- Знаешь, как бы я хотела тоже вот так проявить себя! - с сердцем сказала Майка, и в ее голосе послышались слезы. - Хоть раз в жизни сказать то, что думаешь. А лицо у тебя было!.. Ты вот умеешь давать себе волю. Хорошее было зрелище. Без злобы, без гнева, как будто зеркало поднесла. А что там отразилось, это уж, извините... Лена, я поняла одну вещь. Мир - для таких, как ты. Для тех, кто действует, а не для тех, кто ноет. Но знаешь, что самое страшное? - Майкин голос задрожал. - Вот я умом понимаю это, а сделать ничего не могу. Хотела бы, да не могу. Плыву по течению всю жизнь, за другими....
- Майя, ну подожди, что ты такое говоришь? - растерялась Елена. - Если хочешь знать, мне просто стыдно за вчерашнее. А что я разбила эту склянку... Для меня было не меньшей неожиданностью, чем для тебя. Со мной вообще какая-то чертовщина творится. - От досады Елена стала расхаживать по комнате.
- Ладно, - вздохнула Майя. - Я тебе все рассказала. Хоть полегчало. Все, я тебя люблю.
Что-то случилось в мире. Что-то существенное произошло. Цветы с курьером - это еще цветочки, впереди ждали сюрпризы получше. Не успела трубка остыть от разговора с Майкой - снова звонок. На этот раз низкий женский голос: приглашают на телевидение. Сниматься в передаче с хозяйкой галереи 'Астрал'.
За Еленой даже прислали машину, что было уже верхом невероятного. Правда, раздолбанную 'Волгу', поскрипывающую на ходу. Шофер, Сергей Михайлович, краснолицый, как индеец, всю дорогу травил анекдоты и отравил бы ими Елену до смерти, если бы вовремя не показалась круглая Шаболовская башня - натянутый на невидимую ногу огромный сетчатый чулок.
- Нам сюда, - сказал шофер, кивнув на небольшой двухэтажный особнячок с облупившимся фасадом.
Сергей Михайлович распахнул подряд две тяжелые деревянные двери, и они оказались в зеркальной полутемной прихожей, от которой в обе стороны уходил короткий коридор. Сразу свернули налево и попали в комнату небольшого размера, с претензией на офисный стиль, несмотря на то что бок первой же попавшейся на глаза тумбочки оклеен пожелтевшей газетой.
В комнате человек семь сидели на пяти стульях. Трое из них громогласно беседовали по телефону, перекрикивая друг друга, остальные пялились в компьютерные экраны и терзали слабо квакающие клавиатуры.
- Нам категорически необходима ваша помощь, - вещал в трубку патлатый парень, длинный и нескладный. - Комментарий специалиста. Да, ваш, конечно, чей же еще... Хотелось бы получить...
Его собеседник за кадром, видимо, упирался изо всех сил, еще не понимая, что сопротивление бесполезно.
- Официальный запрос мы послали вам еще на прошлой неделе, - небрежно отвергал все возражения нескладный. - Да, спасибо, я уже в курсе. Но именно там мне и дали ваш телефон... Что вы, ваше совещание не помеха, это не займет больше пяти минут. Секретарша не виновата, она ничего не знала...
Подержав у уха трубку, с грустным лицом, он нажал на рычажок и принялся снова с ожесточением, как насекомых, давить телефонные кнопки:
- Алле, алле! Господина Бессонова, будьте добры. Да, я знаю, что его нет, но он же где-нибудь есть. Где? Он нам срочно нужен...
На пришедших внимания не обращали. Лишь красивая девушка, этакая Клеопатра с детским лицом и тонкой талией, обернулась на Сергея Михайловича и посетительницу:
- У меня опять текст завис! Что прикажете делать?..
Но прежде чем кто-либо ей ответил, девушка отвернулась и навсегда их забыла.
Багряноликий Сергей Михайлович встал посреди этого хаоса, набрал в легкие побольше воздуха и возопил, как Зевес-громовержец:
- Так, ребята, послушайте-ка меня! Где Карина Добронравова, я привел гостью, Лену Птах. Прошу любить и жаловать, с глупостями не приставать.
- Ой!.. - Взъерошенный паренек с сигаретой за оттопыренным ухом оторвался на минуту от экрана и уставился на Елену поверх очков. - Как, говорите, ваша фамилия? Это не вы на днях галерею разнесли вдребезги?- Он смотрел на нее восторженными глазами. - В 'МК' об этом на второй полосе.
