«Джейн Эйр». И в вас есть что-то привлекательное, – сказала Лаура, смеясь глазами и забыв о своем горе и «судьбе хуже смерти».
– Я знаком с творчеством Шарлотты Бронте. Правда, я не йоркширец.
– Тогда кто же вы? – Лаура с любопытством посмотрела на мужчину.
– Шотландец, итальянец, американец. Возможно, даже англичанин. Но определенно не йоркширец.
– Это сразу видно, – оживилась Лаура. – Йоркширцы – лучшие мужчины на свете.
Взгляд ее вдруг сделался отсутствующим, и Билли догадался, что она думает о каком-то конкретном молодом человеке.
– Вы не можете одновременно быть всех этих национальностей, – заметила Лаура. – По крайней мере только двух, все остальные исключаются.
– И по правилам предложенной вами игры мне разрешается выбрать только две?
Лаура рассмеялась, и в ее глазах появился интерес.
– Валяйте, – сказала она. – Сначала вы, а потом я.
– Дайте подумать. – Он задумчиво потер подбородок. – Полагаю, что я выберу итало-американца, – это одна национальность, а вторая – шотландец.
– Ха! – торжествующе воскликнула Лаура. – Я сразу поняла, что вы иностранец. Я тоже, но не до такой степени, как вы. Во мне три четверти итальянской крови и одна четверть английской. Вы знаете Флоренцию? Моя мать родом оттуда, а у меня никогда не было возможности съездить туда. Мои родители погибли, когда мне был всего один год. Они утонули. Паром, на котором они плыли к моему дедушке Фиоралди в Тоскану, перевернулся. – Лаура горестно вздохнула. – Я не знала ни матери, ни отца и никогда не была в Италии. Я вообще нигде не была, кроме Харроугейта, где училась в школе, а это недалеко от Суинберна. Меня воспитывала моя бабушка Джинни. Более душевного человека, чем она, я никогда не встречала. Она для меня все. Даже родная мать не могла бы любить меня больше.
На глазах Лауры снова выступили слезы. Билли вынул из кармана пиджака белый носовой платок и молча протянул его ей.
– Все дело в том, что она уже очень стара, – продолжила Лаура дрожащим голосом. – Мне не хотелось оставлять ее одну в Суинберне. Конечно, она там не совсем одна, но без меня. Если бы только старик Маунтджой не прислал это письмо, я бы осталась в Суинберне, к которому прикипело мое сердце. Мне бы не пришлось выступать в роли дебютантки.
– Лорд Маунтджой? – удивленно переспросил Билли. Маунтджой был его соседом по Уилтширу, и, насколько он помнил, ему никогда не приходилось там видеть кого-то, кроме старых друзей. – Вы едете в Лондон, чтобы повидаться с лордом Маунтджоем?
– К сожалению. Такова уж моя судьба.
– Я бы не сказал, что она хуже смерти.
– Если вы сравните это с Суинберном, моей бабушкой и Хаддоном Фоксом, то так оно и есть на самом деле, хотя Хаддон – предатель. Я ненавижу Лондон с его обществом и всеми этими глупыми переодеваниями.
– Хаддон Фокс? – заинтересовался Билли. Ему представлялась возможность удовлетворить свое любопытство и относительно этой девушки, и относительно Хаддона Фокса. – Знаете что, вы, должно быть, проголодались. Почему бы нам вместе не перекусить, и вы могли бы рассказать мне все о Хаддоне Фоксе, лорде Маунтджое и вашей бабушке. Ну и, конечно, о Суинберне.
– И еще о моей скаковой лошади! – радостно добавила Лаура, вскакивая с места и оправляя юбку.
Билли подумал, что она сама, с длинными жеребячьими ногами и большими, опушенными густыми ресницами глазами, отчасти напоминает скаковую лошадь. На ее чулках спустилась петля, ноги были обуты в огромные ботинки на шнуровках, а ужасный твидовый костюм выглядел так, словно был куплен на распродаже подержанных вещей на благотворительном базаре. На самом деле так оно и было.
– Мне не терпится услышать вашу историю, – сказал Билли, ведя Лауру по длинному коридору к вагону-ресторану.
– Итак, – предложил он, когда они сели и сделали заказ, – начните все сначала.
