действовать, как мужчина, и думать аналогичным образом. Она жила мужской жизнью и через некоторое время уже ничем не напоминала ту юную девушку, какой была от рождения. Со временем она и сама стала забывать о том, что значит быть женщиной, и помнила только о тех страданиях, которые перенесла от мужчин.
Когда работа подошла к концу, она вместе со всеми двинулась в странствия по Калифорнии. Китайцы кочевали от города Санта-Клара до Сан-Жоакино, от Ойехо до Салинаса, собирая вишни и миндаль, лимоны, апельсины и салат, когда же сельскохозяйственный сезон завершился, большинство направилось в Сан-Франциско. Мей-Линг перебивалась случайными заработками, но большей частью она платила за пищу и кров теми деньгами, которые зарабатывала игрой во всевозможные азартные игры.
Сан-Франциско оказался большим и пугающим городом, но настроение Мей-Линг поднялось, когда она оказалась в китайском квартале. Улицы выглядели привычно, там можно было встретить храмы, похожие на китайские – с изогнутыми крышами и декоративным орнаментом в виде позолоченных драконов. Отовсюду доносились знакомые высокие голоса разносчиков товаров, мелькали привычные вывески лавочек и магазинов с яркими полотнищами, обещавшими процветание и здоровье покупателям и владельцам заведения. В воздухе ощущался запах ароматических палочек, на узких улочках на каждом шагу попадались детишки с хвостиками и косами на головах, важно шествовали предсказатели будущего, а прямо на тротуарах дымились жаровни и грелись чайники с жасминовым чаем.
С завистью Мей-Линг созерцала молодых нарядных китаянок, очаровательных в шелковых халатах всех цветов радуги и стеганых безрукавках, расшитых цветами. Она грустно окинула взглядом собственную поношенную одежду, посмотрела на потемневшие от загара и огрубевшие от ежедневной тяжелой работы руки. Ноги тоже были не лучше – разве можно было сравнить ее размашистый шаг в грубых пыльных ботинках с крохотными изящными шажками девушек, которые не шли, а раскачивались на крохотных изящных ступнях. Их голоса также разительно отличались мелодичностью и нежностью от ее собственного – грубоватого и низкого по тембру, истинно мужского. Мей-Линг до боли в сердце снова захотелось превратиться в девушку и носить головные гребни, изящные туфельки и непринужденно болтать с подругами о всяких пустяках.
Повинуясь этому порыву, она даже зашла в магазин, где торговали национальной китайской одеждой, и потратила с трудом заработанные деньги на яркую шелковую курточку и такие же брюки, объяснив продавцу, что покупает все это для своей сестры. Помимо брюк и курточки, она также купила туфельки и гребни для волос. Потом все эти сокровища она отнесла в крохотную каморку, которую снимала в подвальном этаже мучного склада. Там она сорвала с себя мужскую одежду и взглянула на себя, обнаженную, в обломок старого зеркала. Сейчас ей было почти шестнадцать лет, и ее тело не потеряло женственной красоты и изящества. Маленькие упругие грудки, тонкая талия и стройные бедра были по- прежнему хороши и соблазнительны. Мей-Линг наполнила ведро холодной водой и тщательно вымылась. После этого она натянула на себя приятные на ощупь вещицы из тонкого шелка и надела на ноги изящные матерчатые туфли. Распустив волосы, она тщательно расчесала их, уложила в высокую прическу и заколола булавками и гребнями.
Снова взглянув в зеркало, она была поражена совершившейся переменой. Вместо крестьянского паренька Лаи Цина на нее смотрело юное очаровательное существо. Она попробовала походить вокруг стола новой, женской, походкой, покачивая бедрами. Ноги в легких туфельках испытывали странную незащищенность и облегчение после тяжелых ботинок на толстой резиновой подошве. Набравшись храбрости, она выскользнула из каморки, каждую минуту ожидая, что ее поднимут на смех. Гладя под ноги, она медленно пошла в сторону маленького магазинчика, расположенного на близлежащей аллее, где щелкал огромным раздвижным аппаратом фотограф, запечатлевая нарядных китайцев, желавших отослать домой свои снимки. Фотограф, не говоря ни слова, сунул ей в руки бумажный веер и велел сидеть не двигаясь. Это была единственная фотография Мей-Линг.
Вернувшись в свою каморку, она сняла женский наряд, тщательно сложила его и убрала подальше – она уже настолько привыкла к роли Лаи Цина, что без грубой одежды сельскохозяйственного рабочего чувствовала себя неуютно.
