- Я поделилась ею со своим прежним бой-френдом. Правда, этот кретин так и не сумел ею воспользоваться - до сих пор у него на подбородке, как у козла, растут три жалких волоска!
- Ну ты и завелась не на шутку! - снова попытался спасти положение Ходасевич.- Кстати, Катарина, я ведь сюда не ради стриптиза приехал, а чтобы взглянуть на твою выставку. Как она, кажется, Времени упор называется?
- Времени запор,- уже миролюбивым тоном поправила Катарина.- Пойдем, я покажу. Она в соседней комнате.
- Подожди, Катя. А про какой это стриптиз сказал... ик.. этот гадкий господин?
- Сама ты...- начала было снова Катарина, но, встретившись взглядом с умоляющими глазами Ходасевича, передумала браниться и просто махнула рукой в сторону не прекращающей кружиться тусовки.- Вон там. Поспеши, а то стриптизершу без тебя разденут! - и расхохоталась низким хрипловатым смехом.
Когда они уже выходили из прокуренной, наполненной бесшабашным весельем, безмерным хохотом и пьяными вскриками комнаты, до них донесся счастливый, победный Никин клич: Вася, я ее раздела!
- Вот дура! - не удержавшись, прокомментировала Катарина.- Теперь тебе придется шмотки с себя скидывать. А ведь ты плоская, как мой гончарный круг!
- Ну-ну, Катарина! Ты ж такая вежливая сначала была! - мягко осадил художницу Ходасевич.- Лучше показывай, где тут Времени... А-а, вот оно что!
*4*
Оказывается, столы из большой барной комнаты перекочевали в малую, предназначенную, видимо, для изолированных попоек. Столы были составлены в виде ломанной кривой и ломились, но не от яств, а от керамических штучек.
- Вот это да! - подивился обилию изделий из светлой и темной глины Ходасевич.- Наверное, не меньше года на это ушло?
- Меньше. За семь с половиной месяцев слепила.
- Ну-у, так ты не только плодовита, но и шустра! Ночи напролет обжигала! Жертвуя сексом?
- Всякое бывало,-Катарина ничуть не смутилась.- Смотри, это детская керамическая дорога. Представляешь, в эти вагончики белых мышей посадить? Клево, скажи? Театр зверей имени Дурова (я слышала, он до сих пор есть в Москве) от зависти сдох бы... прости, умер, если бы увидел эту дорогу!
- А это что за странные часы? - Ходасевич держал в руках необычную вещицу - помесь песочных часов с предметом, без которого современный человек вряд ли представляет свою жизнь.- Это - часы, а это, если не ошибаюсь...
- Унитаз,- подсказала Катарина.- Часы, плавно переходящие в унитаз. Именем этой работы названа вся моя выставка - Времени запор.
- Отчего так? - продолжая вертеть в руках удивительный запор, спросил Вадька.- Зачем время пускать туда же, куда и...
- А ты всегда используешь свое время разумно? - недоверчиво усмехнулась Катарина.- Це-ле-со-об- раз-но?.. Не поверю! Наверняка ведь просираешь немало часов!
- Всякое бывает,- согласился Ходасевич.
- Вот видишь,- Катарина небрежно расчистила от своих поделок место на столе и, высоко задрав полы платья, уселась. Ходасевич уставился на ее ножки в светлых колготках.- Садись, еще будет время поглазеть. Время у нас часто уходит насмарку. А знаешь, в каких случаях?.. Когда у нас возникают проблемы с инспирацией. У тебя, кстати, как сейчас с инспирацией?
- С чем-чем? Катарина, лучше б ты материлась! Тебе это больше идет, а мне понятней!
- Эх, ты, невежда! Не знать значения такого слова! Да ты и часа не можешь без него обойтись! Это твой воздух, Вадик, твой хлеб, твоя самая большая любовь!
- Ну вот, запричитала! Моя самая большая любовь - это любовь музы, которая как кинула меня месяц назад, так с того дня носа и не кажет!
- А я о чем говорю? Инспирация - это молоко из груди твоей неверной музы!
- Ну-ну, потише! Моя муза слишком молода, чтобы я из ее груди молоко сосал!
- А ведь сосешь,- Катарина томно потянулась, закатила кокетливо глазки, сладко провела языком по верхней губе (и проделала все это так искусно, так артистично),- сосешь ведь, глупенький, и упиваешься этими редкими мгновеньями! - потом вдруг резко наклонилась навстречу Ходасевичу и ужалила-поцеловала его в шею, оставив неровный пятак засоса. Подняла голову и разразилась густым, как барабанный марш, хохотом.
