растительность.
Когда раскаты пушечных выстрелов прекратили свою воркотню, неприветливые острова вновь окутала мертвая тишина. Нигде ни души. А главное, не видно ни порта, ни форта, ни города, ни молов, ни сухих доков – ничего!.. Это уж непостижимо.
Тартарен обратился к Скрапушина, который подал команду бросить якорь:
– Вы уверены, капитан?..
Вспыльчивый моряк разразился потоком брани. Ах, разэтакий такой, уверен ли он!.. Кто-кто, а уж он, разрази гром, свое дело знает!.. Уж корабль-то вести он умеет!..
– Принесите мне карту острова, Паскалон… – не теряя присутствия духа, сказал Тартарен.
К счастью, он располагал картой большого масштаба, и на ней были тщательно нанесены мысы, заливы, реки, горы – все вплоть до наиболее примечательных городских монументов.
Карту немедленно разложили, и Тартарен, окруженный всеми своими спутниками, водя по ней пальцем, принялся изучать ее.
Так, так… Здесь остров Порт-Тараскон… Другой остров, напротив, вот он… Мыс… Отлично… Налево коралловые рифы… Великолепно… Но тогда что же? Город, порт, жители – куда это все делось?
Слегка заикаясь, Паскалон робко высказал предположение, что, быть может, это шутка Бомцара, проказы которого были известны всему Тараскону.
– С Бомпара это станется… – заметил Тартарен. – Но такой благоразумный, такой положительный человек, как Безюке… Да и потом, сколько ни шути, а ведь целый город, порт и ремонтные доки под полой не спрячешь.
В подзорную трубу можно было разглядеть на берегу что-то вроде барака, но коралловые рифы не подпускали корабль ближе, а на таком расстоянии все заслоняла темно-зеленая листва.
Пассажиры, уже готовые к высадке, с узелками в руках, среди них – престарелая вдовица д'Эгбулид, не расстававшаяся с грелкой, в полном недоумении озирались вокруг, и этому всеобщему оцепенению поддался сам губернатор, ибо все слышали, как он вполголоса произнес:
– Странно, более чем странно!..
Впрочем, он тут же приосанился:
– Капитан, снарядите большую шлюпку! Командир Бравида, трубите сбор ратников ополчения!
Пока горнист выпевал свое «ту-ру-ру», пока Бравида производил перекличку, Тартарен, как ни в чем не бывало, успокаивал дам:
– Не волнуйтесь. Я уверен, что все объяснится…
Мужчинам, остававшимся на корабле, он говорил:
– Мы вернемся через час. До нашего возвращения пусть никто не трогается с места.
А пассажиры и не думали трогаться, – они обступили Тартарена и повторяли за ним:
– Да, да, господин губернатор… Все объяснится… Мы тоже уверены…
И в эту минуту Тартарен в их глазах вырастал до колоссальных размеров.
В шлюпке, кроме него, заняли места его секретарь Паскалон, капеллан отец Баталье, Бравида, Турнатуар, Экскурбаньес и ратники ополчения, все, как один, вооруженные до зубов, с саблями, топорами, револьверами, карабинами, а Тартарен, разумеется, не забыл взять с собой пресловутый тридцатидвухзарядный винчестер.
Когда шлюпка подошла ближе к пустынному, без малейших признаков жизни берегу, показалась сколоченная из бревен и досок ветхая пристань на замшелых сваях, погруженных в стоячую воду. Неужели это тот самый мол, на который туземцы выходили встречать пассажиров «Фарандолы»? Просто невероятно! Чуть поодаль виднелось нечто похожее на старый барак с закрытыми железными, выкрашенными суриком ставнями, от которых неподвижная вода в затоне принимала кровавый отсвет. Деревянная крыша барака потрескалась, осела.
