Мужик, собака и Страшный суд

вентиль и - чудны дела твои, Господи! - в любезную русскому сердцу емкость полилась тягучая струйка водки, что было очевидно даже и априори, так как в ноздри немедленно шибанул крепкий сивушный дух.

- А вы говорите, что Бога нет, - сказал старик и протянул мужику стакан.

Мужик с чувством выпил и поинтересовался:

- Интересно, откуда она течет?

Старик в ответ:

- А черт ее знает! Течет себе и течет... Только побожитесь, что тайна этого живительного источника останется между нами.

Мужик побожился, они выпили по стакану на брудершафт, потом просто так выпили по стакану, не обращая внимания на жалобное ворчание собаки, которая не любила, когда хозяин напивался в ее присутствии, и, вероятно, в результате легкого опьянения старик пригласил мужика переночевать в одном заброшенном доме, где он давненько-таки обитал со своей женой.

- А супруга не заругает? - спросил мужик.

- Не беспокойся, она у меня ничего... взаимная старушка, - ответил ему старик.

Хозяйка и вправду оказала мужику самый радушный прием, в котором звучала даже и светская нотка, даром что на ней были валенки и телогрейка, пахнувшая бензином, даром что окна в комнате этого заброшенного дома были занавешены рваными одеялами, постелями служили прибитые матрасы, из которых торчала вата, и висели там и сям отклеившиеся обои, даром что на ужин была подана вонючая похлебка, кажется, из рыбьих голов и селедочной требухи. И все же было в этой вечеринке что-то донельзя симпатичное: приютно теплилась керосиновая лампа-молния, топилась буржуйка, источавшая пряное тепло и некий незнакомый, старинный запах, давно отошедший в вечность вместе с пайковым хлебом и кружевными воротничками, старик толковал о санскритических корнях русского языка. Но, с другой стороны, все это было странно, поскольку мужик и не предполагал, что люди могут существовать на такой манер в конце двадцатого столетия, в столице могучего государства, и обстановка вызывала в нем нервный, настороженный интерес. 'Господи Иисусе Христе, - говорил он себе, - до чего же богатая у нас жизнь!'

Старика, видимо, задела такая этнографическая позиция, и он сказал:

- Главное - три раза в день заливать глаза. Вот возьми меня: я уже до того допился, что ничего не вижу вокруг себя... Плюс еще то преимущество, что меня обходят стороной бешеные собаки.

- Да я ничего... - смешался мужик, - в том смысле, что я ничего не имею против. Тем более что впереди у меня та же самая перспектива: три раза в день заливать глаза.

И он поведал супругам о том, как его собака подъела кошачий корм, кошка в отместку помочилась на собачью подстилку, собака откусила у кошки хвост, и в итоге жена выгнала его вон.

- А я бы на вашем месте, - сказала старуха, - подала в суд. Раз жена из-за такого пустяка выгнала вас из дому, то пускай алименты платит. Вы вообще трудоспособный мужчина?

- Я бы этого не сказал.

- Тем более пускай платит! Да еще у вас кобель считается за дитя!

Они немного поспорили втроем на этот предмет, и в конце концов мужик согласился, что именно так ему и следует поступить. Правда, наутро он засомневался в своем намерении, но старик нацедил ему из заветного крана похмельный стаканчик водки, и мужик бесповоротно решил обратиться в народный суд.

Когда он взял своего пса на поводок и они двинулись в обратном направлении, в сторону родимого Севастопольского проспекта, вот что сразу бросилось в глаза: всего сутки прошли, как они оба забичевали, а уже и у мужика вроде бы куртка пообтерлась, и у собаки обвис некогда бодрый хвост, видимо, резкая перемена образа жизни у нас не проходит даром. Можно было смело держать пари, - если бы им вздумалось пристроиться где-нибудь в людном месте просить милостыню, они без хлопот набрали бы порядочный капитал.

Поскольку русского человека потрясти трудно, мужик почти не удивился тому, что в суде безропотно приняли заявление и назначили слушание по его делу на следующий понедельник, - то ли в новых социально-экономических условиях наша юстиция растеряла ориентиры, то ли накануне не так свирепствовал московский криминалитет, но поворотливость нашего правосудия оказалась необыкновенной, даже невероятной, и даже она показалась бы подозрительной, если бы на дворе не стоял девяносто третий, мятежный год. Эту неделю мужик с собакой прожили в заброшенном доме у стариков, выпивали помаленьку и разговаривали о влиянии демократической мысли на рост уголовной преступности и падение производительности труда.

А там наступил и волнительный судный день. Заседание началось с того, что секретарь суда, молоденькая женщина с прыщиком на носу, потребовала вывести вон собаку, на что мужик потерянно возразил:

- А куда я ее, спрашивается, дену?! У нее больше нету никого, и оставить мне животное негде, потому что мы бездомные, потому что у нас даже нет жетончиков на метро!..

Не исключено, что именно это сбивчивое заявление с самого начала решило дело, ибо оно внушило всем присутствовавшим щемящее чувство жалости, да еще судья и оба заседателя были мужчины, которые не могли не порадеть своему брату в житейском горе. Собаку решительно оставили, и, верно, это был первый случай в истории судопроизводства, если не считать эпохи инквизиции, когда привлекался к ответу мелкий рогатый скот.

Жена сразу почуяла, куда клонится дело, и заявила составу суда отвод.

- Это заговор, а не суд, - канючила она, - потому что вы с истцом заодно, тоже небось шлендры и керосините почем зря! Одним словом, я требую, чтобы руководил процессом прекрасный пол!

- Размечталась!.. - сказал судья.

Этот ответ так поразил жену, что она больше не дебоширила и даже сравнительно спокойно выслушала решение по делу, а было решение таково: ответчица обязывалась ежемесячно выплачивать истцу 25% своего заработка, плюс 5% на содержание домашнего животного в связи с тем, что по причине нервного потрясения от 4-го октября 1993 года истец частично утратил работоспособность, а собака в 'щенячке' была записана на него.

- Я на этот суд и не надеялась, - сказала жена, выслушав приговор. Живучи в нашей стране, можно надеяться только на Страшный суд.

- А у нас всякий суд страшный, - сказал председатель, - у нас веселых судов не бывает, у нас что ни инстанция, то, натуральным образом, страшный суд.

Жена говорит:

- Только я этим паразитам алименты платить все равно не буду. Чтобы я оторвала от сердца двадцать пять процентов своего жалованья, - да ни в жизнь! Это же будет, не пито, не едено, - миллион! Нет, пускай уж эти гады возвращаются домой, деньги целее будут.

Вроде бы мужику с собакой только того и надо, однако возвращаться под родимый кров мужик отказался наотрез, и даже месяца через два он женился на секретаре суда, той самой молоденькой женщине с прыщиком на носу. Вот, между прочим, почему еще у нас пожившие мужики женятся на молоденьких: потому что собакам по нраву кошачий корм.