Занавески на кабинках не в тон стенам спортивного зала. Мент у входа хранит на бровях чувство вины за вчерашний день. – Нагнувшись, я поднял «разгрузку» и накинул ее на плечи. – Кастинг наблюдателей явно не проводился, брали первых попавшихся. Тот что слева имел вид изнуренного онанизмом начальника вещевого склада воинской части, вторая смотрела на мир сумасшедшими глазами сквозь стекла огромных очков в плексигласовой оправе. Что она могла наблюдать, я не понимаю. Третьего не было, хотя стол для него имелся.
Бюллетень ничего. С голограммой. Прилепленной криво. В кабинках толком не переодеться – занавески колышутся, видно ноги. Туалетная бумага отсутствует…
Касьяненко слушал и скорбно молчал. Он не понимал людей, которые не ходят на выборы. Он их осуждал, считая, что лучший способ бороться с кандидатом от власти – это голосовать за любого его конкурента. Что он и сделал вчерашним днем, я так думаю. Интересно. Кто получил лишний голос только потому, что Касьяненко недолюбливает Медведева? Медведев знает, что его Касьяненко недолюбливает?
Вот какие вопросы приходят в голову рожденному весной капитану спецназа МВД.
Но Касьяненко нужно заткнуть, иначе потом весь день придется слушать долгоиграющую историю, которая начинается утром, а заканчивает он свое повествование ближе к ужину. Лучший способ заставить его замолчать – начать рассказывать свою историю, ту, которая ему не по душе. Двухметровый гигант обижается как ребенок и уходит в себя. Лучше бы он оттуда и не выходил вовсе.
– Согнутый всего в два раза бюллетень еле засунул в щель. Не представляю, как справляются с очевидной проблемой те, кто согнул его вчетверо, – секу я неприятными словами его веру в то, что на выборы ходить нужно. – Динамики никакой. Все сидят в ступоре, смотрят друг на друга: секретари на наблюдателей, наблюдатели – на секретарей. Кто-то приходит, кто-то уходит. Сюжет получается рваный, общий смысл теряется за частными мелочами, как то: «Скажите, а какой знак можно поставить?». Я: «Ставьте на них всех крест!» Секретарь: «Против всех голосовать запрещено!!! Если спустили – идите!!!» – чувствуется инструктаж. Я: «Так вот что в кабинке делать надо было?» Брови сержанта вскидываются и подбитой птицей падают на утес носа. Он все слышал, но ничего не понял.
Главная музыкальная тема мероприятию соответствует так же, как открытию оздоровительного центра соответствует «Интернационал». Напитков никаких, финал смазан. Дресс-код отсутствует, впускают кого попало. Я ушел, этого никто не заметил. Из воспоминаний – календарь на папиросной бумаге на восьмой год, засунутый мне в паспорт похожей на Крачковскую секретаршей постпенсионного возраста. Надеюсь, ее номера телефона на нем нет. В общем: любовь – один балл, детектив – три, секс – два, извращения – пять. До сих пор пытаюсь понять смысл ограничения до 18 лет…
– Ты политически близорук, – режет меня Касьяненко, дальше, всего один раз – Кас.
Постепенно подтягиваются пацаны. Всего нас шестеро на круглые сутки. Плюс два пилота вертолета «Ми-6».
Спецназ РУБОПа ГУВД Москвы по контролю МКАД. Блатное место по меркам СОБРа.
Хохот стоял гомерический, когда в раздевалку вошел Мерцалов. Подполковник Мерцалов, командир нашего краснознаменного (шутка) отделения, мужик мировой, но свирепый. При нем лучше не хохотать, ибо к веселью он относится с какой-то патологической ненавистью. Вся жизнь его прошла на войне, он обвешан орденами и медалями, как Брежнев, шрамами покрыто лицо Цербера нашего, и к каждому – уважение немереное.
– Гогочем? Пять минут.
И ушел. Это означает, что через пять минут он едет на свою новую войну. Ну и мы вместе с ним, обуза. Он бы давно всех перерезал лично, этот пятидесятилетний мужик, переодевшись во все черное и измазав лицо сажей, – перерезал, но ему навязали пятерых салабонов, от которых шума и пыли больше, чем толку.