– Мне думается, что бабушка не одобрила бы это, – сказала Лаура, бросив на Билли тревожный взгляд. – В конце концов, вы мне совершенно незнакомый человек.
Билли слегка замялся. Девушка действительно не знала его, а он пока не хотел рассказывать о себе.
– Вы абсолютно правы, – произнес Билли, – но, возможно, это и к лучшему. Два незнакомых человека в поезде рассказывают друг другу свои истории. Совсем как в кино.
– Но вы мне пока о себе ничего не рассказали, – заметила Лаура, настороженно посмотрев на Билли.
– Это потому, что вы все время плакали и не дали мне говорить. Но я назову вам свое первое имя – Б- билли.
– Лаура, – представилась, в свою очередь, Лаура.
– Начинайте первая, и все с самого начала. Давайте с лорда Маунтджоя, – предложил Билли.
Когда Лаура закончила свой рассказ, он сказал, скептически изогнув бровь:
– Значит, вы сейчас на пути к тому, чтобы стать дебютанткой? Судьба хуже смерти?
Лаура с несчастным видом посмотрела на Билли, и он, рассмеявшись, поспешил сменить тему:
– Расскажите мне о Хаддоне Фоксе.
– Хаддон был – вернее, есть – чуть старше меня. Если быть точной, в августе ему исполнится двадцать шесть лет. Он высокий. Блондин. Волосы все время падают ему на глаза. Глаза у него голубые. «Цвета моря», – гордо заявляет он всегда, потому что его отец адмирал. Он живет в очень большом доме – Фокстон-Холле. И занимается тренировкой лошадей. Я помогала ему два лета, когда еще училась в школе. Так мы и познакомились. И я в него влюбилась.
– И именно поэтому вам не хочется ехать в Лондон. Вы хотели остаться в Суинберне и выйти за него замуж?
Прикусив губу, Лаура мрачно смотрела в тарелку с супом, который всякий раз расплескивался, когда поезд подпрыгивал на стыках.
– У Хаддона очень аристократичная семья, – продолжила она. – Его родители считают, что я неподходящая партия для их сына. Они хотят, чтобы у него был титул, чтобы он женился на той, у которой есть деньги и собственность. Хаддон говорит, что они хотят заключить альянс, а не брак по любви.
– А чего хочет сам Хаддон?
– Он обручился с леди Дианой Гилмор, даже не сказав мне об этом.
Глаза Лауры снова наполнились слезами.
– Вы что-то говорили о вашей лошади, – поспешил сменить тему Билли, наблюдая, как официант убирает их тарелки из-под супа и ставит на стол ростбиф и йоркширский пудинг. – Вторая причина, по которой вы хотели остаться в Суинберне.
– Ах да, моя любимая Саша. – Лаура моментально просияла. – Гнедая кобыла. Это была лошадь Хаддона. Он решил, что у нее слабая передняя нога, и хотел отделаться от нее, но никто ее не купил. Тогда, сказав, что от нее не будет никакой пользы, он решил ее убить. Ей было всего два года, а судить о достоинствах лошадей можно, только когда им исполняется три. Я не могла такого вынести. У нее была такая благородная голова. Готова поклясться, что, когда Хаддон сказал, что убьет ее, кобыла повернулась и посмотрела на меня. Она смотрела на меня вот так. – Лаура с душевной мукой в глазах взглянула на Билли.
«У нее глаза цвета хорошего виски», – подумал он.
– Клянусь, что Саша знала, что должна умереть. Конечно же, я сказала Хаддону, что куплю ее, хотя у меня не было денег. «Сколько?» – спросила я, думая, что он ответит: «Забери ее, она все равно ни на что не годна». «Двадцать фунтов, и она твоя, – ответил он, похлопав лошадь по шее. – Кто знает, возможно, она когда-нибудь станет призером». – Лаура слегка нахмурилась. – Мне кажется, что это очень несправедливо по отношению ко мне – запрашивать столько денег, в то время как Хаддон прекрасно знал, что денег у меня совсем нет. Ведь если бы он застрелил лошадь, то не получил бы ни пенни. Я позвонила бабушке и рассказала о своей проблеме, о том, как Саша смотрела на меня, какая она красивая и что я просто умру, если ее застрелят.
