— Вот еще что, Бен. Сегодня я случайно встретила Фила Росса и пригласила заглянуть. Полагаю, ты не будешь против. Надеюсь, между вами нет никаких разногласий?
Нортон поглядел на нее, пытаясь вспомнить, говорил ли ей, что Фил Росс отказался от своих слов.
— Никаких, — ответил он. — Гвен, у меня нет разногласий ни с одним человеком. Я начинаю новую жизнь. Давай веселиться. Пойдем, я познакомлюсь с твоими друзьями. Кстати, кто они?
Они пошли обратно к библиотеке.
— Здесь главным образом друзья Энни, — сказала Гвен. — Я хочу познакомить тебя с ней. Она славная. И притом хорошо пишет. Работала в «Пост», но ушла на внештатную работу. Писала статьи для «Роллинг Стоунз», «Вашингтониэн», но хочет по-настоящему заняться литературой. Она только что пристроила первый рассказ, по этому случаю и затеяна вечеринка.
В библиотеке Нортон сел на диван рядом с Энни, высокой, худощавой молодой женщиной с веснушками и длинными черными буйными волосами. Одета она была в джинсы и цветастую блузку, расстегнутую минимум на две пуговицы ниже, чем ее мать могла бы одобрить. Груди у нее были маленькие, изящные и такие же веснушчатые, как и лицо.
— Ты Энни, — сказал он.
— Да.
— А я Бен Нортон.
— Я знаю. Гвен сказала мне. Ты встречался с ее подругой по имени Донна, той, что была убита.
— Да.
— Расскажи мне о ней.
— Не хочется.
— Ну извини. Я лишь… Мне казалось, что это интересная история.
— Донна мертва, — сказал он. — История окончена.
— Эй, Энни, — окликнула ее другая женщина с противоположного конца комнаты. — Слышала про Софи?
Сорокапятилетняя Софи была членом конгресса и приобрела известность полнотой и откровенными высказываниями.
— Нет, а что с ней? — откликнулась Энни.
— Она беременна, — крикнула в ответ Митци. — О господи, можете представить Софи
Все загоготали, и парень, вертевший самокрутки, начал долгий путаный рассказ, соль которого заключалась в том, что спикер конгресса — фетишист.
— Вы, я вижу, не очень высокого мнения о выборных лидерах? — сказал Нортон.
— Еще бы, — ответила Энни. — Если забыть, что они говорят, и только видеть, что
Нортон пожал плечами.
— Там хватает шутов, — сказал он. — Но есть и хорошие люди.
— Расскажи об Уитморе, — внезапно попросила она. — Хороший он человек?
— В этом я не обвинил бы его, — сказал Нортон. — Но он может стать великим президентом. О более проницательном политике я даже не слышал.
— А что он представляет собой как личность?
— Не знаю. Никогда не интересовался им как личностью.
— Женщины интересуются, — сказала Энни. — Он очень привлекателен.
— По возрасту он годится тебе в отцы.
— Однажды у меня была интрижка с человеком его возраста. Складный мужчина, весь мускулистый, как Хемфри Богарт.
— Много было у тебя интрижек?
— Не знаю, много или нет. Мне двадцать семь, и у меня было двадцать три мужчины. Это много? А сколько было у тебя женщин?
— Не знаю, — ответил Нортон. — Потерял счет.
— Кроме шуток, скажи, сколько?
— Да много. Пятьдесят. Или сто. Несколько лет я вел счет. Идиотизм.
— Почему ты не женат? — спросила его Энни. — Похоже, ты склонен к семейной жизни.
— Склонен, но те, на ком я хотел жениться, не хотели выходить за меня, и наоборот. Я слишком осторожен. Смотрю на своих школьных друзей: кто разведен, кто собирается развестись, кому надо бы собраться. Глядя на них, спешить с женитьбой не хочется.
— Чего я не хочу, — сказала Энни, — так это иметь дело с женатиками. Пару раз пробовала, хватит.
— Почему? Испытываешь чувство вины?
— Нет. Но бывает обидно. Занимаешься с кем-то любовью, а он потом уходит проводить ночь с другой. Ты не представляешь, каково это.
Самокрутка с марихуаной дошла до них. Нортон передал ее Энни.
— Ты не куришь? — спросила она.
— Очень редко. После этого я всегда забываю, о чем говорил.
— Затянись, — предложила она. — Помогает расслабиться. Нортон с раздражением затянулся. Женщины всегда говорили, что он кажется скованным, чопорным, сдержанным. Но как быть, если он так выглядит? Что ж теперь, ходить босиком?
— Знаешь, какое ты производишь впечатление? — спросила Энни. — Тебе подошло бы сидеть в белом костюме на веранде своего плантаторского дома со стаканом мятного пунша в руке.
— Наподобие Кларка Гейбла в фильме «Унесенные ветром», — сказал он.
— Может, скорее полковника с рекламы жареных цыплят. — Энни хихикнула. — Но в духе старой южной аристократии. Преемник гордой традиции и все такое.
— Энни, хочешь знать, что такое эта гордая традиция? — спросил Нортон. — По словам моего отца, в восемьсот двадцатом году в день рождения королевы из лондонских тюрем выпустили всех заключенных с условием, что они покинут Англию, и все эти отбросы общества крали суда, сколачивали плоты и всяческими способами добирались до Америки, таким образом клан Нортонов и оказался здесь. В нашем роду было множество конокрадов, сотни солдат-конфедератов, один неплохой губернатор Северной Каролины и в конце концов мой отец. В тридцать четвертом году он лишился своей фермы, пошел работать на лесопильный завод за двадцать центов в час и был рад такому заработку. Я тоже работал на лесопильном заводе, но, во-первых, я был довольно смышлен, во-вторых, что еще более важно, отлично играл в бейсбол, из чего следовало, что я создан для великих дел.
— Как ты попал в штат Уитмора? — спросила Энни. — Мне казалось, он брал к себе только безжалостных негодяев.
— Он счел нелишним иметь рядом с собой одну деревенщину, чтобы смягчить свой образ, — сказал Нортон и засмеялся собственной шутке. — Нет, дело было сложнее. Я стал работать у одного сенатора из Северной Каролины советником в антитрестовском подкомитете. Когда мой сенатор умер, председателем подкомитета стал Уитмор. Некоторое время спустя он вызвал меня к себе в кабинет. Я думал, что он хочет меня уволить и взять кого-то из своих. Вместо этого у нас произошел вот такой короткий разговор. Он спросил: «Хочешь остаться на работе, Нортон?» Я ответил, что хочу. Он сказал: «Оставайся. Я требую только преданности. Стопроцентной». Я сказал, что это не проблема. Мы пожали друг другу руки, и разговор был окончен. И лишь получив очередной чек, я узнал, что Уитмор повысил мне жалованье.
— Ты его недооценил, — сказала Энни. — Ты хорошо работал, а он был не так глуп, чтобы увольнять тебя.
— Да, — ответил Нортон. — Это единственный раз, когда я недооценил Чака Уитмора. В конце концов он сделал меня своим юрисконсультом. И вот я здесь.
— Я рада, — сказала Энни и погладила его по голове. Тут к ним подошел Пит, бармен из бара
