скорость полета чуть больше ста километров в час. Этому самолету суждена была большая жизнь, он хорошо послужил в войну. Фронтовики любовно называли его 'кукурузником': ниже По-2 не летал ни один самолет. 'Русфанер' мог появиться в любое время, даже в самую плохую погоду. Его мерное стрекотание приводило гитлеровцев в бешенство: из ночного неба на окопы и штабы врага сыпались бомбы и гранаты. Затем мы пересели на Р-5 - разведчик, легкий бомбардировщик и штурмовик - деревянной конструкции с матерчатой обшивкой крыльев и оперения, фанерной обшивкой фюзеляжа. Мы гордились этим самолетом. Он имел по тому времени приличную скорость и неплохую высотность. Летную программу заканчивали на СБ скоростном бомбардировщике. Это - двухмоторный цельнометаллический серебристый моноплан с закрытой кабиной, В небе республиканской Испании СБ ласково назвали 'катюша'. Вот и вокзал. Мы шумно прощаемся. Кто знает, удастся ли когда-нибудь встретиться...
- До свиданья, друзья! До встречи у Михаила Ивановича! - уже из дверей вагона поезда кричит наш любимец Кеша Бойцов, веселый крепыш с ямочками на щеках.
Его намек был понятен: к Председателю Президиума Верховного Совета СССР Михаилу Ивановичу Калинину в те предвоенные годы ездили получать награды. Среди провожающих выделяется рослая фигура Миши Гамариса, нашего курсантского старшины. В летной форме он выглядит еще более симпатичным. Мише 'не повезло': его оставляют в училище. Ребята утешают:
- Не печалься. Будешь хорошим инструктором. Только не зажимай курсантов.
Почти через тридцать лет, уже работая на одном из авиационных заводов, в вестибюле проходной я случайно услышал очень знакомый голос. Оглянулся: беседовали двое. Голос принадлежал высокому плотному мужчине с сединой в волосах. Мгновение на раздумье - и память сработала: Гамарис!
- Здравствуй, Михаил Михайлович! Не узнаешь? Ну-ка, вспомни мою фамилию!
- Сейчас, сейчас... - наморщил он лоб.
- Амбарнов?
- Нет, Миша, Пальмов.
Мы крепко обнялись. Вот так произошла наша следующая встреча. Сейчас живем в одном городе, работаем на одном заводе. В наших предписаниях была указана станция Тихорецкая. Путь лежал через Куйбышев, Ростов. Мы впервые почувствовали себя свободными, без курсантской увольнительной в кармане. Нам было чуть больше двадцати, мы начинали самостоятельную жизнь. И входили в нее, как в первый полет, - с тревожной радостью и томительным ожиданием. Были немного самоуверенны, поэтому иногда попадали впросак. В Куйбышеве, например, своевременно не заметили старшего по званию артиллериста, не отдали честь и чуть не оказались и комендатуре. Выручил саженного роста старший политрук-авиатор с орденом Красной Звезды, который решил разобраться в этом сам. Он напомнил нам, что еще ни одному летчику не помешала осмотрительность. Вместо благодарности за науку Спиридонов вдруг выпалил:
- Товарищ старший политрук, за какие бои получили орден?
- С белофиннами, товарищи летчики, на Карельском перешейке...
Везло нам тогда на встречи. В Ростове пришлось сутки ждать поезда на Тихорецкую. Решили осмотреть город. Обратили внимание на обильную зелень. Она здесь была сочная, пышная, не чета скудной оренбургской. Не успели отойти от вокзала, как встретили недавнего выпускника нашего училища лейтенанта Глеба Баженова. Забросали вопросами: на чем летаешь, как служба в строевой части, какие новости в летном мире?
- Летаем, ребята, много, но еще больше занимаемся строевой подготовкой. Словно к параду готовимся, - откровенно высказался Глеб.
- Разговорчики! - сделав серьезное лицо, погрозил Сергей Вшивцев.
- Приказы наркома не обсуждать...
Мы все дружно заулыбались, хорошо зная 'любовь' летчиков к строевой подготовке, В воздухе для них строй - святое дело, а на земле...
- Летаем на ДБ-Зф, или, как мы его называем, 'Данило Борисович'. Что сказать о нем? - Глеб посмотрел вокруг, нет ли посторонних, - Достоинств у него много. На этой машине Коккинаки установил несколько выдающихся рекордов высоты, С грузом в две тонны поднимался на одиннадцать тысяч метров. На ДБ Громов совершил перелет в США на восемь тысяч километров! - сделав паузу, он добавил; - В экипаже у нас три человека, вооружение - три пулемета. В случае чего, наш 'Данило Борисович' оправдает себя...
Забегая вперед, скажу, что двухмоторный ДБ-Зф в годы войны был основным советским дальним бомбардировщиком и успешно действовал под маркой Ил-4. Это на ДБ советские летчики в августе 1941 года совершили первый налет на Берлин. Но Ил-4 существенно отличался от своего собрата, Моторы у него были в полтора раза мощнее, скорость возросла на 125 км и достигала 445 км в час. Бомб брал в два раза больше - свыше тонны. По всем показателям Ил-4 превосходил однотипный немецкий бомбардировщик Хейнкель-111, с которым нам пришлось столкнуться в будущем.
