Это была игра, в которой первое же неверное движение стоило бы ему жизни. Мы оба это знали. И, кажется, оба находили в этом своеобразное удовольствие.
Разумеется, я понимаю, что происходящее - лишь очередной раунд схватки. Что он просто отчаянно пытается выжить, используя для этого любые средства. Но во мне вдруг просыпается другой голод, не менее дурманящий и требовательный, чем тот, что заставлял купаться в людской крови, впитывая предсмертные страдания. Разумеется, этого крылатого я тоже убью. Как-нибудь... м-ммм... потом...
'С Зимним?!' От вопля ломит виски. Игнорирую.
Я полностью отдаюсь во власть требовательных рук и скользящих по коже прохладными искрами крыльев. Царит и правит синим дурманом аромат вплетенного в волосы цветка.
О, крыльев парус бессильный!
На крыльях ласточки хрупкой
Все дальше, все глубже, глубже, глубже...
Много позже сквозь приятную теплую дрему ощущаю, как он уходит. Можно было бы остановить, но мне слишком хорошо, чтобы сейчас еще и двигаться. Или думать. Или чувствовать голод. Разумеется, вздумай белокрылый напасть, уже осыпался бы на пол кучкой симпатичного кучерявого пепла. А так - пусть идет. Потом его найду. Угу. Как-нибудь... потом...
* * *
Меня будит ярость. Моя добыча! Кто-то посмел тронуть мою добычу! Там, в пещере, кто-то пытается освободить зеленоглазого смертного, которого я приговорила к боли!
Срываюсь с места вихрем ярости и золота, лечу с такой скоростью, что позади остается огненный след, прекрасно видимый в свете тусклого зимнего дня. Врываюсь в пещеру... у самого выхода, но дорогу мне преграждают.
Человек, но... э-э... не совсем. Похож на зеленоглазого, только старше, опытней, сильнее. И много- много опасней. Стоит в проходе с мечом наголо, весь напружиненный, отбросивший все, кроме цели. С этим играть, как с крылатыми, не получится.
А я и не собираюсь. Он - мой. Не знаю почему и как, но он настолько мой, что мысль причинить ему вред даже не приходит в голову. С этим разберемся позже, сейчас же надо пройти внутрь.
Собираю в кулак ту связь, что между нами, и на всех волнах, через все центры его мозга, через гормоны и химические соединения в его крови, подвластные мне, отправляю один приказ - спать! Не отвлекаясь на споры и препирательства, я просто 'выключаю' все физиологические системы, которые могли бы поддерживать его в бодрствующем состоянии.
Он выдерживает. Не знаю уж как.
На меня вдруг накатывает ответ - как торнадо, как сметающий все на своем пути ураган. Он бьется, бьется в закрытые двери моего сознания, он кричит, взывает, тащит куда-то, к чему-то... Та Что Глубоко Внутри отвечает на этот зов мощным броском, чуть было не опрокидывающим мое сознание. Ну уж нет!
Я тянусь по другому пути: пути снов и видений, пути скрытых смыслов и спрятанных от сознания желаний. Тому пути, что и является сейчас моей сутью. Этот воин, как бы хорош он ни был, тоже человек. И потому он - часть меня. Подвластная мне часть. И, вооруженная этой силой, вновь бью по его организму, по тем маленьким центрам в мозгу, что ответственны за действия.
Он падает, как подрубленное дерево, - молча и угрожающе. Знаю, что долго обморок не продлится, силы уже заплетаются в диковинные узоры вокруг поверженного тела, стремительно возвращая его к жизни. Не важно. Времени мне хватит.
Бесшумно, хотя находящиеся внутри прекрасно осведомлены о моем приближении, захожу в пещеру. Замираю, скептически оглядывая открывшуюся передо мной сцену.
Женщина, худая и усталая, с растрепанными зелеными косами в прожженном в нескольких местах костюме для верховой езды. Она сидит, держа на коленях голову Приговоренного, рядом валяется выдернутая аак-ра. Значит, я опоздала. Но хоть пытку эта цыпочка и прекратила, спасти жизнь человеку, чье тело, сохраняя внешнюю форму, давно перестало быть человеческим, она бессильна.
Он умирает, теперь, когда процесс перестал контролироваться аакрой, умирает стремительно. А она вглядывается в бледное лицо светло-зелеными глазами, и на мгновение мне кажется: не отражение ли это? Они так похожи...
