видимо, ужас на наших лицах - не хватало еще рядом с больным ребенком сумасшедшего колдуна! - он тут же стал успокаивать, заодно пытаясь пояснить случившееся. - Сейчас, - он посмотрел на часы, - четыре часа дня; наши пошли наблюдать за этой чертовой '666'. Я всех их только что видел - на подходе к желтому дому... Но дело не в этом... Хотя и в том тоже... Понимаете, я понял: эти скоты, наверное, ставят свои приемники на автомат. Все мои заплаты на поле Максима разрывались; это не биологический вампир, а механический, искусственный. Наверное, когда конденсаторы уже насыщены, он превращает воруемую энергию в какой-то другой ее вид и, чтобы не потерять, начинает гонять ее по кругу; потому мы подсознательно - или во сне, как ты, или в отключке, как я, видим часть пути этой энергии... - Да нам-то что делать? - одновременно испуганно, раздраженно и беспомощно воскликнула Люба. - ...И я, кажется, понял, - продолжал размышлять вслух Макаров, не обращая внимания на ее вопрос, - я понял... что надо... центр квадрата... четыре угла... эмоциональное совпадение... направленный поток... Нужен четвертый. Срочно еще один человек, желательно близкий, который сочувствует вам, знает, что такое потерять близкого человека, и поэтому умеет ненавидеть, где Эдвард? Максу не было ни хуже, ни лучше. Он лежал, безразличный ко всему, с безвольно протянутой вдоль худенького тельца ручонкой, и я, глядя на него, не мог сдержать слез; время от времени я смахивал их украдкой, но скрывать было не от кого - Люба, застыв, сама сквозь пелену слез смотрела на сына, не спуская с него взгляда. Пока Эдвард ехал к нам, мне в голову пришла мысль, заставившая подпрыгнуть на месте,- так всегда бывает, когда понимаешь, что выход найден. Я предложил немедленно ехать в лесопарк и разворотить там все к чертовой бабушке под корень- вместе с приборами, сотрудниками и самим домом. Видимо, чувства действительно слепы и глухи. Макаров быстро отрезвил меня, сказав, что приборы могут стоять где угодно, и как раз менее всего - именно в особняке; а единственное, чего мы добьемся, - это оставим Макса без помощи и угодим в тюрьму за погром. Стоило Эдварду войти в квартиру, какдоктор мгновенно преобразился. Не знаю, что он говорил моему приятелю, увлекши того на кухню, но через пять минут, когда они вернулись в комнату, я увидел другого Эдварда - с блестящими глазами, бегающими желваками и сжатыми кулаками. Леонид Иванович, тщательно вымеряя расстояния, поставил нас каким-то определенным образом, по ходу дела поясняя, что сейчас мы представляем собою своего рода коллективный лазер особого вида, что наши биополя взаимодействуют, накапливая внутри квадрата какую-то энергию. Честно признаться, мне было не до терминов, я готов был висеть хоть на люстре, лишь бы Макс выздоровел. Затем Макаров попросил запомнить, по какому знаку мы должны плавно перестроиться в треугольник, внутри которого окажутся Макс и сам он. И, лишь убедившись в том, что все поняли последовательность и смысл действий, Леонид Иванович, отметив, что времени прошло уже много, сейчас семнадцать часов, и Макс без помощи и защиты больше не продержится, заговорил о коварстве и низости вампиров, о том, сколько несчастий они могут принести, если им не противостоять; об обескровленных детях с ранками на шее от вампирских острых клыков; о разлученных навеки возлюбленных; о материнском горе... Чем дольше он говорил, тем сильнее закипала во мне ненависть к Татьяне Львовне, к увиденной когда-то красной машине, к желтому особняку из сна, ко всему этому омерзительному сброду за круглым столом. Судя по лицам Любы и Эдварда, с ними происходило нечто подобное. Вскоре я уже не различал ни лиц, ни мебели - в сознании звучал лишь голос Макарова , и мне казалось, что я его не слышу, а вижу: этот все утончающийся золотой луч, состоящий из миллиардов микроскопических круглых вертких золотинок; луч этот не стоял на месте; удивительно, но я видел не только его все убыстряющееся движение по квадрату, от скорости превращающееся в движение по кругу, но видел и движение золотинок внутри фантастически быстро скользящей прочной, уверенной нити. Наверное, это длилось