— Собственных у него есть только две тысячи, и было бы безумием жениться, не рассчитывая ни на что другое. Хотя сама я без единого вздоха отказалась бы от надежд на большее. Я привыкла жить в стесненных обстоятельствах и ради него безропотно переносила бы любую бедность. Но я так его люблю, что не позволю себе эгоистично отнять у него все то, что, быть может, даст ему мать, если он найдет невесту по ее вкусу. Мы должны ждать, и, быть может, много лет. Если бы речь шла о любом другом мужчине, кроме Эдварда, это было бы непереносимо. Но я знаю, что нежности Эдварда и его верности у меня не отнимет никто.
— Подобное убеждение должно служить вам бесценной опорой, и его, конечно, поддерживает такая же вера в вас. Если бы ваша взаимная привязанность ослабела, как, естественно, могло бы произойти на протяжении четырех лет помолвки со многими людьми под воздействием разных обстоятельств, ваше положение было бы действительно прискорбным.
Люси внимательно на нее посмотрела, но Элинор постаралась, чтобы на ее лице не появилось выражения, которое придало бы ее словам скрытый смысл.
— Любовь Эдварда ко мне, — сказала Люси, — подверглась решительному испытанию во время нашей долгой, очень долгой разлуки, наступившей почти сразу после того, как мы дали друг другу слово, и она выдержала его с такой честью, что мне было бы непростительно усомниться в ней теперь. Могу твердо сказать, что с самого начала в этом смысле он ни разу не подал мне хотя бы малейшего повода тревожиться.
Элинор, выслушав это заверение, не знала, то ли вздохнуть, то ли улыбнуться. А Люси продолжала:
— По природе я довольно ревнива, и то, что я ему неровня, что он чаще меня бывает в свете, и наши вечные разлуки сделали меня такой подозрительной, что я во мгновение ока угадала бы правду, если бы его поведение со мной во время наших встреч хоть чуточку переменилось, если бы им овладело непонятное мне уныние, если бы он упоминал бы какую-нибудь барышню чаще других или же в чем-то чувствовал себя в Лонгстейпле не таким счастливым, как прежде. Я вовсе не хочу сказать, что вообще так уж наблюдательна или проницательна, но в подобном случае я бы не ошиблась.
«Все это, — подумала Элинор, — очень мило, но не способно обмануть ни вас, ни меня».
— Тем не менее, — сказала она после краткого молчания, — каковы ваши намерения? Или вы предполагаете просто ждать кончины миссис Феррарс, крайности столь печальной, что даже мысль о ней недопустима? Неужели ее сын согласен смириться с подобным положением вещей и обречь вас всем тяготам многолетней неопределенности, вместо того чтобы, не побоявшись на время вызвать ее неудовольствие, признаться во всем?
— Если бы мы могли быть уверены, что лишь на время! Но миссис Феррарс очень гордая женщина, привыкшая всегда настаивать на своем, и в первом приступе гнева она может отдать все Роберту, и ради Эдварда я должна остерегаться поспешности.
— И ради себя. Или же ваше бескорыстие выходит за все пределы благоразумия.
Люси вновь посмотрела на Элинор, но промолчала.
— А с мистером Робертом Феррарсом вы знакомы? — спросила Элинор.
— Нет. Я никогда в жизни его не видела. Но, кажется, он совсем не похож на брата — глуп и большой модник.
— Большой модник! — повторила мисс Стил, чей слух различил эти слова, потому что Марианна на мгновение отняла пальцы от клавиш. — А-а! Они толкуют про своих душек-кавалеров!
— Вот и ошибаешься, сестрица! — воскликнула Люси. — Среди наших кавалеров модников никогда не бывало.
— За кавалера мисс Дэшвуд я могу поручиться, — с веселым смехом подхватила миссис Дженнингс. — Более скромного и благовоспитанного молодого человека редко встретишь. Но Люси такая скрытная плутовка, что никому не догадаться, кто ей по сердцу.
— О! — вскричала мисс Стил, многозначительно на них оглядываясь. — Право слово, кавалер Люси точнехонько такой же скромный и благовоспитанный, как у мисс Дэшвуд.
