будто хорошо к ней относится, попытка шантажа могла перевесить родственную привязанность. За те месяцы, что она провела в Англии, Макси узнала, что главная черта англичан - стремление соблюсти внешние приличия. Если Макс угрожал разгласить какой-нибудь неблаговидный эпизод семейной хроники, его вполне могли за это убить. Дядя наверняка пошел бы на такую крайнюю меру с сожалением, но у него хватило бы решимости сделать то, что он считал необходимым.
Все это, конечно, маловероятно, однако разве убийство не маловероятно? Макси закрыла глаза. Может быть, она сходит с ума? У нее было богатое воображение - отец даже говорил, что она всегда склонна предполагать худшее и сейчас она дала этому воображению волю. А что, если подслушанный ею разговор имеет простое и вовсе не криминальное объяснение? Если так, она такого объяснения придумать не могла.
Самым логичным было бы спросить дядю, но Макси казалось, что это неразумно. Если он принял такие крайние меры, чтобы скрыть какую-то семейную тайну, вряд ли он ей в этом признается. Более того, если он совершил преступление, то Макси тоже будет угрожать опасность. Вряд ли он хочет причинить ей вред, но, если он заказал убийство собственного брата, то, не задумываясь, расправится и с племянницей.
Макси прикусила губу. В ее голове теснились горькие и отрывистые мысли. Но два факта были несомненны: ее отец умер не от естественных причин, и сама она была persona non grata в родовом поместье Коллингвудов. Она и раньше знала, что тетя Алтея ее недолюбливает, но все же ее ужаснула враждебность, которая прозвучала в ее словах. 'Темнокожая дикарка'... 'полукровка'...
Макси решила бежать из Ченли-корта сегодня же ночью, как только все улягутся спать. Но она не собиралась просто вернуться в Америку. Сначала она отправится в Лондон и узнает правду о смерти отца.
Макси села в кровати. Необходимость обдумать план действий несколько утихомирила вихрь раздиравших ее чувств. У нее был адрес гостиницы, где Макс прожил свои последние дни, и она знала имена старых друзей, которых он собирался навестить в Лондоне. Для начала этого было достаточно.
Но как добраться до Лондона? Ее пяти фунтов не хватит на билет на дилижанс. Так что придется идти пешком. До Лондона добрых двести пятьдесят миль, но это не пугало девушку, которая провела полжизни, кочуя пешком по дорогам Новой Англии.
Однако на этот раз с ней не будет отца, который служил ей защитой, а девушке путешествовать по Англии одной и глупо, и опасно. Макси раньше не приходилось выдавать себя за мужчину, но на небезопасных дорогах Америки она обычно носила мужское платье. К счастью, она привезла его в Англию. Если она перетянет грудь и спрячет волосы под шляпу, то в свободной рубахе, жилетке и куртке вполне сойдет за ничем не примечательного юношу. А если кто-нибудь проявит чересчур назойливое любопытство - на этот случай у нее есть нож.
Сборы заняли немного времени - за четверть века жизни Макси не скопила особого имущества. Кроме мужской одежды, ей понадобится одно женское платье для Лондона и плащ, который к тому же будет служить ей одеялом. Для такого путешествия пригодится и ее заветный мешочек с американскими лекарственными травами. Серебряный крест матери висел на ее шее, а часы отца, незатейливые золотые сережки и губную гармошку она рассует по внутренним карманам куртки. Посуду же можно будет купить по дороге у жестянщика.
Все пожитки легко поместились в маленьком поношенном заплечном мешке. Макси осталось только дождаться, когда все лягут спать. Она была не в силах сесть за стол с дядей и теткой и, послала горничную сказать им, что у нее болит голова и что она просит прислать ужин в комнату.
Труднее всего оказалось написать записку. Было бы бессовестно, после того как она несколько месяцев пользовалась гостеприимством Коллингвудов, исчезнуть без всякого предупреждения. Странно, что, несмотря на свои подозрения, она не может забыть о приличиях. Но главное - чтобы хозяин и хозяйка дома не догадались, что она подслушала их загадочный и так ее взволновавший разговор.
Макси долго в сомнении грызла перо, затем ее посетило озарение. Надо написать, что она отправилась в Лондон в гости к другой своей тетке.
