— К делу, друзья! Крэл, мы слушаем вас. Расскажите всё, о чем вы мне говорили. Выкладывайте подробно, и мы вместе попытаемся наметить программу. А с ней, благословясь, к Хуку. Итак?
— Итак, я хочу напомнить о главном. Что характерно для протоксенусов, что с самого начала производило особенное впечатление? Их свойство создавать какое-то биополе. Вот и следует, вероятно, постараться использовать именно это свойство. Если протоксенусы и в самом деле коммутаторы Великой Связи Миров, то им, конечно, известна форма общения с любыми мыслящими существами Вселенной. Следовательно, нам остается только показать нашу подготовленность воспринять такой метод. Протоксенусы наверняка знают о пас больше, чем мы сами о себе. Поэтому теперь совершенно необходимо нам, людям, побольше узнать о них. Даже на предыдущей стадии развития протоксенусы всячески старились установить с нами контакт. Начали они давно. С попыток непосредственной передачи каких-то образов. Это, правда, привело к трагедии. Я имею в виду смерть Эльды Нолан и доктора Бичета… Затем протоксенусы пытались при помощи музыки, обладающей огромной силой эмоционального воздействия, заявить о своем желании вступить в общение с нами. Они прибегли и к более тонкому воздействию. Стали лечить людей. Случай со мной, заживление трофических язв, исцеление Кирба от туберкулеза, наконец, — Крэл обратился к Ваматру, — я имею в виду.
— Да, да, — подхватил Ваматр, — правильно. Опухоль у меня рассосалась!
— Для чего они делают это? — продолжал Крэл. — Может быть, убирая химические шлаки в организме человека, улучшая обмен, усиливая эмоции, хотели показать доброе расположение к нам, свою готовность к установлению хороших отношений?. Они подсказывали нам самые различные варианты, рассчитывая, что мы поймем их. И заметьте, во всех этих попытках протоксенусов было нечто общее. Во всех перечисленных мной случаях они влияли
— Так, значит, вы считаете их разумными?
— Нет, не считаю. Думаю, протоксенусы, получив из Сферы Связи Миров программу, делают свой кусок работы, собирая информацию, пробуя контактироваться с нами. Они, пожалуй, могут только казаться разумными, но поведение их типично для… насекомых: выполнение своей задачи «от сих до сих». Передаточная станция, к которой чертовски хочется подключиться! Не так ли?
Подключение происходило мучительно. То, чего больше всего боялся Ваматр — выколачивание денег из Хука, — как раз удалось безболезненно. Инса была права. Интуиция крупного дельца подсказала Хуку, какой переворот может вызвать открытие прямого синтеза, и он, как говорится, открыл закрома. «Астрономическая обсерватория» расширялась. К уже существовавшим сборным домикам присоединилось еще пять, к лаборатории пристроили помещение для работ по синтезу. Стройка и монтаж велись непрерывно, порой по ночам при свете прожекторов. Из долины, где кончался участок приличной дороги, почти вся транспортировка осуществлялась вертолетами. Теперь к кратеру, как некогда к башне в Холле, всё время подлетали стрекозы. На этот раз металлические, и несли они не информацию и пищу протоксенусам, а ящики с оборудованием и приборами, стройматериалы, целые панели здании.
Однако оживление, общее приподнятое настроение, возникшее на новом этапе работы, длилось не так уж долго. Прошел месяц, второй, кончался третий, а на огромных экранах, установленных в главной пультовой, не появлялось ничего такого, что можно было счесть за вразумительный знак, что подкрепило бы надежду исследователей, стремившихся подключиться к потоку Информации. Главное, правда, было уже достигнуто. В результате совместных усилий физиков и кибернетиков удавалось улавливать и фиксировать импульсы-сигналы, излучаемые протоксенусами. Как только в долине закончили монтаж электронно- вычислительного центра, показания приборов-датчиков, установленных в кратере, стали поступать на обработку в счетно-решающие устройства. Но и они не в состоянии были разобраться во всё растущем потоке сигналов. Пришлось удвоить, а затем и утроить емкость ячеек памяти, но и этого оказалось недостаточно. Тогда заговорили скептики. Считая, что несколько клеток в организме какого-нибудь жука, не говоря уже о протоксенусах, намного сложней, чем вся система вычислительного центра, они утверждали:
— Пожалуй, электронные мозги всей планеты не в состоянии попять протоксенусов. Они просто глупее их.
