молчал, у него было бесконечно усталое, печальное лицо. Однако мне ли его жалеть? Было противно ходить вокруг да около.
- А Сель, - напрямик, спросил я. - Вы ее... очень хорошо знали?
- Да.
- И от вас она тоже... ушла сама?
- Нет, - тихо сказал Художник. - Это я ушел от нее. Хотя... разве люди могут сказать с уверенностью, кто именно уходит, а кто остается?
Мы окончательно замолчали. Нам больше не о чем было говорить. Я ощущал бесконечную пустоту и ничего, кроме нее. Как будто бежал из последних сил, задыхаясь, изнемогая, пуще всего на свете боясь, что соперник раньше достигнет цели, сумеет прийти первым, a там, куда мы оба стремились, ничего не оказалось...
Голос Вельда, звавшего меня снаружи, прозвучал избавлением.
Над планетой стояло небо, израненное незнакомыми созвездиями. Всходило крупное щербатое ночное светило - к счастью, только одно. Даже в его бледном свете поверхность планеты оставалась красной, только уже не ржаво-кирпичной, а черно-бурой. Воздух был неподвижен.
- Кажется, здесь не бывает ветра,-заметил Сон Вельд.-Хорошо, если так.
Мы отошли от ракеты метров на триста. Она уютно светилась вдали боковыми иллюминаторами. Странно, что Вельд, запретивший отходить от ракеты даже днем, выдумал эту ночную прогулку. Ландшафт казался совершенно однообразным. Только у самого горизонта отсвечивали в звездном сиянии контуры невысоких холмов.
- Здесь,-сказал мой спутник.
Не сразу я различил крестообразные следы в песке. Разглядев их, весь напрягся.
- Ночью они обычно спят, - успокоил Вельд таким тоном, словно остальное мне было давно известно.
Следы были крупные. По земным меркам, они принадлежали существу ростом в большую собаку. Впрочем, здесь могли существовать иные пропорции.
Я тревожно посмотрел на Вельда. 'Космический мусорщик' улыбался! В бледном ночном свете его лицо казалось высеченным. Оно напоминало изваянное из камня лицо Солдата Последней Войны-памятник на Земле, у подножья которого каждое утро лежали живые цветы.
- Что это, Старший? - спросил я, понизив голос.
- Не самое страшное, сынок. Не может быть самым страшным... Скажи, Ронг, ты, собственно, знаешь, в чем заключается работа космического мусорщика?
У меня было весьма поверхностное представление об этом. Так я и ответил.
-Ладно. Когда-нибудь расскажу... Сейчас-о важном. Зверюг,- которые оставили эти следы, я видел на экране-ты знаешь, что на нем можно увидеть побольше, чем в иллюминатор... Это-хищники. Я видел троих-они дрались из-за какой-то добычи. Видел очень смутно, сам знаешь, чего стоит инфракрасный наблюдатель. Но размеры их можно определить довольно точно-чуть побольше теленка. Не очень приятно, верно? Однако бегают они, кажется, плохо. В общем, учти все это завтра. Надеюсь, не нападут. На всякий случаи держи пистолет при себе. Возьми. Челлу не отдавай, я ему почему-то не доверяю: похоже, он парень без стержня.
Вельд взял меня за локоть:
- Посмотри-ка на меня, Ронг. Ты понимаешь, что сам я не имею права идти?
- Конечно!
Он действительно не имел права. Инструкция Гoвoрит так: '...Если существует опасность и гибель вступающего в контакт с неведомым может иметь последствия, пагубные для остальных членов экспедиции, а разведку должен идти тот или те, у кого больше шансов остаться в живых и чья жизнь менее ценна'.
Я помнил Инструкцию н.аизусть. Она была предельно ясна. Именно потому поступок Вельда был героическим. Не каждый взял бы на себя столь тяжкий груз -посылать навстречу опасности другого и тем самым расписываться сразу в двух вещах: в собственнрйменьшей, чем у этого другого, жизнеспособности, с одной стороны, и в большей ценности, с другой. Очень трудно так прямо заявлять об этом.
- Спасибо, Вельд... А теперь пойдем?
- Пойдем, Ронг.
Песок злобно повизгивал под ногами. По существу, мы попали в отчаянное положение. Вряд ли посланный мною радиопризыв о помощи дойдет по назначению..
