системам.
- Например, почкам?
- Ни в коей мере! Почки - это возмутительно! Я вообще настаиваю на том, что ты не имеешь права сравнивать внешние миры и внутренний порядок астроваров! Это привилегия...
Дьяченко не услышал последних слов карлика. Внезапный порыв ветра, ворвавшийся на крепостную стену, унес их в горы. На мертвой башне пробили часы. Кольцо смерти лопнуло, и в город с четырех сторон хлынули войска ворога. Но это случилось тогда, когда человек был далеко отсюда. Его взгляд по-прежнему опережал смерть.
...Они стояли посреди зеленого поля, над которым опрокинулось маленькое голубое озеро. С тростником, росшим сверху вниз, касавшимся макушки Дьяченко. С утками, несшими пестрые яйца на макушке Дьяченко. С цикадами, затеявшими безобидный спор на макушке Дьяченко.
Проведя рукой по волосам, вспугнув уток, цикад, скинув прочь пестрые яйца, Валька огляделся. Слева, подминая короткую, как трехдневная щетина, траву, пасся единорог. Вид его был спокоен и полон достоинства. Оззо водил рогом по опрокинутому озеру, накалывал на рог красных рыб, а копытами топтал свои и чужие страхи. Глядя на единорога, Валька впервые за долгое время вдохнул полной грудью.
Наконец Эрза решил открыть карты.
- Я мог бы заставить тебя видеть меня бесконечно. До конца твоих куцых дней. Рано или поздно ты смирился бы, человече, и признал бы мой порядок за свою единственную, раз и навсегда устоявшуюся реальность. Или за прихотливую вереницу выпавших на твою долю дней и ночей. Я еще не решил, как бы я поступил с тобой. Но сейчас это не важно. Ведь тебе уготована миссия. Мне наплевать, справишься ты с ней или нет. Но я не должен впредь мешать тебе. Хотя, допускаю, другой астровар, окажись на моем месте, возможно, убил бы тебя. Знаешь почему?.. Потому что ты хочешь прикончить моего непутевого братца!
- Разве? - почти равнодушно возразил Дьяченко, прислушиваясь к голосу воды над головой.
- Вот именно! - распалялся все сильней астровар. - Разве ты не хочешь убить бога Оззо?!
- Оззо?! Но при чем тут ты?! - еще не понимая, к чему клонит Эрза, воскликнул Дьяченко.
- Я его предтеча.
- Кто?!
- Я родился перед Оззо. В том же лукре, который ты, человече, обыскивал, как ищейка, как вор. Я на краткий миг опередил бога. Все астровары поступают так: рождаются раньше своих богов. И я не исключение... За это я вобрал всю его грязь! Его родовую злость и ненависть! И широту натуры тоже вобрал. Ничего не оставил. Ха-ха-ха, ты лазил в том колодце, как червь, ты можешь подтвердить: там не осталось ничего, кроме шлака и мусора. Я не оставил Оззо ничего лишнего. Ведь у бога и быть не может ничего лишнего! Непозволительная роскошь носиться, как с писаной торбой, с напрасными переживаниями, сочувствиями и надеждами. Моему богу не чуждо только то, что моей волей оставлено ему!
- Так это ты породил монстра?! - Валька с трудом сдерживал себя, кровь в его жилах гудела, как ток в высоковольтных проводах. Но Эрза одним строгим взором остудил его пыл.
- Я предтеча. Я явил тебе истину, которую ты заслужил. И которую тебе придется либо принять, либо уничтожить.
- Но послушай, прежде чем я решусь на этот последний бой...
Но Эрза слушать не стал. Отрицательно мотнув головой, незаметно выхватил из-под полы продолговатый тонкий предмет и, не целясь, метнул в Оззо. Единорог, не издав ни единого звука, свалился замертво. Падая, он пропахал рогом по густому тростнику - несколько сырых склизких комьев упало Дьяченко на голову и за шиворот. Отряхнувшись, Валька поднялся на носочки и, дотянувшись до небесного озера, вырвал один молодой стебель. В лунку внезапно заглянуло солнце.
- Напрасно. Тебе все равно не унести этот тростник, иначе... Я не смогу повернуть твою судьбу вспять, если ты не освободишься от впечатлений и опыта, которые ты получил, наблюдая миры астроваров. Хм, иногда опыт играет с нами злую шутку. Иногда он подобен гарпуну, который невозможно извлечь из жертвы, предварительно не расчленив ее тело.
Сказав так, карлик уперся тяжелым башмаком в живот единорога и выдернул дротик.