Может показаться странным, но именно Хук первым давал отповедь маловерам:
— Однако и дурак кое-что поймет, если умный будет говорить с ним, скажем, о погоде.
Вообще в этот период Хук радовал Крэла и Ваматра, освободив их от необходимости постоянно выпрашивать средства на проведение изысканий. Хук не отказывал ни в чем, делал срочные, дорогостоящие заказы в различных странах мира, выписывал самую совершенную, наиболее современную аппаратуру и приборы, нанимал лучших специалистов. Впрочем, секрет его энтузиазма был прост: протоксенусы способствовали проведению органического синтеза из элементов. Ни один процесс, происходящий в биосфере Земли, не мог соперничать по скорости с тем. что происходило в лаборатории, прилепившейся к кратеру. Элементы неживой природы — азот, кислород, углекислота воздуха под действием солнечной радиации превращались в органическую массу. Процесс не новый, миллиарды лет назад начатый на Земле растениями, но земные растения, месяцами накапливающие сахаристые вещества и крахмал, не могли состязаться с установками, находившимися под влиянием протоксенусов. Производительность опытного участка площадью в несколько квадратных метров равнялась производительности нескольких акров полей, но… но протоксенусы «разрешали» людям вести процесс только в течение сорока минут в сутки. Никакие ухищрения экспериментаторов не позволили увеличить этот срок. Протоксенусы, словно демонстрируя свои необычайные возможности, вернее, знания, почерпнутые ими из Вселенской Сферы Информации, показывали, на что они способны, что в состоянии дать людям, однако выдавали только крохи.
— Не верят они нам, — сокрушался Ваматр.
— Не усложняйте, доктор, — подбадривал Хук. — Я согласен с Крэлом. Он не считает их разумными, и он прав. Нужное нам мы от них возьмем.
— Если сумеем. Сложно всё это и… страшновато. — Ваматр поежился, плотнее укутываясь в плед.
На небольшой террасе у нижнего ряда домиков-коробочек, защищенные от ветра, стояли кресла. На спинке каждого висел теплый плед, предохраняющий от сырости и холода. Ясное небо, усеянное неприветливыми звездами, чернота зияющего под ногами обрыва — всё напоминало морозную ночь где-то на севере.
— Никак не могу привыкнуть к мысли, что я в Африке. А вы, доктор? — спросил Хук.
— И я.
— Вы здесь не хуже себя чувствуете, чем в Холпе?
— Нет, нет, пожалуй, даже бодрее. Вот только…
— Вас всё больше и больше огорчают протоксенусы?
— Хуже. Люди наши. Особенно Ялко. Знаете, он как-то слился с протоксенусами. Порой говорит об их «философии», об их отношении к людским проблемам, словно выступает их дипломатическим и полномочным представителем. И не он один.
— Холодно уже становится, а хочется еще побыть на воздухе.
— Да, видимо, уже пора забираться в наши пеналы.
— Не сетуйте, доктор. Сами знаете, здесь трудно создать комфорт больший, чем это удалось.
— Ну что вы, Хук, вам это удалось превосходно.
— Вы же знаете мой девиз: всякое дело надо делать хорошо, если нельзя не делать вовсе. Смотрите, сюда идет Крэл.
— Крэл, что это у вас, неужели догадались притащить бутылочку французского?
— Сыро ведь здесь, зябко.
— Вот молодчина. Подсаживайтесь поближе и сразу же берите плед. Вы сейчас снизу? Что там, в центре?