Вряд ли кто-нибудь наткнется на радиобуй, вращающийся сейчас по круговой орбите спутника этой загадочной планеты. Конечно, здесь не может не найтись воды. Иначе откуда взялись 'кактусы'? И главное- мы ведь знакомь; пока с крошечным пятачком чужого я, конечно, громадного мира. В общем же нас можно сравнить с горсткой туристов, которые летели ракетой в тропики, чтобы поиграть в пинг-понг, покататься на волнах мелочно-теплого прибоя, весело пообедать в ресторане и к ужину вернуться домой, а вместо этого оказались в центре Сахары, какой она была два с половиной века назад.
В каюте было весело. Тингли, с помощью часов, гребенки и шнурка от ботинок, показывал фокусы. Кора Ирви тихо смеялась, восторженно ахала и смотрела на практиканта с обожанием. Рустинг тоже был поразительно оживлен. Он старался поймать лучистый взгляд женщины и, когда удавалось, страшно смущался. Дин Горт задумчиво улыбался, наблюдая за ними из своего кресла. О камере он ЯвНО не вспоминал.
Вот у нас и сложилась ячейка Общества, с удивлением подумал я. Видимо, люди не могут обойтись без того, чтобы между ними не возникли какие-нибудь взаимоотношения. Даже если людей - горстка.
КРИСТАЛЛ ТРЕТИЙ. ЧЕРНЫЕ ЦВЕТЫ
Мы ушли на разведку с опозданием на целый час. Причина была уважительная: Вельд, поднявшийся среди ночи, сумел отделить от топливных баков подобие бидона вместимостью литров тридцать (поначалу было решено использовать в качестве посуды несколько больших банок из-под джема, который мы вывалили прямо в песок метрах в ста от ракеты). 'Космический мусорщик' смастерил заплечные ремни, содрав и нарезав карманяым ножом на полосы пластик с одного из кресел. Задержка была досадной, зато мы экипировались вполне прилично. Несмотря на опоздание, Вельд настоял на том, чтобы контрольный час возвращения не менялся.
Мы шли, слегка увязая в прохладном песке, похожие, должно быть, на пионеров всех времен и народов.
Впереди-я с ультразвуковым пистолетом на поясе, замыкающим-Горт, посредине-Тингли. Он было запротестовал, считая такое размещение обидным для себя. Тогда Сон Вельд вручил ему бидон и сказал:
- Вам доверяется самое дорогое. Значит, вас надо беречь.
Никто не смог бы утверждать, что он сказал это с иронией, и Тингли, слегка поворчав, смирился. Но в глазах голографа мне померещилась усмешка.
По утреннему холодку шагалось неплохо, и вскоре лежавшая на боку ракета стала маленькой, как выброшенная пустая бутылка.
Ровный шаг наводил на неторопливые, спокойные мысли. Странно, думал я, каким обыденным сказывается на поверку то, о чем мечтаешь, когда оно превращается в действительность. Сколько видеопрограмм, научных и развлекательных, фантастических, посмотрел я, пытаясь представить контакт с неведомым! И вот в самом деле ступаю по поверхности неисследованной планеты-и, по правде говоря, не испытываю особых чувств. Каждый мой шаг-первый шаг первого человека в этом мире, ведь я иду впереди. И что же? Негромко, почти приятно хрустит песок, в теле-радостное ощущение силы и молодости, утренний воздух свеж, он слегка кружит голову, оттого что богат кислородом, и даже необычные два солнца, едва поднявшиеся над горизонтом, не рождают беспокойных ощущений: это просто две фары аэролета, застывшего над землей, чтобы через минуту мягко коснуться ее полозьями... Неужели такова жизнь вообще? Неужели подлинно необычное существует лишь в нашем воображении, чтобы, воплощаясь в реальность, разочаровывать на. каждом шагу, и ты чувствуешь себя соколом, стремительно упавшим с неба на манящий пестрый комок-дикую утку, но нелепо ударившимся о неживую твердость искусной подделки?
Я шел, как альпинист при восхождедии, глядя себе под ноги, и Тингли увидел воду первым.
- Ура!-заорал он мне в ухо. Раздосадованный, я сделал ему выговор-ни к чему поднимать шум в
