отправились гляциологи? Автомат прежде всего повторил распоряжение Гарибальди об 'аврале', и мальчик насторожился. Дальше шла запись совещания. Максим замер, боясь пропустить даже полслова. Затем вскочил, заметался по комнате, но последние слова начальника станции ошеломили его, и мальчик бессильно опустился на кровать. Как же так? Так нечестно, несправедливо. Ведь это он, он открыл купол, и купол впустил его. Впустил... А отец! Тоже хорош - хотя бы слово сказал в его защиту. Опасность, долг, дисциплина?.. Хоть бы скорее вырасти!
Максим быстро умылся, тщательно причесался и только после этого вызвал Гарибальди.
Тимофей Леонидович ответил сразу. Увидев на экране лицо Максима, приветливо улыбнулся:
- Поправляешься, герой нашего времени?
Мальчик на шутку не ответил.
- Спасибо за гостинец. А что это было? Апельсин? - сказал он только из вежливости. - Лучше всех лекарств мне помог.
- Постой шуметь, - нахмурился Гарибальди. - Какой еще апельсин?
- Обыкновенный. Вкусный. Вот корочки.
- На станции нет никаких апельсинов, - недоуменно проворчал Тимофей Леонидович. Он что-то соображал, но Максим догадался раньше и чуть не подпрыгнул от радости.
- Я знаю, что нет, - лукаво улыбнулся мальчик. - Но кто-то же положил его возле моей постели. Кстати, этот 'апельсин' чуть горчил и пах лекарствами. И не напрасно. Посмотрите, пожалуйста, на диагноз электронного врача.
- Практически здоров, - прочел Гарибальди и присвистнул от удивления.
Максим ликовал.
- А Карлсон говорил: пять дней. Может, теперь мне разрешат в тот лес?
- Ты, я вижу, знаешь о моем распоряжении, - улыбнулся Гарибальди. Учти, я свои распоряжения не отменяю.
- Вы поспешили, - как можно убедительней заверил Максим начальника станции. - Ведь в Купол впустили пока только меня. И только ко мне явились ночью пришельцы, чтобы оставить целебный 'апельсин'. А это уже настоящий контакт, а не ваши посты и 'Пингвины'. Если вы не разрешите мне остаться на станции, клянусь, я расскажу об 'апельсине' членам совета Мира, и меня все равно оставят...
- Вот нахаленок! - Тимофей Леонидович улыбнулся, но сразу же посерьезнел. - Ты извини, конечно, но тобой сейчас руководит не разум, а детский энтузиазм. Может статься, что всем нам отсюда...
Он не успел договорить. В коридоре послышался топот - кто-то бежал, а в следующее мгновение дверь кабинета резко распахнулась. На пороге стоял отец Максима.
- Тимофей Леонидович! - он перевел дыхание и ткнул рукой куда-то в угол. - Там, возле склада, появились какие-то странные штуковины. Сбежались все наши, ожидают вас...
Экран тотчас опустел.
- Медведи из снега, яблоки из льда... - запел Максим, быстро надевая и застегивая комбинезон. - Начинаются дела - всякие чудесные, очень интересные...
Он выскочил в морозную ночь. Тихо, безоблачно, настоящий штиль. В воздухе повисли ледяные иглы - если запрокинуть голову и дышать ими тихо-тихо, то кажется, что на язык попадают отдельные звездочки. Вот они сияют - кристаллики небесного льда. А среди них непривычный и торжественный Южный Крест.
На другом конце поселка залаяли собаки. Мальчик с досадой топнул ногой - нашел время любоваться звездами! - и побежал на шум голосов, лимонный свет прожекторов, которые вспыхнули вдруг на высоких мачтах.
Возле самого склада, чья красная крыша виднелась за куполом столовой, Максим столкнулся с Мартой Ружевич, шеф-поваром станции.
- Привет, дай кушать, - крикнул он обычную дразнилку-приветствие, на что полячка не ответила лукавым 'Хоч сто раз, дзицятко', а схватив его за руку, обеспокоенно заглянула в глаза.
- Максим сбежал?
- Потом, Марта, потом. Меня пришельцы вылечили... Побежали, а не то мы все прозеваем...
