот Лейж шел еще быстрее, чем к воротам. В вестибюле, в коридорах ему встречались сотрудники — люди с окаменевшими лицами, смотревшие на него как на покойника, почему-то быстро идущего по лаборатории. Может быть, это только казалось… Во всяком случае здесь, среди хорошо подобранного Хуком штата, он ни с кем не сблизился, не смог подобрать верного помощника, готового рискнуть ради него, ради долга и справедливости.
Лейж заперся в своем кабинете-лаборатории.
— Соедините меня с городом.
— Вам город? Простите, вас не велено соединять с городом.
— Тогда соедините с директором.
— Пожалуйста.
— Говорит Лейж.
— Я вас слушаю.
— Вы не имеете права держать меня здесь.
— Вы приняли игру без правил, Лейж.
— Что вы хотите?
— Фермент.
— Я не могу вам его дать.
— Не хотите.
— Не могу.
— Тогда будем продолжать игру. Я еще не сделал свой последний ход. Пользуйтесь этим, Лейж. Очень удачно получилось, что вы сразу прошли к себе. В вашем кабинете есть всё необходимое для работы.
— Поймите…
— Не перебивайте меня. Время разговоров прошло. Надо действовать, надо платить проигрыш. Если чего-либо вам не достает, вы можете потребовать. В ваше распоряжение будет предоставлено всё необходимое.
— Это чудовищно.
— Вы шли на всё, стараясь проникнуть в мою тайну. Не забывайте об этом… Итак?..
— Я не могу.