Элинор невольно покраснела. Люси закусила губу и бросила на сестру сердитый взгляд. На некоторое время воцарилось полное молчание. Положила ему конец Люси, сказав вполголоса, хотя Марианна, словно оберегая их секреты, уже заиграла великолепный концерт:
— Я расскажу вам про план, как положить конец этой неопределенности. Он совсем недавно пришел мне в голову. И я даже должна вас в него посвятить, потому что он отчасти от вас зависит. Натурально, вы, зная Эдварда столько времени, успели понять, что из всех профессий он предпочел бы церковь. Так вот, ему надо поскорее получить сан, а затем с вашей помощью, в которой вы, полагаю, не откажете из дружбы к нему и, смею надеяться, из некоторой симпатии ко мне, убедить вашего братца отдать ему норлендский приход — как я слышала, отличный. Нынешний священник, видимо, долго не проживет. Этого нам было бы достаточно, чтобы пожениться, а в остальном положиться на время и судьбу.
— Я всегда буду рада, — ответила Элинор, — доказать делом мое уважение и дружбу к мистеру Феррарсу. Но не кажется ли вам, что моя помощь тут вовсе не нужна? Он — брат миссис Джон Дэшвуд. И иной рекомендации ее мужу вряд ли потребуется.
— Но миссис Джон Дэшвуд может не захотеть, чтобы Эдвард принял сан.
— В таком случае, боюсь, от моей помощи толку будет мало.
Они вновь надолго замолчали. Наконец Люси с тяжелым вздохом воскликнула:
— Пожалуй, разумнее было бы сразу положить всему конец, расторгнув помолвку. Вокруг нас столько неодолимых препятствий. Пусть мы будем долго очень несчастны, но со временем к нам, наверное, все же вернется душевный покой. Но вы своего совета мне не дадите, мисс Дэшвуд?
— Нет, — ответила Элинор с улыбкой, прятавшей смятение чувств. — Только не в подобном деле. И вы прекрасно знаете, что мое мнение никакого значения для вас иметь не будет, если только не совпадет с тем, чего вы сами хотите.
— Право, вы ко мне несправедливы, — произнесла Люси с чрезвычайной серьезностью. — Ничье мнение я не ставлю столь высоко, как ваше. И, мне кажется, услышь я из ваших уст: «Да, я советую вам расторгнуть вашу помолвку с Эдвардом Феррарсом, это вас обоих сделает счастливее», я не замедлила бы это сделать.
Элинор, краснея за фальшивость будущей жены Эдварда Феррарса, сказала:
— После такого комплимента я побоялась бы высказать свое мнение, даже если бы оно у меня было. Он придает моему влиянию незаслуженную силу. У постороннего человека не должно быть власти разлучить тех, кого связывает нежное чувство.
— Но именно потому, что вы посторонний человек, — с некоторой злостью ответила Люси, подчеркивая каждое слово, — ваше мнение и обретает для меня подобное значение. Если бы по той или иной причине вы были бы небеспристрастны, ваше мнение ничего не стоило бы.
Элинор сочла за благо промолчать, опасаясь, как бы они не толкнули друг друга на излишнюю откровенность и несдержанность, и даже почти решила раз и навсегда прекратить этот разговор. Наступила долгая пауза, длившаяся добрые десять минут, и опять первой заговорила Люси.
— Натурально, вы зимой будете в Лондоне, мисс Дэшвуд? — спросила она с обычной своей бесцеремонностью.
— Разумеется, нет.
— Какая жалость! — вздохнула Люси, но ее глаза радостно заблестели. — Мне доставило бы такое удовольствие увидеться с вами там. Но, полагаю, вы все же туда приедете. Уж конечно, ваш братец и невестка пригласят вас погостить у них в столице.
— Я не смогу принять их приглашения.
— Ах, какая досада! А я-то надеялась встретиться с вами в Лондоне! Мы с Анной поедем туда в конце января к одним нашим родственникам, они нас уже несколько лет приглашают. Но я еду только ради Эдварда. Он будет там в феврале. А так Лондон совсем меня не манит. У меня не то расположение духа.
Вскоре первый роббер завершился, Элинор позвали к карточному столику, на чем задушевная беседа и кончилась, что нисколько не огорчило ни ту, ни другую, так как за все это время не было