долго, и мы в каком-то гипнотическом состоянии уже перестроились, потому что появились очертания треугольника, пространство внутри него стало заполняться ровным желтым светом, который с каждой секундой становился все более вязким и тяжелым; потом он стал обретать какую-то упругость, пульсировать, пытаясь выйти за пределы границ; цвет на всех трех углах потяжелел... - ... И воткнутых шпаг, и осинового кола боитесь вы меньше, чем этого света, этой любви, которой у вас нет, и этой ненависти, которая больше вас самих,- где-то вдали и одновременно во мне и вокруг меня звучал заклинающий, шаманствующий, убеждающий, требующий голос Макарова,- так тьма боится света и гибнет в нем; так нечисть коченеет при виде чистоты и святости; так - есть! Есть и будет, и ваша сила - ничто перед волей света, ненавистные упыри! Стрела света, копье света, меч света пронзят ваши темные сердца вернее кола осинового, и не будет нигде вам спасения - ни в земле, ни в железе, ни в камне, ни в воде, ни в дереве, ни в воздухе! Упругость желтого вещества, вероятно, достигла предела; оно стало быстрее и быстрее вращаться вокруг центра, затем вокруг трех осей одновременно, превращаясь в ослепительный шар, из которого вдруг резко вылетели, направляясь во все стороны, тончайшие бесконечные иглы-лучи. Запахло озоном - как после грозы. Я стал ощущать себя - усталость и опустошенность, словно золотые иглы проткнули меня, как воздушный шарик; даже глаза открыть не было сил... - Мама, папа! Вы во что играете с дядями? - вдруг раздался звонкий голосок Макса, Какая усталость?! Какая опустошенность?!! И глаза распахнулись сами навстречу; и губы открылись - для вопля восторга; и руки вздрогнули - для объятий. - В молчанку, - первым выдохнул Макаров и по привычке все хронометрировать, посмотрел на часы,- семнадцать тридцать пять... О том, что случилось в то же время, в семнадцать тридцать, я узнал через два дня от Михалыча. Притаившись в лесу, они уже приготовились наблюдать за дорогой, ведущей к дому (столь велико было желание обнаружить хоть какой-нибудь компромат на '666', без которого заниматься фирмой власти не хотели), как внимание их привлекла припаркованная у ворот красная машина с матовыми стеклами. Сначала из нее повалили клубы странного белого дыма, потом - струи непонятного желтого света; и, наконец, автомобиль, вздыбившись, совершенно беззвучно взорвался; причем колеса и мотор остались почти целыми, а кузов исчез едва ли не бесследно. Не успели наблюдатели опомниться, как то же самое произошло с домом: спустя три-четыре минуты на его месте грудились остатки стен, а вокруг чернела земля - то, что было похожим на дым, растворилось без следа и запаха; это похоже было на желтый огонь-выжгло весь дом и даже траву вокруг, не оставляя ни дыма, ни пепла, ни тлеющих головешек, словно температура исчислялась тысячами градусов. Два человека, которые до этого вышли из дома и направились в сторону города, вдруг застыли, как статуи, закованные в мгновенно выткавшиеся из воздуха прозрачные искрящиеся яйца высотою в человеческий рост; в течение нескольких секунд фигуры стали на глазах усыхать, превращаться в мумии, которые, как солому, пожирал невиданный черный огонь, вспыхивавший внутри сфер и моментально исчезавший... Наложение рассказа наблюдателей и доктора Макарова однозначно подтвердило причинно-следственную связь этих событий. В академии создали специальный сектор, возглавляемый Макаровым; не знаю, чем он теперь занимается - о его работе мы предпочитаем не говорить. Правда, потом еще с месяц в газетах встречались сообщения о странных случаях самовозгорания машин, исчезнувших людях и двух полуподвалах, в которых будто кто-то огненным языком все вылизал, оплавив даже стальные двери, хотя остальные части домов при этом нисколько не пострадали. Пожарные разводили руками; приверженцы НЛО записывали такие странные события в свой актив; а одна телеведущая даже высказала предположение об испытании нового оружия и призвала общественность разобраться. А сколько подобных случаев остались не только непонятными, но даже и не зарегистрированными в тот день и в дни последующие - одному Богу известно.
