им всем тоже было по девять с небольшим. Вот пальма бери-бери со стволом в виде перевернутого конуса, к тому же очень липким от постоянного выделения сока. Даже сэр Галахад, самый ловкий из нас - конечно, когда не прыгает через пропасти босиком! - не может забраться на нее. Вот батутное дерево с оперением из упругих нижних веток. С него не смог бы свалиться даже Толстый. А вот папоротник, на который у ботаников даже не хватило латинского названия, отчего в каталог его пришлось заносить просто под буквой 'П' и бессмысленным пятизначным номером. Он не выносит прямых солнечных лучей, поэтому над ним всегда нависает персональная маленькая тучка. Деревья расступились в последний раз, и Толстый снова продемонстрировал свою поразительную наблюдательность, заявив: - Смотрите, наш шалаш! - Не думаю, - сэр Артур сделал предостерегающий жест, и мы все послушно замерли. - Это сооружение больше напоминает... - сказал он и задумался. Да, перед нами определенно языческий храм. В таких храмах неверные обычно хранят свои сокровища. Вперед, мои верные рыцари! - И сам первым побежал к шалашу. Когда мы с Толстым оказались на месте, сэр Артур уже выползал обратно. В руках он держал круглую жестяную банку. - Вот он, Святой Грааль! - провозгласил сэр Артур. - АААА! Толстый закатил глаза к небу, медленно сполз на землю и начал бредить: - Негоже... Не могу вынести... его великолепия. Я... недостоин! - Тогда я забираю твою долю! - объявил приковылявший сэр Галахад. Толстый мгновенно прекратил бредить. - Нет уж, нет уж! Как дрова таскать - так Толстый, а как трофеи делить... - Не спорьте! - сказал сэр Артур. - Пусть каждому воздастся по его заслугам. Он кончиком меча поддел жестяную крышку и торжественно выдал каждому по леденцу из Святого Грааля. Тут мне, по идее, полагается сказать, что ничего вкуснее я не пробовал ни разу в жизни... Но, к сожалению, леденец мне достался зеленый, а я больше люблю желтые - они слаще. Кроме того, если бы вместо великого похода мы просто доиграли ту партию в карты, я бы сейчас мог претендовать по меньшей мере на треть банки. Словом, наш поход, несмотря на всю его великость, оставил у меня в душе чувство легкой неудовлетворенности. И, похоже, не только у меня, поскольку, когда бывший сэр Галахад поднялся со своего места и сказал: 'Ладно, схожу за ботинками', - мы все единодушно вызвались проводить его. - Хорошо, отправимся вчетвером, - принял решение Артем, хотя к настоящему моменту он уже не имел над нами никакой власти. Он мельком взглянул на небо над нашими головами и добавил: - Все равно солнце еще высоко. Вот это он удивительно точно подметил! Солнце было еще о-очень высоко. В свое время мы специально выбирали место для шалаша с таким расчетом, чтобы солнце над ним всегда стояло в зените.
Когда мы подошли вплотную к тому месту, где заканчивается наша полянка - вытоптанная так, словно на ней неделю паслось стадо... ну, допустим, диких роботов-полотеров - и начинается относительно нехоженый луг, Темка, шедший первым, вдруг резко остановился. Он поднял вверх согнутую в локте левую руку и сжал пальцы в кулак, призывая нас к вниманию. - Вьетконговцы? - насторожился Грегори. Старина Грег отчего-то всегда в первую очередь пугался вьетконговцев. Хотя ни разу так и не смог объяснить нам, кто они такие. Толстый, не теряя даром времени, метнулся назад к шалашу, испачкал пальцы в золе потухшего костра и провел пятерней по своей бритой черепушке, оставив на ней пять грязновато-серых полос. Должно быть, собрался своим видом пугать вьетконговцев, кто бы они ни были. - Хуже... - мрачно прошептал Артем. - Индейцы. Толстый еще раз зачерпнул золы и поспешно пририсовал себе жирную волнистую линию на лбу и по кружочку на каждой щеке. - Мне кажется... Я читал, что индейцы не оставляют следов, - неуверенно возразил Грегори. - То есть, оставляют, конечно, но нормальный человек их никогда не разглядит. Особенно в траве. - Нормальный человек не разглядит, - согласился Темка. - Но только не другие индейцы! На мой взгляд, вовсе не требовалось становиться индейцем, чтобы разглядеть в еще не успевшей распрямиться траве следы четырех пар ног, уходящие в сторону ручья. Или это я такой ненормальный? - Так ты говоришь, Соломенная Башка, что здесь прошли наши соплеменники? - спросил Толстый, выступая вперед, так, чтобы все смогли полюбоваться его боевой раскраской. - Нет, Толстое Брюхо! Здесь прошли наши враги. Гуроны всегда враждовали с апачами! - Так мы что же, получается, гуроны? - уточнил Грегори. - Еще несколько поколений назад за один этот вопрос с тебя сняли бы скальп, Медленный Ум. - Правда? - восхитился Толстое Брюхо. - А с меня? - и погладил себя по макушке, позабыв про испачканную руку. Затылок Толстого стал похож на поле для игры в крестики - нолики. - Тебя привязали бы к столбу, - сказал я, - накормили бы леденцами и отдали на съедение муравьям. - А когда он не испугался, добавил: - Ядовитым муравьям! - А если я не хочу быть апачем? - не унимался