к злополучному кусту и добыл свой мяч. В другой раз мяч затерялся в парке где-то в сугробах. Обе собаки, вся наша семья и добровольцы-соседи долго искали его, но так и не нашли. Однако с приходом весны снег начал понемногу таять, и вот однажды Стэнли вернулся на то место и свой мяч откопал.
Среди разных проказ Стэнли излюбленным его развлечением было остановиться с мячом в зубах над уличным водостоком и бросить мяч туда. Это его страшно веселило. Я не приветствовал такую забаву, но так и не сумел объяснить собаке, что это верный способ расстаться с мячом.
Была ли у него какая-то странная прихоть, или им руководил инстинкт, но мы потеряли множество мячей в различных водостоках. Чтобы сберечь этот любимый синий мяч – теперь уже весь исцарапанный, деформированный, некрасивый – я старался никогда не бросать его в зоне риска.
Но однажды я позабыл об этом. Стэнли спокойно дошел до края тротуара, склонился над сточной решеткой (не казалось ли ему, что там живут какие-то животные вроде енотов?) и уронил мяч. Мяч отскочил от решетки, я попытался схватить его, но он отлетел на проезжую часть, потом на тротуар и – хлоп! – прямо в водосток. Стэнли был поражен и ужасно огорчился.
Всякий раз потом, когда мы проходили мимо этого водостока, он наклонялся над ним, оборачивался ко мне и умоляюще смотрел на меня. А что я мог поделать? У меня даже не было возможности купить другой такой мяч – их перестали выпускать. Стэнли горевал.
Но вот несколько месяцев спустя, как-то утром мы с лабрадорами попали под весенний ливень. Вдруг я увидел, что Стэнли добежал до этого водостока и остановился над ним, бешено лая и виляя хвостом. Я поспешил к нему: на поверхности мутной воды покачивался и подпрыгивал его любимый синий мяч, по- видимому, так и застрявший в этом водостоке. Обильные весенние дожди подняли уровень воды, а заодно и мяч, хотя дотянуться до него все еще было невозможно.
Стэнли, вне себя от радости, смотрел то на мяч, то на меня. «Он в водостоке, Стэнли, – сказал я, оправдываясь. – Лезть туда неприятно. И там очень холодно». Но я знал, мы все знали, что мяч доставать придется.
Подбадриваемый радостным собачьим визгом, я нагнулся и попробовал через решетку поймать мяч совком. Однако длины ручки не хватало, да и мяч на воде отчаянно вертелся и прыгал вне пределов досягаемости.
Вздыхая и проклиная все на свете, я лег в своем плаще на асфальт и стал болтать в воде совком. Не хотелось даже и думать о том, что может в этой воде оказаться. А дождь, между тем, все лил и лил.
Несколько раз мне удавалось подвести совок к самому мячу, но всякий раз чертов мяч ускользал. Стэнли жадно следил за моими действиями. Джулиус сидел под дождем и сочувственно на меня смотрел: «Возможно, мой хозяин «псих», но все равно я обязан быть с ним».
Не помню, как долго я уже лежал под дождем на этой решетке, как вдруг услышал, что к нам подъезжает машина. Мигали какие-то красные огни. Подняв голову, я увидел полицейский автомобиль и приближающуюся с другой стороны «скорую». Быстро открылась дверца, показались сапоги патрульного полицейского.
«Эй, что там у вас?» – окликнул он меня.
«Доброе утро, – ответил я, все еще болтая совком в водостоке. – Я делаю что-нибудь недозволенное?»
В этот момент мяч, наконец, попался!
Джулиус подошел к машине поздороваться. «Обе собаки очень дружелюбны», – заверил я полицейского. Глаза Стэнли все это время были прикованы к мячу.
«Мистер, с вами все в порядке?» – спросил он, слегка помедлив.
Но не мог же я теперь упустить мяч. А потому не прекращал попыток извлечь его и вытащить на тротуар. Под таким углом это было совсем непросто.
«Конечно, – сказал я. – Со мной все прекрасно. А собственно, почему бы и нет?» В нескольких метрах от нас остановилась «скорая». «Собаки не злые», – крикнул я, когда двое медиков выпрыгнули из нее и побежали к нам.
