Фонтан пенился пузырями, и брызги поднимали их тысячами в теплый воздух, а бриз из открытой в оранжерею двери уносил их к танцзалу. Зрелище было весьма захватывающее, за исключением того, что пузыри, лопаясь, оставляли на шелке крошечные переливающиеся мокрые разводы.
Пока никто не заметил, она постучала закрытым веером по знакомой широкой спине и чуть не растаяла при виде ослепительной улыбки Дунстана, когда он обернулся к ней.
— Это твоя идея? — дерзко поинтересовалась она.
— Моя, — с гордостью заявил один из младших с вьющимися волосами Ивесов. — Я подумал, Фелисити это понравится.
— Ты, наверное, Джозеф, — Лейла внимательно посмотрела на юношу, — архитектор, который разрабатывал и осуществлял все безумные идеи моего дяди? Я думала, что Юн самый изобретательный из вас.
Дунстан стоял рядом, не прикасаясь к ней, но у нее создалось ощущение, что она чувствует на себе его руки. И что он, находясь близко, внушает чувство уверенности и оживленности.
Он испытывал удовольствие! Наконец-то Дунстан Ивес стал таким, каким был всегда, и это для нее? Женщина трепетала от этой мысли.
— Они выгнали Юна из школы из-за этого фокуса, — ответил Дунстан за своего сводного брата. — Джозеф и Дэвид просто улучшили его изобретение. — Дунстан кивнул на второго Ивеса, который стоял рядом с Джозефом. — Они проверили, чтобы вода в фонтане не вышла за пределы и не затопила танцзал, что именно случилось у Юна.
Более высокий, чем Джозеф, унаследовавший те же самые широкие плечи, как у Дунстана, Дэвид покраснел, но сделал надлежащий поклон.
— Мы пытались определить, можно ли каким-нибудь образом качать воду под музыкальное сопровождение.
— Я прослежу, чтобы Фелисити поблагодарила вас при первой же возможности. Можно мне позаимствовать вашего брата на несколько минут?
Прежде чем последовать за Лейлой, Дунстан предупредил братьев:
— Не забывайте, о чем я вас просил. Держите глаза и уши открытыми. Дэвид, не отходи далеко от Джозефа. Не слишком усердствуйте с этим развлечением, просто убедитесь, что вас заметили интересующие нас лица.
Лейла только сейчас увидела изумруд, приколотый к галстуку юноши. Он покраснел под ее взглядом, но кивнул Дунстану.
— Что ты задумал? — шепотом спросила она, когда тот повел ее в оранжерею. Благодаря своим внушительным размерам ему не составило большого труда пробраться через толпу. Мужчины расходились в разные стороны при их приближении. Шепот раздавался им вслед, но он, казалось, совершенно не обращал внимания.
Дунстан пожал плечами в ответ на ее вопрос.
— Стараюсь наделать побольше шума.
— Чтобы все видели, что ты вернулся, — с кривой улыбкой заметила Лейла, когда они дошли до оранжереи.
— Я не собираюсь скрываться. Я должен вести себя либо как человек, который ни в чем не виноват, либо повеситься на люстре к всеобщему одобрению, — ответил он, увлекая ее за собой в открытые двойные двери в зимний сад.
— Тот изумруд принадлежал Силии?
— Похожий. Это стекло. — Дунстан поймал ее локон, накрутил его вокруг пальца и потянул Лейлу к себе. — Я не чувствую себя обезьяной в маскарадном костюме, когда ты рядом, и я думаю только о тебе.
Лейле было очень приятно слышать от Дунстана подобные признания. Хотя она прекрасно понимала, что ему нелегко было говорить о своих чувствах. Может, у него кружилась голова и путались мысли точно так же, как у нее.
— Ты потанцуешь со мной немного позже? — шепотом попросила она.
Дунстан расслабился и улыбнулся, ведь Лейла не подсмеивалась над ним и не читала нотаций.