- А теперь посмотри ему в левый глаз! - приказал Эрза. Дьяченко повиновался. Послушно прижал правый глаз к левому оку мертвого единорога. Он проделал это с той же торопливой жертвенностью, с какой иной отчаявшийся приставляет к виску дуло пистолета. Валька заглянул - и не нашел силы отпрянуть. Он увидел... себя. Анфас. С открытым беззвучным ртом - распахнутым не то для крика, не то для мольбы.
- Что все это значит?! - не отрывая глаза, закричал Дьяченко. Миры астроваров иссякли? Или тебе наскучило крутить мне свой фарс?
- И не то и не другое, человече, - голос Эрза прозвучал высоко и невнятно, заглушаемый шелестом тростника. - Ведь ты же хотел о чем-то спросить меня?
- Но стоило ли ради этого убивать Оззо?
- Не отвлекайся, спрашивай.
- Собственно, это мелочи. Ничего особенного. Мнимые страхи. Мания преследования. Словно я бегу от кого-то... Сдается мне, все эти миры неслучайны. Бесконечные погружения в них, бессмысленные метания, блуждания - и снова бегство. Опять новый мир без единого шанса найти дорогу обратно.
- Считай, что ты дошел до критической точки. Сел на дно. Хуже дно опрокинулось над твоей головой. А это значит: тебе некуда больше бежать!.. От кого ты бежишь, я не знаю. И гадать не стану. Ты - бежишь. Вернее, бежал. С этого момента, человече, ты займешься своим возвращением. Возможно, ты вернешься к тому, что все это время заставляло тебя бежать.
*27*
Дьяченко сломя голову бежал к смотровой площадке. Он возвращался к началу лабиринта, к тому месту, где когда-то дьявол сотворил себе палача. Небывалая злость проснулась в человеке, она застлала ему глаза, сделала бесчувственным тело. Он то и дело натыкался на острые углы, штыри, осколки, хрустевшие под ногами тысячами голодных челюстей. Кровь вперемешку с потом и слезами катилась по его растерзанному лицу. Но чем злей и решительней становился человек, тем с большей жестокостью обращался с ним лабиринт. Лабиринт! Он словно восстал против человека, превратился в сплошную непреодолимую баррикаду: за каждым углом, за каждым вторым поворотом поджидал обломок-палач, осколок-палач, колодец-могила...
Эрза не прекращал задирать Дьяченко: 'Что ты ползешь, как сонный грешник? А ну-ка давай поживей, человече! Копуши и трусы - добыча для демонов!' Сам он едва поспевал за семимильными Валькиными шагами. При этом астровар демонстрировал чудеса. Наверное, мало кто, обладая таким же ростом и маленькими криволапыми ножками, мог бы повторить его бег - с той же прытью, по столь же пересеченной и кишащей угрозами местности. 'Ну что ты плетешься? Давай, давай добавь страсти к своей холодеющей душе! Поперчи ее чертовой ненавистью! Запеки с черным гневом!'
Когда карлик наконец выбился из сил, когда язык его, без устали моловший проклятия и заклинания в адрес человека, теперь волочился не быстрей разбитых в кровь ног, когда Дьяченко подхватил его на руки - даже тогда красномордый брюзга нашел в себе наглости поучать Вальку:
- Давай, давай! Не смей останавливаться! Только вперед! В аду не терпят пораженцев! Да их нигде не терпят! Быстрей, человече! Нам нужно опередить бронзового Оззо! Если мы не успеем, эта чертова машина разорвет на куски старого Ингэла! А если вдобавок чудовище проглотит хотя бы один плод с дерева мудрости - нам конец! Тогда Оззо всесилен! Тогда никто не сможет противостоять его злу! Все станут его рабами!
- Виорах говорил, - хрипел натруженно легкими Дьяченко, - Виорах говорил, что монстр не устоит перед сувениром!
- Чепуха! Глупости, тьфу! - плевался с Валькиного плеча астровар. - Как можно с помощью игрушки одолеть чудовище?!
- Так как же я с ним совладаю?! Отвечай!! Отвечай, черт тебя подери, иначе я вырву у тебя, как у поганой жабы, твои кривые лапки!
Но карлик, как нарочно, с ответом не спешил. 'Заткнулся, сволочь', - Валька в сердцах ущипнул его, но калечить не стал. Наоборот, неожиданно оказал ему прямо-таки трогательную помощь - подсадил как можно выше, заботливо подтолкнул под зад - и Эрза, точно обезьянка, цепляясь за щели и выбоины в стене, ловко вскарабкался на остатки смотровой площадки. Пыхтя и чертыхаясь, следом полез Дьяченко. Наверху поодиночке и целыми грудами продолжало лежать с полсотни мертвых хлопов. Странное дело, трупы здесь