- Слышь, Михалыч... - еще один юноша, повыше и поплотнее, поймал Зевеса за пуговицу. - Михалыч, у меня через пять минут выезд, я к семи в монтажку никак не успею. Передай Даше, ты все равно сейчас к ней...
И он потянул с вешалки свою куртку, отчего вешалка с гроздьями одежды, висящими на ней, покачнулась и собралась было рухнуть. Сергей Михалыч подхватил сооружение.
- Ну ты, ходячее стихийное бедствие...
- А Карина кто такая? - в смятении от всего происходящего спросила Елена.
Первые секунды смолкли все. Парень за компьютером поднял на Елену недоуменные глаза и дернул своим острым плечом.
- Да что вы?.. Карина - это...
Елену уже загримировали, отчего она ощущала себя словно в маске из папье-маше. А неведомая Карина опаздывала.
Наконец с треском распахнулась дверь, и давешняя устроительница, огненноволосая, в развевающемся плаще и длинном шарфе, ворвалась в студию.
Богаделов, приземистый, в меру упитанный телеведущий, глядел благожелательно поверх очков. Очки круглили его и без того круглую физиономию. Карина налетела на него и безапелляционным тоном начала:
- Значит, так, я все беру на себя. Вести беседу непринужденно, вопросы задавать только по ходу действия, героиня - она. - Карина указала на Елену.
Богаделов открыл было рот: его, профессионала, будут учить. Но махнул рукой. Благодушное сознание собственной значимости всегда гасило в нем вспышки гнева.
Студия, интерьер в голубом цвете, похожая на десятки других, ждала. Неудобные кресла, высокие столы-стойки, как в баре.
- Снимаем!..
Кирилл присел в кресло в синей гостиной и включил огромный, размером со стол, телевизор. На экране плохой парень безжалостно мочил хорошего, но было ясно, что добро восторжествует. На другом канале поджарый президент в горнолыжном костюме являл нации пример здорового образа жизни. На третьем охмуряла поклонников 'морская черепашка по имени Наташка'.
Стоп, а это?.. Мелькнули кадры вчерашней галереи, знакомое лицо.
- Что мы здесь делаем, господа? - вопрошала с экрана красавица. Лицо ее было вдохновенно, Кирилл залюбовался. - Неужели всерьез принимаем за искусство все то, вокруг чего ходим?
Кирилл заново переживал потрясающую сцену в 'Астрале'. Вот девушка сбежала со сцены, окинула глазами экспонаты и живо хлопнула один из них об пол. Толпа ахнула, а чертовка лишь весело развела руками.
Картинка сменилась изображением студии. Рядом с рыжеволосой Кариной восседала виновница переполоха в московском бомонде. Вид у нее был самый невинный.
- Пожалуйста, вы могли бы как-то прокомментировать ваши действия? задал вопрос ведущий, состроив профессионально заинтересованное лицо.
- Я думаю, этот хеппенинг, эта акция привлечет внимание к нашей галерее, - быстро вступила рыжеволосая. - Публика должна понимать, что мы привлекаем и собираем вокруг себя нетривиальных людей, которые мыслят отнюдь не общими категориями.
Ведущий повернулся ко второй гостье. Та, казалось, смешалась. Но взяла себя в руки.
- Вряд ли эта сцена заслуживает такого широкого освещения, - начала она. - Впрочем, как повод к разговору о том, что мы сейчас называем искусством...
Карина округлила глаза.
- Мы очень часто наблюдаем попытки самовыразиться, что называется, на пустом месте, - неумолимо гнула свою линию Елена. - Что с нами происходит, когда встречаемся с искусством? С настоящим, высоким? Наша душа обязательно дрогнет, отзовется, зазвучит. А часто ли она сегодня отзывается? Увы. Так произошло и там. Ничто не поразило, не захватило воображения. Скучно, господа. Все останется только поделкой, пока художник не вложит в камень, в холст, даже в ту же проволоку всего себя, жизнь, свою душу. Если, конечно, есть что вложить...
Общие слова? Лицо Елены дали крупным планом, и Кирилл удивился, как она взволнована.
- Но кто будет определять, вложил художник в свое произведение душу или нет? - прищурился