Дездемона Росс была много моложе своих братьев Клетуса и Максимуса. Она давно овдовела и имела репутацию синего чулка с необузданным характером и крайними мнениями. Поскольку леди Коллингвуд терпеть ее не могла, она редко навещала Ченли-корт. Макси ни разу не видела леди Росс, но они переписывались. Последнее письмо она получила вчера. Надо написать, что леди Росс пригласила племянницу погостить к себе в Лондон.
Макси удовлетворенно принялась за записку. Конечно, уйти из дому посреди ночи, ни с кем не простившись, грубо и эксцентрично, но по крайней мере ее не станут разыскивать. А больше ей ничего не нужно. Вряд ли они задумаются, откуда она взяла деньги на билет.
Да, собственно говоря, она и в самом деле навестит тетку, от которой получала столь дружелюбные и остроумные письма. Будет приятно познакомиться хотя бы с одним членом отцовской семьи, к которому она готова испытывать родственные чувства.
***
Макси без труда ушла ночью из Ченли- корта. Она с удовольствием надела свой мужской костюм - ей надоело ходить в платьях. Женщины племени, к которому принадлежала ее мать, носили длинные кожаные гамаши, и Макси чувствовала себя в них так же удобно, как и в платьях бледнолицых. Прощальную записку она оставила у себя в комнате. Если ей повезет, ее найдут только на следующий день.
Макси зашла на кухню и взяла с собой хлеба, сыра, кусок ветчины и запас чая. По крайней мере, до Йоркшира ей не придется тратиться на еду. Немного подумав, она зашла в кабинет дяди и взяла там старую карту, на которой была изображена дорога в Лондон.
Макси вышла из дома через боковую дверь. Небо к ночи очистилось от туч, хотя весь вечер моросил дождь. Она сочла это добрым предзнаменованием. Ночь была сырой и довольно прохладной, но Макси с удовольствием вдыхала холодный воздух. От одного ощущения свободы у нее улучшилось настроение.
Легким привычным шагом она быстро прошла по подъездной аллее, но в конце ее остановилась, чтобы бросить прощальный взгляд на Ченли-корт. Максимус радовался возвращению в родной дом, и где бы ни витал сейчас его дух, он, наверное, доволен, что его бренные останки похоронены в фамильной усыпальнице.
Но хотя Ченли-корт и был родным домом ее отца, Макси не собиралась сюда возвращаться. Она, как мятежная струйка, нарушила гладь глубокой и внешне спокойной английской заводи, и исчезнет так же быстро, как рябь на поверхности воды.
До захода луны Макси прошла пять или шесть миль. Затем, увидев на фоне звездного неба силуэт небольшого сарая, прошла к нему через мокрый луг. Внутри она обнаружила копну прошлогоднего сена и устроилась на этой ароматной постели, подложив под голову заплечный мешок и накрывшись плащом.
Ей неоднократно приходилось ночевать в амбарах и сараях, но впервые в жизни Макси была совершенно одна. Прежде рядом всегда спал отец.
При этом воспоминании у нее защемило сердце. Это была и тоска по умершему отцу, и грусть по поводу собственного одиночества. Она чуть не расплакалась и, чтобы удержаться, взялась рукой за серебряный крест матери. Она из племени могавков, она американка и член семьи Коллинсов, и ей не подобает себя жалеть.
Однако, уже засыпая, она с горечью подумала: 'Неужели теперь, когда нет отца, я всю жизнь буду одна?'
Глава 2
Братья завтракали вместе, но в полном молчании, которое нарушалось лишь шелестом газетных страниц. Но в газете не сообщалось ничего интересного, да и была она пятидневной давности, так что Джайлсу скоро надоело читать, и он принялся разглядывать брата поверх раскрытой 'Тайме'.
Когда они были мальчиками, разница в пять лет имела большое значение, и Джайлс относился к Робину покровительственно, как к младшему. Но он надеялся, что за зиму, живя под одной крышей, они сумеют стать друзьями, как два взрослых, как ровни.
Однако этого не произошло. Если при первой встрече в Вулверхемптоне Робин немного раскрылся брату, после того вечера он опять спрятался в свою скорлупу. Он был очень приятным гостем, всегда готовым поговорить, помолчать или поехать в гости к кому-нибудь из соседей, если брат его об этом просил. Но его мысли и чувства были скрыты за непроницаемым барьером юмора и обаяния.
Собственно, в этом не было бы ничего страшного, если бы Джайлс не чувствовал, что с братом творится что-то неладное. У Робина совершенно пропал вкус к жизни, который раньше был его отличительной