Они сразу увидели ЭТО. На ледяной площадке, расчищенной под аэродром, огромной кучей лежали необычные предметы. Красные, синие, зеленые, желтые шары, параллелепипеды, кольца, кубы блестели полированной поверхностью, в бесчисленных плоскостях отражались огни прожекторов. Максиму показалось, что здесь пробегал какой-то великан, споткнулся и уронил на снег коробку елочных игрушек.
- Подарков сколько! - всплеснула руками Марта. На ее голос обернулся Тимофей Леонидович.
- Максим, - сердито крикнул он. - Я тебе...
Мальчик поспешно нырнул в толпу. На аэродроме собрались, наверное, все свободные от дежурств обитатели полярной станции 'Надежда'. То и дело встречались знакомые - улыбчивые, обрадованные неожиданным зрелищем. Под ногами у людей крутились два 'нахлебника' станции - Пушок и вислоухий Император. Собаки, наверное, считали, что вся эта возня затеяна ради них и, звонко лая, хватали всех за меховые комбинезоны.
- А ну, Максим, помоги, - позвал Прокудин. Он старался что-то достать из кучи 'игрушек'. Но мальчику как раз подвернулся большой золотистый шар, очень легкий и красивый, и он погнал его, будто мяч, толкая ногами и руками. Максим заметил, что блики от лучей прожекторов ни при чем - и шар, и остальные предметы светились сами по себе. 'Вот из этих зеленых 'кирпичей', - подумал мальчик, - за пять минут можно сложить крепость, а вон те полые цилиндры сгодились бы на башни'. Подумал и тут же с явным сожалением распрощался со своей выдумкой. Разве эти взрослые позволят? Гарибальди разберется во всем, всех прогонит, а 'игрушки' перенесут на склад, пронумеруют и опечатают затем дверь.
Рядом дружно засмеялись. Максим обернулся и увидел, что смеются над Карлсоном. Любопытный доктор забрался в какое-то прозрачное устройство и теперь не мог выбраться обратно - ломился в гибкие лепестки входа, а те, пружиня, прищемляли ему то руку, то ногу, заталкивали обратно.
- Немедленно прекратить все эти художества! - загремел вдруг над толпой голос начальника станции.
Но было поздно. Доктор, рассвирепев, рванулся, прозрачные дверцы с треском сломались, и в тот же миг из груды предметов беззвучно выскользнула голубая молния и ударила его в грудь. Карлсон вскрикнул, грузно упал на снег.
Полярники замерли.
Тимофей Леонидович закричал снова - грозно и повелительно:
- Ничего не трогать! К 'предметам' не приближаться! Приказываю всем вернуться на станцию!
Доктора отнесли в сторонку. Несколько человек склонились над ним, растирали снегом виски.
- Жив, - раздался, наконец, голос отца Максима, и все облегченно вздохнули. - У него шок. Луис Лейн, помогите мне поднять доктора...
На аэродроме вдруг загремело. Разноцветные шары, кубы, пирамиды и прочее разом двинулись к краю ледяного поля. Медленно переваливались с боку на бок зеленые 'кирпичи', вихляя, катились цилиндры и какие-то сложные изящные конструкции. И все это гремело, будто боевые барабаны индейцев, и уходило прочь от людей.
- Ничего себе подарочки, - прошептал Тимофей Леонидович.
А странные вещи, вырвавшись из-под лучей прожекторов, засияли всеми цветами радуги и покатились, гремя, в бездны полярной ночи.
Максим мельком глянул на лица людей. Ему показалось, что полярникам вовсе не страшно, а только немножечко грустно. Оттого, что все так быстро и так нелепо кончилось.
...ЗДЕСЬ ВОДЯТСЯ ЧЕРТИ
Отец даже не забежал - жди. Конечно, ему сейчас тоже не сладко. Карлсона врачевать - дело нешуточное. Он, говорят, капризный, когда болеет. Вообще только один доктор и болеет на станции. Раз в год обязательно. И теперь только его молния ударила. А болеет Карлсон, наверное, от тоски, нарочно. У всех работы по уши, а ему хоть звезды пересчитывай. Вот и болеет, чтобы его должность не упразднили. Надо как-то забежать к нему. Он хоть и очнулся, но шок свой отлежит, сколько положено. И историю болезни заведет - для потомков. Что ни говори, первая травма внеземного происхождения.
Максим попробовал читать, но не смог осилить даже одной страницы. После внезапного выздоровления