- Сейчас усиленно изучаем опыт войны на Западе, - сообщил под конец Баженов. - Командир нашей части и все командиры подразделений - опытные летчики, Воевали в Испании или с белофиннами. Слушая его, я невольно подумал: интересно, какие машины ждут нас? И какие у нас будут командиры? Надо же такому случиться, что с одним из них мы познакомились на том же ростовском вокзале, перед самым отправлением поезда на Тихорецкую.
- Внимание, справа капитан! - подал команду осмотрительный Саша Амбарнов.
Мы молодецки подбросили правую руку к головному убору, приветствуя капитана в авиационной форме. Рядом с ним шли высокая стройная женщина и девочка лет шести-семи. Они весело переговаривались, смеялись чему-то своему. Заметив нас, капитан приветливо улыбнулся, подбросив руку к темно-синей пилотке. На груди сверкнула медаль 'За отвагу'. Боевые награды в то время были редки, а медаль 'За отвагу' учреждена всего около трех лет тому назад и вручалась наравне с орденами в Кремле. Примечательно, что на лицевой стороне медали были отчеканены три летящих самолета. Посадив семью в вагон, капитан подошел к нам.
- Кажется, едем в одном направлении? Будем знакомы: капитан Ширяев. Далеко держите путь?
Мы переглянулись, помня о военной тайне.
- Понимаю, - правильно оценив нашу заминку, открыто улыбнулся Ширяев.
- Я - в Тихорецкую. Догадываюсь, что и вы туда. А мы как раз ждем пополнения из училища.
Мы начали расспрашивать о новом месте службы.
- Могу сообщить - часть только формируется. Командование на месте, летный состав поступает. Самолетов пока нет, ждем со дня на день.
- В отпуск бы съездить, - мечтательно сказал Сергей Вшивцев. - С тридцать восьмого не был дома.
- Вот и попросимся, пока часть соберется. - Геннадий Спиридонов выжидательно смотрит на капитана.
Мы уже догадались, что Ширяев - не рядовой летчик, наверное, не ниже командира эскадрильи будет, тем более - с боевой наградой.
Капитан ответил не сразу:
- Отпуск придется пока отложить. Время не то. Я вот тоже не догулял, - и кивнул головой в сторону вагона, из окна которого выглядывали жена и дочь.
В Тихорецкую приехали утром. Моросил теплый летний дождик. Капитан Ширяев показал нам штаб, и мы распрощались. Неширокие станичные улицы напоминали туннели среди густой заросли садов. Над забором и плетнями свисали гроздья светло-красной черешни, уже зрела шелковица, вот-вот поспеют абрикосы, по-местному жерделы.
- Благодать! - втягивая острым носом густой аромат садов, произнес Саша Амбарнов. - В таких краях я согласен начинать летную службу.
- Здесь можно выбрать и семейную площадку, - разглядывая одноэтажные аккуратные домики, сделал вывод Сережа Вшивцев. - Девчат-то, наверное, больше, чем летчиков.
Не успели представиться начальству, как последовал приказ - прибывших летчиков определить на курсы командиров звеньев. Поскольку самолетов пока нет, заниматься теорией. И, конечно, строевой подготовкой, изучением уставов, которые мы знали от корки до корки. Бросились в глаза две детали: через Тихорецкую на Ростов часто шли военные эшелоны, а у военкомата толпились призывники - из тех, кто был отпущен домой после 'финской'.
В воскресенье с утра мы собрались в увольнение. Казарма наполнилась радостной суетой, все чистили, гладили одежду. В воздухе стоял освежающий запах одеколона. Около двенадцати дружной компанией вышли за ворота. На душе легко и радостно, как обычно бывает в выходной, Но вместо ожидаемых радостей это воскресенье принесло нам тяжелую и страшную весть. У первого же громкоговорителя на перекрестке центральных улиц мы увидели застывшую толпу. Советское правительство извещало по радио о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Потемнели глаза всегда веселого Сергея Вшивцева. Еще больше заострилось лицо Александра Амбарнова. Я невольно сжал кулаки. В сознании, вытеснив все мысли, билось одно слово: 'Война, война, война...'
Через несколько минут мы были в части. В клубе начался митинг. Открыл его комиссар полка батальонный комиссар Дроздов. Гневно и страстно говорил он о вероломстве фашистов, нарушивших договор о ненападении, о том, что вдоль всей советской границы идут жестокие бои. Комиссар зачитал заявление правительства, которое заканчивалось пророческими словами: 'Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!' На трибуне штурман полка капитан Маяцкий, проводивший у нас занятия по штурманской подготовке. Он - участник боев в Испании, награжден орденом Красного Знамени. Штурман сказал, что война будет тяжелой и кровопролитной, что враг жесток и коварен, в этом убедил опыт сражений в республиканской Испании. Долг советских летчиков - беспощадно уничтожать фашистскую нечисть, посягнувшую на честь и свободу советского народа. Не знаю, как уж это