— С удовольствием, если ты проследишь, чтобы это был контрданс, — согласился он. — С ним я справлюсь, не оттоптав тебе ног. Ты знала, что твой племянник часто посещал ту же самую компанию, что и Силия?
— Нет, но мне следовало бы догадаться, если она развлекалась с подобными Викхаму и лорду Джону. Они приглашены сегодня вечером. Кто еще в твоем списке?
— Таунсенд и любой из этой толпы. Но так как нам не известен мотив, то трудно определить, кто. Кого из них она могла шантажировать?
— Можно с гостями я буду говорить о Силии пренебрежительно? Это поможет проверить, могу ли я чувствовать запах страха и выяснить, как использовать эти знания. А ты смотри внимательнее и прислушивайся по мере возможности.
Дунстан заглянул в глубокое декольте Лейлы и застонал.
— Я, без сомнения, буду наблюдать внимательно, но не ради Силии. Много не улыбайся мужчинам, иначе я объявлю на весь мир, что ты принадлежишь только мне одному.
Его собственничество удивило Лейлу, но Дунстан, в свою очередь, принял как должное сорвавшиеся с ее губ слова:
— Я полагаю, тебе отлично известно, что мои улыбки другим мужчинам ничего не значат.
— У меня нет опыта общения с женщинами, так что не проверяй меня на этом, — предупредил он. — Я знаю, что не имею никакого права брать с тебя какие-либо обязательства, но в настоящее время я не волен над собой.
Она все поняла. Примитивные чувства боролись в сердце Лейлы, чувства, на которых ни один из них не смел играть, как он и предупредил.
— Ты любил Силию? — вопреки своему желанию шепотом спросила она.
Дунстан на мгновение замер, затем прислонился к столу. Орхидея упала ему на лоб, и он отодвинул ее в сторону.
— Я сомневаюсь, понимал ли, что такое любовь, — осторожно ответил он. — Силия была прекрасна и очаровательна. Она была похожа на красивую бабочку, которую нельзя приколоть к подушечке. У меня было какое-то странное ощущение, что, если я освобожу ее, она посмотрит мир и вернется назад ко мне.
Лейла слышала в его голосе отвращение к самому себе.
— Ты любил ее, — убежденно сказала она, потому что, видя его с сыном, понимала, каким огромным потенциалом чувств обладает этот мужчина. — Ты любил жену и ради нее бросил сына, а она предала тебя. Но те, кто сейчас любит и уважает тебя, никогда не предадут, как сделала она. Верь нам. — Разволновавшись, что наговорила больше, чем нужно. Лейла достала из волос булавку и поправила украшающую ее платье серебряную бабочку. — Скоро будет первый танец. Веди себя хорошо. Я найду тебя позже.
Дунстан остался в оранжерее. Он стоял у входа и наблюдал, как черные волосы Лейлы мелькают среди белых причесок и седых париков. А блеск ее темно-синего платья, казалось, затмевал бледные розовые и зеленые наряды других гостей. Дунстан мало смыслил в идеалах женской красоты, бытующих в обществе, но точно знал: Лейла соответствовала ему во всех отношениях. Гордость, что она выбрала именно его, вселяла в него уверенность, он был взволнован до глубины души.
Придя в себя и размышляя над словами Лейлы, Дунстан уставился на сверкающие люстры в соседней комнате, курящиеся приятными ароматами. Может быть, в эту минуту он чувствовал себя виноватым в смерти Силии, потому что потерял женщину, которую когда-то любил?
Тогда он, должно быть, имел доброе сердце, раз любил Силию в течение такого короткого времени и чувствовал, что это была любовь. Но он не был мягким человеком, разве не так? Лейла, должно быть, сошла с ума, раз утверждает это.
Нет, она не сошла с ума. Лейла видела его насквозь, как бы ни не хотел он это признавать. Джозеф и Дэвид подошли к брату посмотреть, как он чувствует себя после разговора с Лейлой. Дунстан пожал