- Что ты делаешь, ненормальная?! - Вадька шутливо оттолкнул от себя девушку и тоже рассмеялся.- Хоть ты тресни, но не стану я сосать у своей музы грудь!
- Ну и дурак! - не на шутку разозлилась Катарина.- Инспирация - это вдохновение, балда!
- А по-моему, внушение,- уже не так непримиримо, но все же продолжал упрямиться Вадька.
- Нет, вдохновение! Твое духовное сношение с Богом... А по большому счету - может, и внушение. Господь внушает тебе гениальные свои идеи и проекты, осеменяет ими твое неразвитое, никудышное, как глинозем, сознание. И часто делает это совершенно напрасно. Ведь ты неблагодарный, ограниченный и без царя в голове! Это ж надо - унитаз со свистком! Такое только ты мог придумать!
- А ты лучше, что ли? Приравнять время к продуктам пищеварения! А?.. У меня унитаз-фарс получился, а у тебя штучка похлеще - толчок-палач! Так что, Катарина, мы с тобой одного поля ягоды,- философски заключил Ходасевич. Затем весело так глянул по сторонам: - У тебя выпить ничего нет?
- Нет... не одного поля,- глядя на Вадьку совершенно серьезными, бледно-зелеными, цвета разведенного виноградного сока, глазами, не согласилась Катарина.- Ты, Ходасевич, уничижительно относишься к вдохновению.
- Я мастер. Зачем мастеру вдохновение?
- Тогда тебе и муза ни к чему.
- Ну, это ты зря! Муза - совсем другое дело. Без нее мне никак нельзя!
- Дурачок! А муза что дает тебе? Вдохновение! На то она и муза!
- Ну ты сказала! Разве можно назвать вдохновением то, что дает муза? Это все равно что наше Сумское море приравнять к Черному или Балтийскому! Лужу к морю! Ты понимаешь, о чем я говорю? Разве вдохновеньице, назовем его так, разве вдохновеньице, дарованное музой, может сравниться с тем подъемом, который ощущаешь, когда к тебе неожиданно приходит... Бог? Да, Бог! Как же редко случается со мной такое!.. Тебя удивляет, что я вспомнил о Боге? Но вдохновение и в самом деле милость Божья! Лишь Его одного. По сравнению с ним импульсы, которые временами сообщает нам муза,- детский лепет! Ведь музой оборачиваются исключительно земные вещи. Ну, какой пример привести?.. Цветущий сад - первое, что сейчас пришло в голову. Он создает поэтическое, ни к чему не обязывающее настроение. Из-под пера как бы невзначай сыплются легкие буквы-лепестки, которым уготовано скорое увядание. А вокруг витает повторяющийся из года в год аромат весеннего сумасшествия!.. Банально? А что ты хочешь - музы давно уж превратились в апатичных ведьм и привидения. Поэтому ничего оригинального от них не дождешься!.. Или вот другой пример, еще более избитый - женщина, любимая, казалось бы, до конца жизни. Или обреченная тихая осень... вся из себя парадная, как гроб нового русского. Да мало ли таких примеров, примеров пришествия к нам музы! Даже великое творчество имеет земные корни. Ну, кроме тех редких случаев, когда кистью или словом управлял Господь. Да... Но вот что еще я хотел сказать. Не случайно, думаю, вдохновение... или, как ты выразилась, инспирация рифмуется с конспирацией. То, что мы очень редко (или вообще никогда!) переживаем, испытав Божью благодать, милость Его,- это большое таинство. Это очень интимно. Мы бережем вдохновение в сердце своем и разуме. Скрываем от приставучих взглядов соглядатаев. А потом беременеем какой-нибудь Его идеей, вытолкнутой на поверхность сознания окрепшим в нас вдохновением. Вынашиваем в себе чудо, ходим с ним по улицам, ложимся спать, обдумываем его, присматриваемся к нему, обратив внутрь себя бездумный, как могло бы показаться со стороны, взгляд. И вот - рожаем. А бывает, роды наступают сразу - бурные, стремительные, вызывающие у нас спазму в горле и слезы на глазах. Будто нетерпячее вдохновение пинком вышибло из нас дитя скоротечного нашего творчества...
- Сам придумал или кто надоумил? - остановила Вадькин поток сознания Катарина, внимательно следившая за ним больше даже не взглядом, а полуоткрытым ртом, словно в нем скрывался Катаринин третий глаз. Ходасевич, продолжая сидеть на столе среди керамических поделок, с нарочитой беспечностью раскачивал левой ногой.