«Ну, сэр, – сказал полицейский. – Идет дождь, сейчас шесть тридцать утра, а вы лежите на улице на решетке водостока».
Я приподнялся и встал на колени с победоносным видом – в руке совок, а в нем – ура! – наш мяч. Но я не собирался доставать мяч из совка. Прежде чем кто-нибудь к нему прикоснется, его надо по меньшей мере полчаса кипятить.
«Собака уронила в водосток свой любимый мячик», – объяснил я очень спокойно. Полицейский молчал. Я мог только догадываться, какое удовольствие он получит, пересказывая эту историю своим коллегам в участке. А вот Паула вряд ли обрадуется, когда увидит мой костюм и плащ.
Одна из соседок увидела из окна, что я лежу на улице под дождем, пояснили медики. Она естественно решила, что у меня инфаркт, и позвонила 911.
Какого ответа они от меня ждали? Я заверил их, что вполне здоров, поблагодарил всех и повернулся, направляясь домой.
«Хотел бы я быть вашей собакой», – пробормотал полицейский, прежде чем забраться в свою машину и отъехать.
Отгоняя сходившего с ума от радости Стэнли, я принес мяч домой и хорошенько его прокипятил.
А сейчас этот мяч приехал с нами в горы. Я бросил его позади хижины совсем недалеко. Стэнли весело помчался, налетел на мяч, схватил и принес мне. К своим обязанностям поисковой собаки, чей долг приносить хозяину вещи, он относился очень серьезно.
Чуть позже мы поехали в Мёрк Форест, где Стэнли всегда любил гулять. Он обожал лес. Бегал там среди деревьев, время от времени негромко потявкивая от удовольствия, приносил мне какие-то ветки и всякий древесный мусор.
Джулиуса и Девона я оставил в машине, а мы со Стэнли прошли немного вниз по тропинке. Здесь я нашел бревно и сел на него, а Стэнли подошел и положил голову мне на колени. Я обнял его, и мы долго так сидели. Потом посетили другие его любимые места – речку и озеро. Я бросал для него в воду мяч, прерывая игру всякий раз, как только он начинал задыхаться. Мне хотелось запомнить его здоровым и полным жизни.
Вернувшись домой, мы немного отдохнули. Потом гуляли с ним так долго, как ему хотелось. Он получил от меня столько печенья, сколько был в состоянии съесть, а я бросал ему старый синий мяч снова и снова.
Позже он усталый забрался в свою кровать, тяжело дыша, но все еще помахивая хвостом, а когда я нагнулся и обнял его, лизнул мне руку. Почти до вечера он проспал.
Глядя, как он мирно спит, я подумал: вот пусть бы он так и заснул вечным сном в своей кровати – избавил нас обоих от следующей недели, от предстоящего мне ужаса.
Человек, зарабатывающий себе на жизнь с помощью слов, я просто не мог найти теперь слова, чтоб выразить свои чувства. Мой друг Джефф говорил, что не в силах был смотреть на меня, таким я казался несчастным.
Но жило во мне и огромное чувство благодарности за те семь лет, которые Стэнли озарял своим веселым нравом, своей любовью и преданностью.
В сумерках мы отправились на последнюю для Стэнли прогулку – вниз по горной дороге на его любимый луг, где он наслаждался великим разнообразием всяких запахов и вспугивал птиц. Мне казалось, что Джулиус и Девон чуть-чуть отстают от нас, как бы предоставляя нам со Стэнли возможность идти вдвоем; впрочем, может быть, мне это только казалось.
Теперь, вернувшись с прогулки, я предложил Стэнли мяч, но он не проявил к нему никакого интереса. Это был, вероятно, самый сильный довод в пользу того, что предстояло сделать.
Так же отнесся он и к угощению. Доковылял до своей кровати, уснул и не пошевелился до самого утра.
Но он провел прекрасный день, и эта мысль меня утешала.
Через четыре дня, в восемь часов утра, я отвез Стэнли в ветлечебницу. Дежурная в приемной спросила меня, хочу ли я быть рядом, когда ему сделают инъекцию. Конечно, я хотел. Я не мог позволить