На «Газели» цвета диарейного поноса с надписью «Аварийная» мы выезжаем на вертолетную площадку. Через полчаса, проверив связь и оружие, поднимаемся на борт. «Ми-6» психоделической раскраски – желтый с красными узорами. Сразу не поймешь, какому ведомству он принадлежит. Не то пожарному, не то со съемочной площадки Джона By. Я знаю каждый закуток в нем, сиганул с него с парашютом восемьдесят четыре раза. Еще двадцать – с «Ила». Потом сигать надоело, квартиру не дали, уволился из ВДВ и теперь вот здесь в качестве салабона езжу с Мерцаловым для регулировки движения на самой большой кольцевой дороге в мире.
– Значит, так, – говорит Мерцалов… Если бы мы сидели сейчас без средств связи в «сферах», где наушник вставлен в шлем, а микрофон выведен ко рту, можно было даже не думать о какой-то беседе. В «вертушках» во время полета стоит такой густой вой, что его можно резать ножом. Прокричи – сам слова не услышишь. Но «сферы» глушат звуки сами по себе, а наушник вставлен прямо в ухо – удобно и практично. – Значит, так. Какая-то бригада согнала машину жены заместителя начальника РУБОПа…
– Ююкина?! – орет Панфилов, второй по древности после Мерцалова.
– Еще раз рот откроешь, выброшу в рампу, и побежишь следом. Так вот, какие-то недоноски спихнули машину жены заместителя начальника РУБОПа, и та покалечилась. Приметы тачки есть, дополнительную информацию получим по дороге и на месте. Вопросы?
Жена Ююкина, это, считай, наша жена.
Если бы так было, она бы обязательно добавила мне так необходимые двадцать тысяч долларов до «Лексуса-350». Уж я бы постарался.
II
Вера Игоревна
Динамический хаос, по мнению ученых, это сложное непредсказуемое поведение детерминированной нелинейной системы. Оказалось, что простые системы, состоящие из малого числа компонентов, с детерминированными правилами, не включающими элементов случайности, могут проявлять случайное поведение, довольно сложное и непредсказуемое, причем случайность носит принципиальный, неустранимый характер. Такого рода случайность, непредсказуемость развития системы понимается как хаос.
Грань хаоса – критическая точка системы, в которой незначительное изменение может либо вызвать хаотическое поведение системы, либо замкнуть систему в статическом состоянии.
Существует предположение, что без внешнего воздействия системы стремятся к точке грани хаоса.
Серебристый «Мерседес Геленваген», объезжая затор на пересечении МКАД с Дмитровским шоссе, выскочил на встречную. Чтобы избежать столкновения, он принял вправо и тут же принял левым бортом удар по двери водителя. Не ожидая маневра «Геленвагена», черный «Мерседес-600» вмял дверь джипа и остановился. Не нажми водитель на тормоза так быстро, тяжелая машина протаранила бы джип, как торпеда.
Не успел шофер седана выйти, – он лишь открыл дверь и ступил ногой на асфальт, – как водитель джипа включил передачу, и машина, визжа четырьмя колесами, рванулась вперед.
Не ожидавший такого резкого старта находящегося в аварии автомобиля и объезжавший место происшествия водитель «Ауди» резко взял вправо, и в заднюю дверь его тотчас врезался микроавтобус «Караван». Куски стекол влетели внутрь салона и ударили в лицо водителю. А тот, кто сидел в «Караване», ударил по тормозам, и в корму его, заперев выезд с Дмитровского шоссе на МКАД, въехал «Порше Кайен».
Едва «Порше» остановился, стряхивая с лакированного капота каленые кубики стекла, его бампер сломал «Москвич». Сердце пожилого водителя не выдержало, от шока у него перехватило дыхание, он схватился за грудь и через минуту умер. А пока он боролся со смертью, в левую дверь «Кайена» ударили «Жигули» седьмой модели, а сзади, взбугрив багажник, шарахнул джип «Лексус». Ветровое стекло «Кайена» вылетело и, таща за собой резиновый уплотнитель, раскололось на сотни осколков на крыше «Москвича».
