Но Дьявол вскинул его на рога и уносит
VI
Он летит под ним, распростершись, как пловец; два широко раскрытых крыла, целиком закрывая его, кажутся облаком.
Антоний Куда лечу я?
Только сейчас я видел неясно образ Проклятого. Нет! туча меня уносит. Быть может, я умер и восхожу к богу?..
Ах! как вольно дышится! Чистый воздух полнит мне душу. Никакой тяжести! никакого страдания!
Внизу, подо мной, гроза разражается, ширится горизонт, перекрещиваются реки. Это желтоватое пятно — пустыня, эта лужа воды — океан.
И новые океаны появляются, огромные области, неведомые мне. Вот страны черные, дымящиеся как жаровни, зона снегов, всегда затемненных туманами. Стараюсь отыскать горы, куда каждый вечер заходит солнце.
Дьявол Солнце никогда не заходит!
Антония не удивляет этот голос. Он кажется ему отзвуком его собственной мысли, — ответом его памяти.
Между тем земля принимает форму шара, и он видит, как она вращается в лазури на своих полюсах, вращаясь и вокруг солнца Дьявол Итак, она — не центр мира? Людская гордость, смирись!
Антоний Теперь я едва различаю ее. Она сливается с другими огнями.
Небесная твердь — только звездная ткань.
Они все подымаются.
Ни звука! даже орлиного клекота не доносится! Ничего!.. и я склоняюсь, чтобы слышать гармонию планет.
Дьявол Ты не услышишь их! Ты не увидишь также ни Платонова противоземья, ни Филолаева очага вселенной, ни сфер Аристотеля, ни семи небес Иудеев с великими водами над кристальным сводом!
Антоний Снизу казался он плотным, как стена.
А между тем я проникаю, я погружаюсь в него!
Перед ним — луна, похожая на круглый кусок льда, наполненный неподвижным светом.
Дьявол Она была некогда обиталищем душ. Добряк Пифагор снабдил ее даже птицами и великолепными цветами.
Антоний Я вижу лишь пустынные равнины, с потухшими кратерами, под черным-черным небом.
Направимся к светилам, — чье сияние мягче, — взглянуть на ангелов, держащих их в руках как факелы!
Дьявол уносит его к звездам Они и притягивают и отталкивают друг друга одновременно. Действие каждой исходит от других и способствует им без чужого посредства, силой закона — единственной основы порядка.
Антоний Да… да! мой ум постигает это! Такая радость выше наслаждений любви! Я задыхаюсь, ошеломленный громадностью бега.
Дьявол Как твердь небесная, уходящая ввысь по мере твоего подъема, он будет расти с вознесением твоей мысли, — и ты будешь ощущать все большую радость от этого открытия мира, в этом расширении бесконечного.
Антоний О! выше! выше! еще и еще!
Светила множатся, сверкают. Млечный путь развертывается в зените, как огромный пояс с зияющими дырами; в этих разрывах его блеска простираются дали мрака Видны звездные дожди, потоки золотой пыли, сияющие шары, плавающие и растворяющиеся.
Иногда вдруг проносится комета; затем покой бесчисленных светочей возобновляется.
Антоний, раздвинув руки, опирается на оба рога дьявола, занимая таким образом всю ширину его крыл.
С презрением он вспоминает о невежестве былых дней, о мелочности своих грез. Ведь вот они рядом с ним, эти сияющие шары, которые он созерцал снизу. Он различает скрещение их путей, сложность их направлений, Он видит, как они проносятся издалека и, словно камни пращи, описывают свои орбиты, чертят свои гиперболы.
Одним взглядом он видит Южный Крест и Большую Медведицу, Рысь и Кентавра, туманность Дорады, шесть солнц в созвездии Ориона, Юпитера с четырьмя его спутниками и тройное кольцо чудовищного Сатурна. Все планеты, все звезды, которые люди позднее откроют. Его глаза наполняются их светом, его мысль переобременена вычислением их расстояний; затем голова его снова никнет.
Какая цель всего этого?
Дьявол Цели нет!
Как мог бы бог иметь цель? Какой опыт мог его научить, какое размышление определить ее?
До начала он не мог бы действовать, а теперь она была бы не нужна.
Антоний Он создал мир, однако, сразу, словом своим!
Дьявол Но существа, населяющие землю, являются на ней последовательно. Так же и на небе возникают новые светила, различные следствия разнообразных причин.
Антоний Разнообразие причин есть воля божия!
Дьявол Но допустить у бога многие волевые акты — значит допустить многие причины и разрушить его единство!
Его воля неотделима от его сущности. Он не мор иметь другой воли, как не мог иметь другой сущности; и так как он существует вечно, то и действие вечно.
Взгляни на солнце! С его краев вырываются высокие пламена, разбрасывая искры, которые рассеиваются, чтобы стать мирами; по ту сторону тех глубин, где ты видишь лишь ночь, другие солнца вращаются, за ними другие, и еще другие, — до бесконечности…
Антоний Довольно! довольно! Мне страшно! я падаю в бездну.
Дьявол останавливается и мягко покачивает его.
Небытия нет! пустоты нет! Всюду тела, которые движутся на неподвижной основе Пространства; и так как, если бы оно было ограничено чем-либо, оно было бы уже не пространством, а телом, то у него нет пределов.
Антоний в полном недоумении.
Нет пределов!
Дьявол Поднимайся в небо все выше и выше, — ты никогда не достигнешь вершины! Спускайся под землю миллиарды миллиардов веков — ты никогда не дойдешь до дна, ибо нет ни дна, ни вершины, ни верха, ни низа, никакого конца, и Протяженность заключена в боге, который есть вовсе не кусок пространства той или иной величины, но сама безмерность!
Антоний медленно.
Материя… тогда… составляла бы часть бога?
Дьявол Почему нет? Можешь ли ты знать, где он кончается?
Антоний Напротив, я падаю ниц, обращаюсь во прах пред его могуществом!
Дьявол И ты мнишь его умилостивить! Ты говоришь с ним, ты украшаешь его даже добродетелью, благостью, справедливостью, милосердием, вместо того, чтобы признать, что он обладает всеми совершенствами!
Мыслить что-нибудь вне этого — значит мыслить бога вне бога, бытие над бытием. Итак, он единственное Бытие, единственная Субстанция.
Если бы Субстанция могла делиться, она лишилась бы своей природы, не была бы собой, бог не существовал бы более. Итак, он неделим, как бесконечность. И если бы он обладал телом, он состоял бы из частей, он не был бы уже единым, не был бы бесконечным. Итак, он не личность!
Антоний Как? мои молитвы, мои рыдания, страдания моей плоти, мои пламенные восторги — все это направлено было ко лжи… в пространство… бесцельно, — как крик птицы, как вихрь сухих листьев!
Он плачет.
О, нет! Есть надо всем кто-то, какая-то великая душа, господь отец, обожаемый моим сердцем и любящий меня!