Позже она нашла себе работенку в одном из игорных домов средней руки, где разносила напитки, убирала со столов и мыла полы. Короче говоря, вся грязная работа лежала на ней. В конце недели, получив за труды несколько жалких долларов, она проводила ночь за игорным столом и играла с переменным успехом – иногда выигрывая, а иногда – нет. Здешние игроки были куда пронырливее и опытнее, чем крестьяне, у которых она выучилась азам маджонга. Каждое воскресенье она посещала занятия по английскому языку в воскресной баптистской школе. У нее была крыша над головой, миска риса утром и вечером, и о большем ей мечтать не приходилось.
Ву Фенг, китаец, который арендовал игорный дом, платил деньги одному белому парню, который еженедельно приходил за своей лептой. Он был молод, высок и голубоглаз и носил курчавую бородку. Мей-Линг приходилось частенько обслуживать его и подавать рисовую водку. Мужчина говорил с ней мягким проникновенным голосом, и его глаза часто ощупывали ее фигурку, но Мей-Линг его не боялась – ведь она стала Лаи Цином и, стало быть, таким же мужчиной, как и он сам.
Однажды он не пришел за арендной платой, но прислал записку, в которой просил Ву Фенга отослать ему деньги на дом с посыльным Лаи Цином. Далее в записке был указан адрес.
Мей-Линг очень боялась выходить за пределы китайского квартала, поэтому она торопливо пробиралась по улицам, потупив глаза, чтобы не видеть по возможности лиц «иноземных дьяволов». Дом бородатого мужчины оказался велик и очень красив. К дверям, выкрашенным черной эмалью, вели белые ступени, и Мей-Линг со страхом следила за тем, как бы ее грубые башмаки не повредили шлифованным мраморным плитам. Со страхом в сердце она дернула за шнурок звонка.
Дверь отворил мальчик-слуга – тоже китаец, одетый в белую куртку и белые нитяные перчатки. Хитро улыбнувшись «Лаи Цину», он сказал: «Хозяин ждет тебя наверху», и указал рукой в сторону широкой лестницы, покрытой алым дорогим ковром.
Мей-Линг стала неуверенно подниматься по ступенькам, но, когда она оглянулась, чтобы взглянуть на провожатого, то обнаружила, что тот уже ушел. Затрепетав от испуга, она поднялась еще на один пролет вверх и дрожащим голосом позвала белого человека по имени. Это имя было хорошо известно в Сан-Франциско, а теперь ей довелось воочию убедиться, насколько он богат и могуществен. Мей-Линг не думала, что на свете могут жить такие богачи. Она смотрела на дорогие вещи, выставленные в доме для всеобщего обозрения – на все эти сокровища белых людей, которыми они привыкли гордиться: шелковые ковры, огромные темные картины, серебряные и хрустальные вазы, – смотрела, и не знала, что делать дальше.
Вдруг она услышала, как мужской голос крикнул: «Войдите», и двинулась по коридору на звук. Дверь в кабинет оказалась слегка приоткрытой, и она вошла. Хозяин дома сидел за широким столом, развалясь в кресле. Она поклонилась, и тогда он встал с места, подошел к двери и запер ее на ключ. Мей- Линг было снова испугалась, но потом вспомнила, что ее миссия связана с передачей значительной суммы денег и успокоилась, хозяин, очевидно, не хотел, чтобы прислуга проведала об этом.
Она достала сверток с деньгами из «секретного» кармана и положила его на стол.
– Вот арендная плата, которую вам посылает Ву Фенг, достопочтенный сэр, – почтительно сказала она.
Хозяин дома некоторое время стоял, опершись на стол, и пристально разглядывая ее, а потом засмеялся.
– Спасибо тебе, Лаи Цин, – проговорил он, продолжая улыбаться. – А хотелось бы тебе заполучить эти денежки назад? На этот раз в свое безраздельное пользование? И снова положить их в «секретный» карман?
При этих словах у нее перехватило горло, а глаза округлились от изумления, но она, тем не менее, спросила:
– Чем же может бедный Лаи Цин отплатить за такой подарок?
– Ты и в самом деле не знаешь? – последовал вопрос. Она почувствовала, как в голосе белого появились новые интонации и легкая хрипотца. Резко выбросив вперед руку, он схватил ее за плечо. Мей- Линг вздрогнула. Ей уже приходилось слышать подобные интонации в голосе мужчин, чувствовать на своем теле стальной капкан вожделеющих рук. Но ведь этот человек был уверен, что перед ним мальчик…
