это делать -- это самоутверждаться в глазах других, потому что их глаза стали зеркалами, отражениями.
Глядя в глаза других, Александр мог видеть, что он был кем-то весьма важным, Великим; стоя напротив Диогена, он ощущал, что он -- никто. Диоген не признал бы внешнего величия. Перед ним Александр должен был чувствовать себя глупо. Говорят, он сказал Диогену, что, если бы Господь даровал ему родиться еще раз, то он предпочел бы стать скорее Диогеном, чем Александром -- но в следующий раз!
Ум всегда устремлен в будущее! Вот в этот самый момент он мог стать Диогеном, не было никаких препятствий к этому, никто не мешал ему. Будут миллионы препятствий на пути к тому, чтобы стать Александром Великим, потому что каждый постарается воспрепятствовать этому. Когда вы пытаетесь самоутвердиться, вы непременно задеваете чье-нибудь самолюбие, чье-то эго, и все окружающие будут стремиться доказать, что вы -- ничтожество, будут стараться унизить вас. Так чем же, кем же вы себя считаете? Вам придется доказывать это другим, насаждать свое мнение, придется утверждать себя, а это очень трудный путь: через насилие, через разрушение.
Ничто не мешает стать Диогеном. Александр ощутил красоту, гармонию, изящество этого человека. 'Даруй мне Господь другое рождение, -- воскликнул он, -- я хотел бы родиться Диогеном. -И добавил: -- Но в следующий раз'.
Диоген рассмеялся и сказал: 'Что касается меня, то одно точно: никогда не хотел бы я быть Александром Великим!'
В глазах Диогена Александр не мог увидеть признания своих побед. Внезапно он, вероятно, почувствовал, что погибает, слабеет, испытал ощущение, подобное смерти, -- он был никто. Он, надо думать, бросился прочь, убежал от Диогена со всех ног. Тот был опасным человеком.
Говорят, что Диоген преследовал Александра всю его жизнь. Куда бы тот ни направлялся, Диоген был с ним подобно тени. Ночью, во снах, Диоген появлялся, смеясь. И эта красивая история утверждает, что они умерли в один и тот же день.
Они умерли в один день, но Диоген, надо думать, подождал немного -- так, чтобы он мог последовать за Александром. Во время переправы через реку, отделяющую этот мир от того, Александр повстречал Диогена вновь, и эта вторая встреча была опаснее первой. Александр был впереди, поскольку умер несколькими минутами раньше -- Диоген ждал, чтобы последовать за ним. Александр, услышав, что позади него в реке кто-то есть, обернулся и увидел смеющегося Диогена. Он, вероятно, был весьма ошарашен, потому что на этот раз все сложилось совсем иначе. Он был таким же голым, как и Диоген, -- ведь вы не можете взять в другой мир вашу одежду. В этот раз он был абсолютно никем, а не императором.
Но Диоген был тем же. От всего, что смерть могла отнять у него, он отрекся еще при жизни, поэтому смерть не смогла забрать у него ничего. Он был точно таким же, как и при прошлой их встрече на берегу реки, совсем таким же, как прежде.
И для того, чтобы выглядеть беспечно, чтобы придать себе смелости и солидности, Александр тоже рассмеялся и заметил: 'Прекрасно, просто здорово! Снова встретились величайший император и величайший нищий'.
'Ты абсолютно прав, -- отозвался Диоген, -- только ты немного путаешь, кто император, а кто нищий. Это действительно встреча величайшего императора и величайшего нищего, но император позади, а нищий впереди. И надо заметить, Александр, что то же самое было и при нашей первой встрече. Ты был нищим, но ты считал таковым меня. Взгляни теперь на себя! Что ты получил, побеждая весь мир?'
Так что же это такое -- потребность побеждать? Что вы хотите доказать? Вы знаете, что в ваших собственных глазах вы -ничтожество, что вы -- ничто, и это 'состояние-ничто' начинает терзать ваше сердце. Вы страдаете, потому что вы -- ничто, и, стало быть, вам необходимо проявить себя перед другими. Вам необходимо возвыситься в их глазах, самоутвердиться, занять положение, необходимо создать впечатление у окружающих, что вы не ничтожество. И, глядя в их глаза, вы будете собирать мнения, общественное мнение, а из общественного мнения вы создадите образ. Этот образ -- эго; он не является вашим настоящим 'я'. Он -- отраженное великолепие, не ваше собственное; он собран из глаз окружающих, соткан из их мнений.
