- На столько же, - ответил Ленька.
- На двести пятьдесят?
- Да.
- Выкладывай деньги.
В руках у Леньки было всего двадцать миллионов.
- Я отдам, не беспокойтесь, у меня есть, - сказал он, похлопав себя по карману.
- Нет, брат, изволь деньги на кон. Этак по карману-то всякий умеет хлопнуть. Может, у тебя там семечки или огурец соленый...
- Пожалуйста... Семечки! - сказал Ленька, торопливо отворачивая полу шубейки и застывшими руками отстегивая булавку. Он вытащил из кармана запечатанную пачку, на которой было написано: '500 млн.' У марафетчика и у поднатчиков забегали и заблестели глаза. Человек в барашковой шапке громко крякнул.
Руки у Леньки дрожали, когда он вскрывал пачку.
- Ладно, погоди, не рви, - остановил его марафетчик. - Долго считать. Проиграешь - тогда расплатишься. Я верю. Можешь не ставить. На какой номер играешь?
- Эй, парень, на двенадцатый, на двенадцатый, - зашептали со всех сторон поднатчики.
- На восьмой, - сказал Ленька.
Ему казалось, что серебряная стрелка никогда не остановится. Он перестал дышать. От страха и волнения его начало тошнить.
- Не угадал, - услышал он откуда-то очень издалека голос марафетчика.
Стрелка, покачиваясь, остановилась у цифры '12'.
- Еще будешь?
- Да, буду, - уже не своим голосом ответил Ленька.
Он поставил на двенадцатый номер. Стрелка остановилась на шестерке. Он проиграл всю пачку. Он проиграл 20 миллионов, которые были у него на руках.
- Ну, кончил? - весело спросил марафетчик.
- Нет, не кончил, - прохрипел Ленька, доставая из кармана вторую пачку.
Через пять минут он держал в руках пять или шесть бумажек по десять миллионов. Это было все, что у него осталось.
- Давай, давай, парень! Играй! Выиграешь, - уже посмеиваясь, ворковали поднатчики.
Ленька увидел, как за спиной марафетчика человек в барашковой шапке презрительно усмехнулся и как губы его явственно и отчетливо выговорили: ду-рак.
- Играешь? - спросил марафетчик.
- А ну вас всех к чегту! - сказал задрожавшим голосом Ленька. Катитесь... оставьте... пустите меня... жулики!..
В горле у него было горько и сухо, как будто он наелся черемухи или волчьих ягод. Ничего не видя, он выбрался из толпы.
'Дурак... идиот... подлая тварь', - без жалости ругал он себя.
- Рейтузики... рейтузики не надо ли кому? - услышал он пискливый бабий голос. - А вот рейтузики... теплые... зимние... шерстяные...
'Господи, что же делать?! - воскликнул мысленно Ленька. - Пойти домой к маме, все рассказать ей?'
Нет, об этом даже думать было страшно.
Он подошел к решетке набережной... Фонтанка была покрыта грязным льдом. Он представил черную глубокую воду, которая медленно течет и колышется под этим ледяным покровом, и содрогнулся.
...Без всякой цели он бродил часа полтора по окрестным улицам. Было уже темно. Он замерз, проголодался.
На Мучном переулке зашел в маленькую чайную, сел в углу, заказал рисовую кашу, какао, два пирожных.
С мрачной прожорливостью он ел переваренную, темную, как топленое молоко, сладкую кашу, думая о том, что ест он, вероятно, последний раз в жизни. Вдруг он услышал у себя над головой радостный возглас:
- Хо! Кого я вижу?!
У столика стоял и улыбался своей безжизненной нервной улыбкой Волков. Он был в американской желтой кожаной куртке с цигейковым воротником-шалью, на голове его, сдвинутая набекрень, сидела котиковая шапка-чухонка.
- Разбогател? А? - спросил он, протягивая Леньке руку и показывая глазами на пирожные и прочую снедь.
- Да, - мрачно усмехнулся Ленька, - 'газбогател'...
- Что же ты меня обманул, Леша? - сказал, присаживаясь к столу, Волков. - Обещал прийти и не пришел. А? Я ждал тебя...
- Мне некогда было, - пробормотал Ленька.
- Работаешь?
- Нет... учусь. То есть учился... Сейчас не учусь уже.
- Выгнали?
- Да, почти выгнали.
- Послушай, Леша, - сказал Волков, заглядывая Леньке в глаза. - Ты чем-то расстроен? А? Правильно? Угадал? Опять что-нибудь стряслось?
Ленька находился в таком состоянии, что любое, мало-мальски теплое и дружеское сочувствие, даже сочувствие такого человека, как Волков, было ему дорого. Он рассказал Волкову все, что с ним случилось.
- Эх, братец... какой ты, ей-богу, - сказал, усмехнувшись, Волков. Разве можно?.. У этих же марафетчиков такие кнопки, шпенечки. Они нажимают на каком номере нужно, на таком стрелка и останавливается.
- Ну их к чегту! - хмуро сказал Ленька.
- Правильно, - согласился Волков. - Послушай, Леша, - сказал он, помолчав и подумав, - ты оба пирожных будешь кушать?
- Бери, ешь, - мрачно кивнул Ленька.
- Мерси...
Волков подхватил грязными пальцами рассыпчатый 'наполеон', широко открыл рот и сунул туда сразу половину пирожного.
- Постой, - сказал он, облизывая губы и смахивая с воротника слоеную крошку. - А сколько ты должен этому - своему патрону?
- Какому патрону?
- Ну, хозяину.
- Много, - вздохнул Ленька. - Шестьсот восемьдесят лимонов.
- Н-да. Это действительно много. А у тебя сколько имеется?
- А у меня - ни шиша не имеется. Вот все, что на руках - двадцать четыре лимона.
- И занять негде?
- Негде.
Волков доел пирожное, облизал пальцы и сказал:
- Я бы тебя, Леша, выручил охотно, но, видишь ли, я сейчас временно сам на колуне сижу.
- Я и не прошу, - сказал Ленька.
Волков минуту молчал, сдвинув к переносице тонкие брови.
- Погоди... Сейчас придумаем что-нибудь...
Он вытер о бахрому скатерти пальцы, напялил шапку, поднялся.
- Ладно... Идем. Достанем сейчас.
- Где?
- Неважно где. Беру на свою ответственность. Ты рассчитался?
