Пусть его уносит под воду — Нат почувствовал, как его щека царапнулась о камень, — ведь его снова вынесет наверх и…
Он и сам не помнил, как оказался рядом с Кешчи, как начал барахтаться в воде, вдыхая, когда появлялась такая возможность, побольше воздуха, и все время пытаясь ухватиться за опутавшие крыло растения. Казалось, прошла вечность, но Кешчи наконец обрел свободу.
Кешчи схватился за протянутую ему Тураком руку. Ничего не соображающий, насквозь промокший — он не мог лететь сам, а Турак не мог его тащить в одиночку.
Волна швырнула Ната головой вперед на то место, где раньше разбилась лодка. Еще чуть-чуть, и было бы поздно, но мальчик успел дотянуться до пульта управления и поднялся в воздух.
Он схватил Кешчи за вторую руку и переключил силовую установку своего пояса в положение «Перегрузка». На пару с Тураком они оттащили своего товарища на землю.
— Моя жизнь принадлежит тебе, Натаниэл Фолкейн, — дома сказал Кешчи. — Позволь мне почитать тебя.
— Да, да, — шепотом пронеслось в полумраке комнаты, где собрались обитатели чота Заклинателей Дождя.
— М-м-м, — пробормотал, вспыхнув, Нат. Ему хотелось сказать: «Пожалуйста, только не говорите моим родителям, во что я по глупости вляпался». — Но это было бы несообразно той торжественной церемонии, которую для него устроили Друзья.
Наконец она завершилась, и ему с Тураком удалось ускользнуть на тот самый балкон, с которого все началось. Короткий авалонский день подходил к концу. Солнечные лучи косо освещали поля, отражались от моря, за которым лежали дома людей. Воздух был спокойным, прозрачным и пропитанным запахом растений.
— Я сегодня многое узнал, — серьезно сказал Турак.
— Да уж, надеюсь, со следующей лодкой вы будете осторожнее, — попытался пошутить Нат. «Ну сколько же можно вокруг меня суетиться? — подумал он. — Когда-нибудь, конечно, перестанут, и тогда можно будет расслабиться и просто радоваться обществу друг друга. Но пока…»
— Я понял, как хорошо, когда у каждого свои сильные стороны и ими можно делиться.
— Ну конечно. Разве не ради этого затеяли устройство нашей колонии?
Стоя между небом и морем, Нат вспоминал, как он плавал, нырял, ходил на яхте всю свою жизнь, сверкание и смех воды, ласкающей лицо и обнимающей все тело, катание на мировых волнах и заплывы в полумрак скрытых глубин, неожиданную красоту рыбы или волнистый песок дна, солнечные зайчики над головой… и посмотрел на ифрианца, испытывая к нему толику сочувствия.