Человек вроде Александра Великого всегда будет опасаться окружающих, потому что они могут отнять назад все то, что они ему дали. Политик всегда боится общественности, людей, ибо они могут забрать все, взятое у них. Его 'я' -- это всего лишь 'я', позаимствованное у других. Если вы боитесь других, то вы раб, вы не хозяин.
Диоген не боится никого. Вы не можете ничего у него отнять, потому что он ничего не одалживал у вас. У него есть 'я', у вас же -- только эго. В этом и заключается разница между 'я' и эго: эго -- это 'я', взятое взаймы.
Эго зависит от других, от общественного мнения; я -- это ваша подлинная суть. Она не заимствована, она -- ваша. Никто не может забрать ее назад.
Взгляните, как прекрасны строки Чжуан Цзы:
Когда стрелок пускает стрелу для забавы,
все его мастерство при нем -- для забавы!
Когда стрелок пускает стрелу для забавы,
все его мастерство при нем.
??? ОСТОРОЖНЕЕ ЗДЕСЬ С ПЕРЕНОСОМ СТИХОВ ИЗ ШАПКИ ГЛАВЫ -- ЗДЕСЬ ПОВТОР ПЕРВОГО ДВУСТИШИЯ ДВА РАЗА, НО В ПЕРВОМ С ДОБАВЛЕНИЕМ ПАРЫ СЛОВ ???
Когда вы забавляетесь, вы не пытаетесь самоутверждаться. Вы спокойны, расслаблены, нормальны. Пока вы играете, действуете просто ради забавы, вас не волнует, что о вас подумают другие.
Видели ли вы отца, который в шутку борется с ребенком? Он будет побежден. Он будет лежать на лопатках, а ребенок будет сидеть на нем верхом и хохотать, и закричит: 'Я тебя победил!' -- и отец будет счастлив. Это обычная забава. В игре вы можете быть побеждены и при этом быть счастливым. Забава несерьезна, она не имеет отношения к эго. Эго всегда серьезно.
Так помните, что, если вы серьезны, вы всегда будете в суматохе, внутреннем беспорядке. Святой всегда забавляется, как если бы он пускал стрелу шутки ради. Его не интересует мишень, он просто приятно проводит время.
Немецкий философ, Евгений Херригел, отправился в Японию учиться медитации. А в Японии используют все виды упражнений для обучения медитации; стрельба из лука -- одно из них. Херригел был прекрасным стрелком: он был абсолютно точен, он никогда не промахивался. Поэтому он отправился к мастеру, чтобы тот обучил его медитации с помощью стрельбы из лука, раз он в этом был уже дока.
Три года обучения миновали, когда Херригел начал понимать, что попусту тратит время. Мастер продолжал настаивать на том, что _он_ не должен стрелять. 'Предоставь стреле вылететь самой по себе. -- говорил он Херригелу. -- Тебя не должно быть, когда ты целишься, позволь стреле целиться самой'.
Это был бред. В особенности для западного человека, это было абсолютным абсурдом: 'Что значит 'позволь стреле стрелять самой?' Как может стрела стрелять сама? Если я не буду ничего делать, так и выстрела не будет'. И он продолжал стрелять, никогда не промахиваясь мимо мишени.
Но мастер повторял: 'Цель -- это вовсе не мишень. Цель -_ты_. Мне неважно, попадешь ты в мишень или нет. Это механическое мастерство. Я обращаю внимание только на то, есть ты или нет. Стреляй ради забавы! Наслаждайся этим, не пытайся доказать, что ты никогда не мажешь мимо мишени. Не старайся утвердить эго. Оно уже и так есть, ты есть, совершенно незачем это доказывать. Освободись, пребывай в покое, будь непринужден и предоставь стреле вылететь самой'.
Херригел никак не мог понять, о чем речь. Он все пытался и пытался и спрашивал снова и снова: 'Если я всегда набираю сто очков из ста, почему ты не признаешь моего умения?'
Западный ум всегда заинтересован в конечном результате, а восточный ум всегда интересуется самим процессом. Для восточного ума результат бесполезен; вся суть в начале, в стрелк'е, а не в мишени. Поэтому мастер отвечал: 'Нет!'
Тогда, окончательно разочаровавшись, Херригел попросил разрешения уехать. 'Тогда мне придется уехать. -- заявил он. -Три года -- это слишком долгий срок, а в результате -- ничего. Ты продолжаешь говорить 'нет'... что я все еще тот же самый, не изменился'.
В день своего отъезда он пошел попрощаться с мастером и увидел, что тот обучает других учеников. Но этим утром Херригелу все это было уже неинтересно; он уезжал, он махнул рукой на все свои планы. Поэтому он просто ждал, когда мастер освободится, чтобы он мог попрощаться и уехать.