Мужчина выдыхает, пытаясь заговорить, и она наклоняется к нему, ловя тихие звуки. Я, снедаемая любопытством, поворачиваю уши, пытаясь ничего не пропустить.
- ... Моя вина... Рита... останови...
- Ш-ш. - Женщина прикладывает палец с изящным зеленым ногтем к его губам. - Я позабочусь об этом.
Тот как-то вымученно весело щурит зеленые глаза
- Ты, любила повторять, что я плохо кончу... Но разве плохо... умирать... на руках... у единственного существа... что тебя любит?
Ух ты, как трогательно!
Потрескавшиеся губы женщины кривятся, на глазах появляется влага, и тут он весьма драматически умирает Я, разумеется, не могу отказать себе в удовольствии выпить его смерть, вместе с ее болью. Потрясающий получается коктейль.
Зеленоглазая воровка тем временем снисходит до того, чтобы признать мое существование. Спокойно так поднимается на ноги, отряхивает пыль с одежды. Вновь кривит губы в улыбке, на этот раз насмешливой и злой, но, как ни странно, злится она, похоже, не на меня.
- Ave, Caeser, Rex, Imperator - Morituri te salutant! Vita brevis, ars longa...
Я не без удивления выслушиваю эту ахинею, пытаясь понять, что же за добыча попалась мне на этот раз. Какая-то нестандартная еда...
'Еда' подходит ко мне, спокойная, немного печальная. Признаться, я теряюсь. Вообще-то такое поведение предполагает ловушку. Но эта и не думает угрожать, я точно знаю! И 'умереть достойно, сражаясь, с оружием в руках' она вроде тоже не пытается... Каждой порой ощущаю бьющую из человеческой женщины горькую иронию. Нет - самоиронию. Может, хочет себя за что-то наказать?
- Ах, девочка, так вот ты какая... - Это она мне? - Я долго гадала, какой ты окажешься. Вообще, мне следовало гораздо раньше догадаться о происходящем. Все было на поверхности: состояние Хранительницы, намеки, расспросы об архетипах... Антея только что не кричала об этом на каждом углу!
Она обходит меня вокруг, с искренним любопытством рассматривая, и я откуда-то знаю, что она видит. Продолжаю выжидать, собирая информацию и прикидывая, что такого интересного смогу я сотворить с зеленоглазым дивом. Некоторые проклевывающиеся варианты кажутся вполне... занимательными.
- ... По крайней мере ясно, почему ты выбрала именно этот аспект для воплощения. Ничего удивительного, раз материальная форма оказалась заточенной в тело эль-ин. Когти, клыки, крылья - тебя чуть ли не силой загнали в фольклорный образ, соответствующий такому внешнему облику. Из всех возможных вариантов выбран вампир - это печально. Опять же, последние минуты перед воплощением: идиот-братец сделал все, чтобы ты отражала как можно больше неблаговидных сторон человеческой природы. И, разумеется, последнее заклинание риани...
Пытать на ее глазах мужа? Он мне самой нужен. Сделать муляж мужа? Нет, эта отличит.
- ... Интересно, знал ли Л'Рис, что делает? Скорее всего. А может, его настолько ослепила перспектива стать героем, что ничего другого он просто не видел? С этими эль-ин никогда нельзя знать точно...
Ловлю ее за плечи, прекращая это мельтешение, разворачиваю лицом к себе. Какая низенькая! Приходится наклонять голову.
- Смертная, ты понимаешь, что тебя ждет? - Голос мой почему-то звучит озадаченно.
- О да! Это я так. Трепыхаюсь перед неизбежным. - Она вновь улыбается, но глаза полны тоски, и это меня успокаивает. Вдруг протягивает руку, прикасаясь к вплетенному в волосы синему цветку. - Голубая роза. Символ забвения. Символ потерь. Символ беспамятства. О, я должна была понять раньше! Антея ведь все еще жива где-то в тебе, да? Бедные вы мои!
Она, кажется, готова разрыдаться. Н-да. Обнажаю клыки, захватываю ее руки в железное кольцо своих. Оттягиваю в сторону голову, обнажая шею. Страха в этой оголтелой по-прежнему нет. Это передо мной-то, которая излучает такой первобытный ужас, что смертные дышать не могут!
А дуреха прижимается ко мне, точно ноги ее не держат, по узкому, безумно усталому лицу ее текут