Едва успев высадиться, переселенцы побежали к бараку. Он и внутри оказался такой же развалиной, как и снаружи. Сквозь дырявую крышу были видны широкие ленты небесной лазури, покоробившийся, прогнивший пол проваливался, в щели уползали огромные ящерицы, на стенах кишмя кишели черные насекомые, липкие жабы мокли по углам. Тартарен, войдя первым, чуть не наступил на змею толщиной в руку. Всюду стоял противный, тошнотворный запах сырости, плесени.
Уцелевшие остатки перегородок указывали, что барак был разделен на ряд тесных помещений, не то вроде стойл в конюшне, не то вроде кают. На одной из перегородок крупными буквами было выведено: «АПТЕ… БЕЗЮ…» Остальное съела плесень. Однако и несведущий человек легко мог догадаться, что это означало: «Аптека Безюке».
– Я понял, в чем дело, – сказал Тартарен. – Климат на этом склоне горы нездоровый, и, попытавшись сначала устроиться здесь, они в конце концов обосновались по ту сторону.
Затем он решительным тоном приказал командиру Бравида повести ратников ополчения в разведку, – как только, мол, они взойдут на вершину и окинут взором весь остров, так, конечно, увидят дымящиеся трубы города.
– Установите связь – сейчас же дайте нам знать ружейным залпом.
А он, Тартарен, останется здесь, внизу, в штаб-квартире, с секретарем, капелланом и другими.
Бравида и лейтенант Экскурбаньес построили своих людей и тронулись в путь. Ратники ополчения сначала хорошо держали строй, но идти вверх по горе, покрытой вязким и скользким мхом, было нелегко, и ряды скоро смешались.
Перейдя ручеек, ратники обнаружили на том берегу остатки мостков и кем-то забытый валек, уже зеленые от всюду набивавшегося и все разъедавшего мха. Немного дальше виднелись развалины какого-то строения, по-видимому, блокгауза.
Когда же разведчики наткнулись на сотни ям, расположенных на очень близком расстоянии одна от другой и предательски прикрытых сверху колючками и лианами, то боевой порядок ратников ополчения расстроился окончательно.
Несколько человек провалилось, спугну в своим падением, лязгом оружия и снаряжения жирных ящериц, вроде тех, что ползали в бараке. Ямы, однако, оказались невелики. Это были ряды неглубоких выемок.
– Похоже на старое кладбище, – заметил лейтенант Экскурбаньес.
На эту мысль навели его ветки, кем-то переплетенные как бы крестом, но теперь вновь зазеленевшие, мало-помалу принимавшие свое естественное положение, напоминавшие лозы дикого винограда. Во всяком случае, это было заброшенное кладбище; разведчики нигде не обнаружили ни одной кости.
Долго еще шли они вверх, с трудом продираясь сквозь частый кустарник, и наконец достигли вершины. Тут уже дышалось вольнее, воздух на горе беспрестанно освежался ветром, насыщенным запахами моря. Вдали простиралась широкая равнина, спускавшаяся к морю незаметно для глаза. По-видимому, город был именно там.
Один из разведчиков указал на столбы дыма, а Экскурбаньес весело крикнул:
– Чу!.. Тамбурины!.. Фарандола!..
Плясовой ритм фарандолы ни с чем нельзя было спутать. Порт-Тараскон шел к ним навстречу.
Уже видны были люди – из-за противоположного склона на том конце плоскогорья показалась толпа.
– Стой! – внезапно скомандовал Бравида. – Да это уж не дикари ли?
Впереди всей оравы под стук тамбуринов плясал высокий, худой чернокожий, в матросском тельнике, в синих очках, и потрясал томагавком.
Оба войска остановились и принялись рассматривать друг друга на расстоянии, как вдруг Бравида залился хохотом:
– Это уж он пересолил!.. Ах, проказник!..
И, вложив саблю в ножны, помчался вперед.
Ратники кричали ему вслед:
– Командир!.. Командир!..
Но он их не слушал, он бежал по направлению к танцующему и, полагая, что обращается к Бомпару, кричал:
– Узнал, узнал тебя, дружище!.. Уж это чересчур по-дикарски!.. Чересчур первобытно!..