Толстое Брюхо. - Лучше пусть я буду могиканином. Их меньше. - Если ты, Толстое Брюхо, попытаешься стать могиканином, их не останется вообще! - заявил Соломенная Башка. - Ну и пожа-а-алуйста!.. - Толстый затянул свою любимую песню. - И уходи-и-ите! Все апачи идут в Аппалачи! И только последний из могикан остается на страже родного вигвама... Он решительно развернулся и зашагал к костру. Наверно, решил окончательно посыпать себе голову пеплом. - По-моему, пришла пора немножечко проучить Толстое Брюхо, - шепотом предложил я и непроизвольно сделал жест, который был принят нами на вооружение еще в бытность нашу мушкетерами Его Величества. Или Ее Величества? Вот, уже забыл! В общем, мушкетерами кого-то из Величеств. - Скальпировать! - согласился Соломенная Башка и тоже положил два пальца правой руки на кулак левой. - Ура! - Медленный Ум повторил тот же жест, хотя, как я уже говорил, участия в наших мушкетерских забавах он непосредственно не принимал. - Где мой верный матогавк? Поправлять его никто не стал, потому что во-первых, некогда было, а во-вторых, так намного смешнее. Едва заслышав наши боевые выкрики, Толстый, даже не обернувшись, бросился в сторону леса. Мы гнали его до самой опушки, а там остановились. - Ладно, - сказал Соломенная Башка. - Выловить его в лесу настолько просто, что даже неинтересно. К тому же и ребенку ясно, что индеец без скальпа - плохая добыча. Поэтому предлагаю: прировнять лысого индейца Толстого к скво и на время забыть о нем, а вспомнить лучше о наших главных врагах - гуронах. Мы должны отправиться по их следам, пока они еще теплые. - А мне кажется... - возразил было я, но вспомнил, что у настоящих индейцев туго с местоимениями, а собственного имени мне пока никто не присвоил, и снова замолчал. Не называть же себя 'Тот, Которого Вы Сейчас Слушаете'! - Говори, - Соломенная Башка внимательно оглядел меня, как будто в первый раз, и закончил, - Невидимый в Ночи. Я облегченно вздохнул. Из всех четырех имен мое показалось мне самым приличным. - Невидимый в Ночи хочет напомнить, что прежде, чем преследовать врага, нам стоит раздобыть себе оружие. - Отлично! - Большой Ум подпрыгнул на месте. - По-быстрому настрогаем матогавков - и вернемся к нашим гуронам! А Толстый пусть остается Толстым. Все равно индейцам оруженосцы не нужны. Уж свой матогавк я как-нибудь и сам донесу. И снова никто его не поправил. Правда, никто ничего и не забыл...
Мы вернулись к шалашу, по новой развели давно остывший костер, расселись вокруг него... да, получается - треугольником. И стали держать военный совет. Нам нужно было прийти к соглашению по поводу того, что же такое матогавк. Версий было несколько. Первую выдвинул я. - Невидимый в Ночи считает, что матогавк - это такой топор с короткой рукояткой, который нужно метать во врага. Его еще называют 'топор войны', а после каждого удачного боя закапывают в землю на какой-нибудь тропинке. Ее тоже потом называют 'тропой войны'. - А если бой был неудачный - не закапывают? - с интересом спросил Медленный Ум. Да, если мое индейское имя оказалось самым приличным из всех, то имя Медленного Ума, несомненно, было самым подходящим. - Если бой неудачный - тогда и закапывать некому, - ответил я и продолжил. - Если топор войны долго не выкапывать из земли, то на этом месте обычно вырастает высокая секвойя, которую еще называют 'деревом войны'. Когда дерево подрастает, его срубают... - Чем? - перебил меня Темка. - То есть... Соломенная Башка хотел спросить... - Передай своей Соломенной Башке!.. - я собирался разозлился, но передумал и быстро взял себя в руки: над поляной уже вовсю разносился аромат первых блинов тети Антонины. Время ужина приближалось неумолимо. - В общем, дерево войны чем-то срубают, - торопился закончить я. - Из его древесины делают специальные трубки для курения, которые называются 'трубки'... - Войны? - догадался Медленный Ум. - Нет, мира! - сказал я и закончил: - Хао! В смысле, у меня все. Следующим заговорил Соломенная Башка. - Нет, матогавк - это все-таки не топор, а такой длинный острый нож с изогнутым лезвием. - Это вроде меча сера Галахада? - уточнил я. - Ну что ты, - Темка подвигал плечами - Просто изогнутый, а не закрученный спиралью. - Ничего подобного! - возмутился задетый за живое Медленный Ум. - То, о чем говорил Соломенная Башка - это 'мачете'. Ими как раз не... - он замялся и посмотрел на меня каким-то странным взглядом, - ...которые собирают сахарный тростник на плантациях. Раньше собирали... Я так и не понял, что означал его странный взгляд, но явно что-то не очень приятное. На всякий случай я тоже решил немножечко обидеться. - Если Медленный Ум такой умный, - сказал я, - может быть, он сам объяснит нам, что такое 'матогавк'? - Конечно объясню, - Медленный Ум кивнул. - Матогавк - это такая древняя крылатая ракета. Тут уж мы с Соломенной Башкой позабыли об индейской гордости и принялись кататься по траве, изредка накатываясь друг на друга. - Древняя!.. - хрипел в такие
